Копия любви Фаберже - Ольга Тарасевич

Желание поквитаться с коварной адепткой йоги вызвало у Малышевского небывалую активность умственной деятельности. Конечно, просто так этот случай оставлять нельзя. Ага, «Солнечная поза», прилив энергии. И вдруг бабах – и на полу лежишь. Это что ж такое получается! Дурят доверчивых любителей спорта! Надо рассказать об этой гнусной йоге всю правду! Причем публично, в книге!

Игорь представил толстый-претолстый том со своей фамилией на обложке. И вдохновился еще больше. После разоблачения мерзкой сущности йоги можно еще чего-нибудь запросто разоблачить. Неэффективные таблетки для похудения, совершенно не помогающие средства от облысения. Благодарные читатели, которым только Игорь Малышевский (а другим писакам, ясный перец, это не под силу!) донесет свет правды, сразу же раскупят все его наиталантливейшие книжки. А потом…

Что будет потом, уже представлялось как-то смутно. Может, за ним помчатся толпы журналистов с диктофонами и камерами наперевес? Руководство компании «Pan Zahar Group», наверное, станет просить-умолять занять высокую должность? А Аллочка, конечно, рухнет перед ним на колени. Пару раз, во искупление вины, шандарахнется лбом об пол. И попросит прощения за то, что не сразу рассмотрела всю мощь и красоту таланта гениального писателя Игоря Малышевского.

– А чего ждать, собственно говоря? – пробормотал Игорь, неуклюже поднимаясь на ноги. – Вот прямо сейчас к ней и пойду. Официальный день уже два часа как закончен. А она всегда задерживается. Пойду, порадую детку!

Он прошел в раздевалку, поднял руку и задумчиво понюхал подмышку. Потом пахло, но не сильно. В душ Игорь решил не ходить: а чего Аллу баловать? Но, вспомнив, что ночи страстной и порочной любви у них еще все же не случилось, щедро оросил себя одеколоном «Дружок».

Парфюм со столь игривым названием Игорю недавно презентовала санитарка из больницы. Она всегда почему-то морщилась и старалась убирать в палате побыстрее. А как-то раз женщина, густо покраснев, стыдливо поставила на тумбочку одеколон «Дружок». Вот тогда Игорь все понял – бедняжка сгорает в огне страсти, втрескалась по уши! Это ясно. Как божий день! Во-первых, он, конечно же, неотразим. Не влюбиться невозможно. Во-вторых, название одеколона «Дружок» – это ж фактически интимное предложение. Как обычно стонут сладкие девочки в порнофильмах? «О, какой у тебя дружок!» Намек, однозначно. В-третьих, о серьезности чувств санитарки явно свидетельствовала надпись на этикетке флакона: «Для домашних любимцев». Она жаждет даже домашнего очага! С любимцем, с любимым! Вот как торкнуло скромную труженицу больницы! Подарок санитарки Игорь, разумеется, принял. Но не более того – у него же есть детка, Аллочка. И все меж ними будет тики-так…

Когда с разбрызгиванием «Дружка» было покончено, Малышевский стянул кроссовки. И растерянно воззрился на пальцы ног, кокетливо выглядывающие из рваных носочков.

Да уж, пообносился он немного, все без женской заботы, без внимания. Срочно к детке! Сначала ночь любви, страстной и порочной. А потом пусть в благодарность носочки заштопает. И постирает всенепременно, он человек занятой, творческий, не ему же корячиться с носками над тазиком!

Затолкав спортивный костюм в шкафчик, Игорь быстро надел темную «двойку» (в этой компании всем инструкторам разрешалось находиться в спортивной одежде только в зале. Никаких скидок для гениальных писателей, возмутительно!). И, осмотревшись по сторонам – в раздевалке никого, – достал из шкафчика стопроцентное средство для обольщения детки. Парик. Мужской, дорогой, темно-русого цвета.

Примерять его в магазине Игорь постеснялся. А зря. На лысину, как оказалось, изделие натягивалось плохо, все норовило коварно соскользнуть.

Но, конечно, копна волос – ерунда, что искусственных, у него такие же были! – придала неотразимой внешности и вовсе исключительный шарм.

– Главное – головой резко не вертеть, – прошептал Малышевский, восхищенно разглядывая себя в зеркале. – И все будет тики-так. Детка! Я – твоя судьба! Иди ко мне!

Дверь раздевалки распахнулась. Тренер Захарова Костя хотел, как обычно, прижав к груди ладонь, сдержанно поклониться. Но вместо этого вдруг прикрыл лицо воротом кимоно.

«Не может смириться с тем, как я красив», – решил Малышевский. И, задрав подбородок ровно настолько, чтобы не соскользнул парик, гордо выплыл в коридор.

Навстречу детке, судьбе, ночи страсти и порока.

Конечно же, все пройдет тики-так. У гениальных писателей по-другому и не бывает!

