Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

Относительно политики российского еврейства я ограничился указанием на «нынешнюю свободу прессы» в царстве большевиков, которая заставляет меня умолчать о многом.

88

С этим предложением обратились ко мне летом и затем осенью 1918 г. из Стокгольма Л. Хазанович и Л. Моцкин{860}. В октябре я написал обширную статью «Национальные права еврейского народа» (см. ниже под 20.Х), где доказывал необходимость отстаивать на мирном конгрессе прежде всего международное признание евреев нацией, против стремлений правительств (в особенности польского) и ассимилированной части еврейства. Ввиду расстройства путей сообщений и еще не снятых военных кордонов, я послал свою статью в Копенгаген или Стокгольм окольными путями, и я несколько лет не знал, дошла ли она по назначению. Позже, уже в Берлине, я узнал от Хазановича, что статья дошла, но издание сборника не состоялось. Так она и осталась ненапечатанною.

89

Тут сбоку в дневнике приписка: «Нет, позже узнал: это стихи Блока в поэме „Двенадцать“, вложенные в уста красноармейца». [Ред.]

90

В комиссию по истории образования я, вследствие поставленного мною условия, не вошел. Вместо меня работал там с Лозинским С. М. Гинзбург. Они вскоре выпустили большой том актов{861}. Библиографическая комиссия не закончила своих работ.

91

Ловкий издатель «Биржевых ведомостей» Проппер предоставил свой дом в распоряжение Еврейского университета для того, чтобы спасти его от превращения в солдатскую казарму и полного уничтожения обстановки.

92

Следует «видение» на древнееврейском языке о переселении в Палестину после окончания «Истории». [Ред.]

93

 Мои опасения оправдались: 19 апреля поляки убили в Вильне многих евреев по подозрению в сочувствии большевикам. Среди погибших был и симпатичный писатель А. Вайтер, бывший революционер, которого я видел в 1911 г. в Петербурге. Едва избегли опасности арестованные там С. Ан-ский, С. Нигер{862} и Л. Яффе{863}.

94

Этот абзац переведен здесь с записи на древнееврейском языке. [Ред.]

95

В летние сезоны часовая стрелка передвигалась на 2–3 часа вперед.

96

С приходом Гитлера к власти в Германии это предсказание или предчувствие, к несчастью, в полной мере оправдалось.

97

Тут следует приписка на древнееврейском языке: мечта об окончании исторического труда с тем, чтобы потом поселиться в Палестине и облечь его в «священные одежды национального языка», но выражено опасение, что мечта не сбудется, что мне суждено остаться в пустыне и накануне смерти услышать голос: ты в обетованную землю не войдешь!.. [Ред.]

98

Последние слухи нуждаются в проверке.

99

Потом оказалось, что большая часть книг разошлась по массовым заказам Комиссариата просвещения, рассылавшего их по народным библиотекам в города и деревни. Позже мои книги, вероятно, были оттуда изъяты. Моими издателями были владельцы большой типографии «Кадима» сионисты Л. Раппопорт{864}, Гепштейн{865} и др. 

100

Еще позже узнал, что это была известная «пытка страхом» и тихое избиение в домах.

101

Помню процесс рубки и расколки дров в сарае двумя топорами, большим (колун) и малым. Однажды, когда я колол большим топором толстую колоду, у меня от крайнего напряжения кровь хлынула к горлу, и я подумал, что это разрыв какого-то сосуда и что сейчас упаду. Удивился, что уцелел.

102

См. в предыдущей главе, запись от 5 декабря 1919 г.

103

Фактически не оправдалась. См. дальше.

104

Следует на древнееврейском языке особая поминальная молитва в стиле средневековых элегий.

105

Оказалось, что эта книга (русское издание 1914 г.) уже была напечатана в немецком переводе и «Jüdisher Verlag» ждал продолжения, бывшего у меня в рукописи.

106

«Но если речь идет об абсолютном существе, которое там на высотах сосредоточивает б себе все идеальное в полной ясности, о существе, душу которого я чувствую в глубине своей души, о существе, которое не имеет ни очертаний, ни лица, которое ощущается во всем, но не осязается ни в чем, которое является сиянием вне нас и совестью внутри нас и которое я, за неимением другого, более высокого имени, называю Богом, — тогда все меняется: тогда я верующий, а ты, поп, атеист».

107

Друзья не нашли возможным передать это «прошение».

108

Что в отказе утвердить меня руководителем кафедры еврейской истории сыграли роль реакционеры из группы Вольдемараса, недовольные самим учреждением этой кафедры, свидетельствует такое компетентное лицо, как ректор литовского университета либеральный М. Биржишка. Через несколько лет после этого инцидента он в беседе с журналистами высказал сожаление, что «из-за реакционеров не осуществился план создания иудаистического факультета и благодаря этому мы лишились чести иметь в числе преподавателей нашего университета такого человека, как проф. С. Дубнов, который был намечен руководителем этого факультета» (цитирую по берлинской «Jüdische Rundschau» от 2.XI.1926).

109

Вывозом этой библиотеки я обязан стараниям Бенциона Каца{866}, ездившего из Берлина в Россию с поручением спасти библиотеку барона Гинцбурга, что не удалось.

110

Официальное приглашение от Стифена Вайза{867}, основателя свободного Теологического института в Нью-Йорке, было послано, но не дошло до меня во время моих скитаний. Позже, при встрече с Вайзом в Швейцарии в 1927 г., он меня упрекнул в том, что я не ответил на его письмо. Я ему открыл, что письмо не дошло до меня, но что я все равно не мог бы принять приглашение.

111

Для характеристики ивритской устной речи в те годы ее зарождения приведу рассказ об отношении к ней Ахад-Гаама, первоклассного мастера писаной речи. Однажды он, неохотно говоривший на иврит, вынужден был уступить просьбам собравшихся и произнес речь на этом языке. Когда после закрытия собрания слушатели сказали ему, что он прекрасно выразил свои мысли на языке, на котором не привык говорить, Ахад-Гаам иронически ответил: «Откуда вы это знаете? Ведь вы выслушали только