Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем скорее это произойдет, тем лучше, решил я, мысленно рассматривая создавшееся положение, потому что мне было ясно: этот косматый сукин сын не тронется с места, надо начать массированную атаку, разработать дерзкий план и искусно его выполнить. Мне кажется, я никогда еще не видел собаку, которая бы всем своим видом выражала, что она приросла к месту и не сдвинется с него, пока не придет хозяйка. А я еще не продумал во всех деталях, что именно я скажу Стиффи, когда она вернется и увидит меня на своем комоде, я сижу там как курица на насесте.
Наблюдая за животным, которое торчало как шишка на ровном месте, я начал злиться. Вспомнил Фредди Уиджена, которого во время визита к друзьям в их загородный дом немецкая овчарка загнала на гардероб, и он потом рассказывал мне, что ужасно страдал от унижения, это было самое скверное во всей истории, такой удар для гордого духа, надеюсь, вы понимаете, – и он, чей род ведет начало от сотворения времен, как вполне справедливо можно выразиться, по прихоти гнусной шавки вынужден гнездиться на платяном шкафу.
В точности как я. Конечно, хвастаться своими предками дурной тон, но, черт возьми, Вустеры и в самом деле пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем и, между прочим, были с ним большие друзья; но что толку от дружбы с Вильгельмом Завоевателем, если отпрыску древнего рода суждено погибнуть от зубов паршивого скотч-терьера.
От этих мыслей я совсем раскис и стал глядеть на пса с ненавистью.
– По-моему, это чудовищно, Дживс, – сказал я, выразив вслух свои мысли. – Как можно держать такого пса в спальне? От него одна грязь.
– Да, сэр.
– Скотч-терьеры пахнут, даже самые породистые. Вы, конечно, помните, какой ужасный запах шел от Макинтоша моей тети Агаты, когда она гостила у меня. Я часто вам жаловался.
– Да, сэр.
– А этот просто смердит. Его давно следует переселить в конюшню. Что за порядки в "Тотли-Тауэрс"? У Стиффи в спальне живет скотч-терьер, Гасси держит стаи тритонов, – не дом, а настоящий зверинец.
– Да, сэр.
– Взгляните на все с другой точки зрения, – продолжал я, разгорячась. – Я говорю об опасности, которую представляет собой пес такого нрава, когда вы держите его в спальне: ведь он может броситься на кого угодно и растерзать. Нам с вами удалось спастись, когда мы оказались в опасности, а если бы вместо нас вошла пугливая горничная?
– Да, сэр.
– Я так ясно вижу, как она идет сюда, чтобы постелить постель. Это хрупкая девушка с большими голубыми глазами и робким выражением. Она открывает дверь, переступает порог и направляется к кровати. А на нее прыгает этот людоед. О том, что произойдет, даже думать не хочется.
– Нет, сэр.
Я нахмурился.
– Вместо того чтобы сидеть на шкафу и повторять "Да, сэр", "Нет, сэр", вы бы, Дживс, лучше что-нибудь сделали.
– А что я могу сделать, сэр?
– Начать действовать, Дживс. Смелое, решительное действие – вот что нам сейчас нужно. Может быть, вы помните, как мы однажды гостили у тети Агаты в "Вуллем-Черси" в графстве Гертфордшир? Там еще был достопочтенный А. Б. Филмер, член кабинета министров, а от меня все не отставал рассердившийся лебедь, и я влез на крышу домика, который стоял на островке посреди озера.
– Я очень хорошо помню этот эпизод, сэр.
– И я тоже. Картина так ярко запечатлелась на сетчатке моего воображения – это действительно сетчатка, да?
– Да, сэр.
– Так вот, вы бесстрашно встаете перед лебедем – а ну кыш отсюда, глупая птица, – и набрасываете ему на голову свой плащ, лебедь в полной растерянности, я свободен, а он вынужден продумывать весь план военных действий заново. Великолепная сцена укрощения. В жизни не видел ничего удачнее.
– Благодарю вас, сэр. Я рад, что оказался полезен.
– Еще как, Дживс, не знаю, что бы я без вас делал. И вот сейчас мне пришло в голову, что можно повторить тот маневр, пес будет совершенно сбит с толку.
– Несомненно, сэр. Но у меня нет плаща.
– Тогда я советую вам обдумать, как заменить его простыней. А если вы сомневаетесь, что простыня сослужит службу не хуже плаща, могу рассказать, что как раз перед тем, как вы вошли в комнату, я испытал ее на Споде с отличным результатом. Он никак не мог из-под нее выпутаться.