«Все работает моя детка, – подумал Игорь, увидев пробивающуюся сквозь закрытую дверь приемной полоску света. – Сейчас ужо отдохнет. Я же к ней пришел!»

Видимо, Аллочка явно не ценила своего счастья. Дверь в приемную оказалась закрытой на ключ. Если бы Малышевский не слышал легкого треска компьютерной клавиатуры, то решил бы, что секретарь просто забыла выключить свет. После того, как Игорь подергал ручку, треск прекратился. Но он-то уже все понял!

– Детка, – колотя в дверь, соблазнительным голосом промурлыкал Малышевский. – Мы же с тобой договаривались! Открой, и все будет тики-так!

Дура была эта детка. Не хотела впускать гениального писателя. Ну, так просто этого оставлять нельзя!

Малышевский со всего размаха заехал по двери ногой.

От резкой боли потемнело в глазах. Парик предательски сполз, но Малышевского это уже не волновало. Сев на пол, он гладил ушибленную конечность и заливался слезами.

А потом дверь приемной распахнулась…

Глава 7

День Карла Фаберже самым пресквернейшим образом был омрачен разговором с сыскной полицией. Ювелиру пришлось долго пояснять по случаю, начинавшемуся вполне безвинно, но оказавшемуся впоследствии на редкость неприятным.

А дело обстояло так. Ранним утром в магазине на Большой Морской появился хорошо одетый господин. В роскошной енотовой шубе, солидный, сразу делалось понятно: не анархист, не бомбист (упаси боже!), а достойнейший богатый покупатель. Приказчики бросились показывать ему изделия. Господин выбрал много вещей, но оказалось, что денег для расчета при нем находится недостаточно. Он дал триста рублей, пообещал принести вскорости еще полторы тысячи. Оставил в магазине слугу, забрал шкатулки с изделиями и исчез. По прошествии нескольких часов приказчики не могли уже более не обращать внимания на исходивший от слуги тяжелый дух. А когда вдобавок заприметили грязную шею да черные ногти неприятного малого, заподозрили неладное и дали знать в полицию. «Слуга» с перепугу сразу же во всем сыскным сознался. И поведал, что был нанят за три рубля, переоделся в приготовленное для него форменное платье, после чего прошествовал вслед за «господином» в магазин. Работы постоянной не имеет, нанимается в сезон грузчиком, а когда нет на рынке нужды в переноске товаров, и вовсе христарадничает…

Настроение у Карла в связи со злополучной кражей было ужаснейшим. Закончив диктовать полицейским про украденные изделия, Фаберже выбранил приказчиков, пригрозил лишить их жалованья и направился в свой кабинет.

Многочисленные дела фирмы требовали безотлагательного внимания…

Он попытался заняться письмами, поступившими из отделений, открытых в Москве, Одессе и Лондоне. Особенно тревожил Лондон. Там решительнейшим образом требовали ставить на изделия местное клеймо. Но как ставить? Изделия ведь выпускаются и небольшие, и очень хрупкие, даже свой знак не на каждой вещи оставить можно.

Но потом мысли все равно вернулись к ловкому мошеннику.

Найдут подлеца? Или ускользнет, останется безнаказанным?

«Не столько из-за убытков расстройство, – вздохнул Карл, откладывая бумаги. – Какая брошь красивая пропала с алмазами! И золоченый флакон для духов, и бонбоньерка, расписанная эмалями. Такие изделия – и в недобрых руках, вот что обидно!»

Он удивился, завидев входящего в кабинет Франсуа Бирбаума, главного художника фирмы.

Всегда со щегольской бабочкой, в белоснежнейшей сорочке, с аккуратно причесанными волосами, при знакомстве Бирбаум произвел скорее неприятное впечатление своим излишним уж фатовством. Но скоро прекрасная работа нового художника на фирме позволила со спокойным сердцем доверять ему всю художественную часть. Черные блестящие глаза Бирбаума, казалось, разом видели сотни будущих изделий, и для простоватого московского клиента, и для привередливого лондонского. Художник всегда справлялся с делами сам, и если он пришел, означать такой визит может только одно – новые неприятности.

– А, опять?! – воскликнул Карл, посмотрев на эскизы, которые Франсуа выложил перед ним на стол. – Да закончится это когда-нибудь или нет?!

Рисунки, выполненные неумелой рукой императрицы Александры Федоровны, выглядели нелепо. Ни один мастер по ним не смог бы точно понять ни внешний вид изготавливаемого изделия, ни материалы, надлежащие использовать в работе. Вдобавок императрица всегда считала необходимым выполнить смету расходов и указать окончательную цену, которую фирма получит за исполнение заказа. За эту сумму – Карл быстро провел в уме необходимые вычисления – в лучшем случае можно изготовить только застежку эмалированной заколки с алмазами-кабошонами. И то если речь идет о золоте. А коли платина – по рисункам императрицы понять материал сложно, – то и застежки даже не выполнить.