– В самом деле, сэр?
– Можете не сомневаться, Дживс. Лучшего оружия, чем простыня, и желать не приходится. На кровати есть простыни
– Да, сэр. На кровати.
Молчание... Я не люблю обижать людей, но если это не nolle prosequi, значит, мне не понятен смысл этой процедуры. Замкнутое хмурое лицо Дживса подтверждало, что я не ошибся, и я решил сыграть на его гордости, как Гасси во время наших pour-parlers[18] относительно Спода пытался сыграть на моей.
– Дживс, вы боитесь крошечную плюгавую собачонку?
Он почтительно поправил меня, выразив мнение, что животное, о котором идет речь, вовсе не крошечная плюгавая собачонка, а собака средней величины с прекрасно развитой мускулатурой. Он особенно советовал мне обратить внимание на челюсти и зубы Бартоломью.
Я принялся уговаривать его.
– Вот увидите, Дживс, если вы неожиданно прыгнете, его зубы не вонзятся в тело. Вы можете подскочить к кровати, сорвать простыню и замотать в нее пса, он не сообразит, что случилось, а мы окажемся на свободе.
– Да, сэр.
– Ну так что, будете прыгать?
– Нет, сэр.
Наступило довольно тягостное молчание. Пес Бартоломью все так же не мигая смотрел на меня, и опять я заметил на его морде высокомерно-добродетельное ханжеское выражение, которое мне еще больше не понравилось. Кому приятно сидеть на комоде, куда вас загнал скотч-терьер, но мне казалось, что в таком случае животное должно хотя бы проявить понимание и не сыпать соль на раны, не спрашивать взглядом: "Ну что, спасли тебя?" Я решил прогнать с его морды это выражение. В шандале, стоявшем возле меня, был огарок свечи, я вынул его и бросил в мерзкую тварь. Бартоломью с жадностью сожрал свечу, через минуту его вырвало, и он, дав мне короткую передышку, как ни в чем не бывало снова уставился на меня. Тут дверь открылась, и в комнату вошла Стиффи. А я-то ждал ее часа через два, не раньше.
Мне сразу бросилось в глаза, что ее обычной жизнерадостности как не бывало. Ведь Стиффи минуты не посидит на месте, вечно куда-то несется – молодые силы играют, так, кажется, говорят, но сейчас она двигалась медленно, нога за ногу, как бурлаки на Волге. Она равнодушно посмотрела на нас, бросила: "Привет, Берти. Привет, Дживс" – и, казалось, забыла о нас. Приблизилась к туалетному столику, сняла шляпку и, опустившись на стул, мрачно посмотрела на себя в зеркало. Видно, ее душа была как проколотая шина, из которой вышел воздух, и я понял, что, если не заговорю, она тоже не заговорит, а молчать сейчас и вовсе неловко. Поэтому я сказал:
– Привет, Стиффи.
– Привет.
– Приятный вечер. Вашего пса только что вырвало на ковер.
Это, конечно, была прелюдия к главной теме, которую я и начал развивать.
– Вы, наверно, удивились, Стиффи, застав нас здесь?
– Нет, ничуть. Вы искали блокнот?
– Ну конечно. Именно блокнот. Хотя, если честно, мы не успели приступить к поискам. Ваш песик был против. – Я все это с юмором представил, обратите внимание. В таких случаях только юмор и спасает. – Он неправильно истолковал наш визит.
– В самом деле?
– Да. Я очень затрудню вас, если попрошу пристегнуть к его ошейнику надежный ремень и отвести угрозу, нависшую над демократией во всем мире?
– Да, очень затрудните.
– Неужели вы не хотите спасти жизнь двум вашим ближним?
– Не хочу. Я не хочу спасать жизнь мужчинам. Ненавижу мужчин, всех до одного. Надеюсь, Бартоломью искусает вас до костей.
Призывами к человечности ее не проймешь, это ясно. Попробуем другой подход.
– Я не ждал вас так скоро, – сказал я. – Думал, вы пошли в рабочий клуб бренчать на фортепьяно, пока Растяпа Пинкер показывает цветные картинки и читает лекцию о Святой земле.
– Я и пошла.
– Но вернулись что-то слишком уж рано.
– Да. Лекцию отменили. Гарольд разбил слайды.
– Не может быть. – Ну конечно, разве мог он их не переколотить, у него ведь руки не тем концом вставлены.
– Как же это случилось?
Она вяло погладила по голове пса Бартоломью, который подошел к ней, чтобы с ним поиграли.