Копия любви Фаберже - Ольга Тарасевич

– Все через одно место делается, – заворчала Наталья, поднимаясь с постели.

Она взяла со столика заколку, убрала непослушные рыжие волосы. И подошла к мольберту с неоконченным рисунком.

Заснеженный лес, но не мрачный, нарядный. В сугробах прячется избушка, сложенная из светлых бревен. Домик простой, незамысловатый. Ярко горят окна. Наверное, за ними можно увидеть большую дружную семью, наслаждающуюся неспешным ужином. Время для близких, время с близкими. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Но к счастью тоже надо привыкать. Работы много, она непростая. Однако если вдруг порой и удается вырваться из Москвы, то расслабиться, забыться, наслаждаться отдыхом уже не получается. Все мысли о том, что у ребят завал. Что у начальника появились срочные вопросы. Что…

«Домик, домик. Я придумала тебя красивым и спокойным. Я уже почти тебя нарисовала. Может, ты существуешь? И тепло, и покой тоже где-то есть?» – подумала Наталья, отходя на пару шагов назад, чтобы понять, как легли краски. Вроде бы свободное пространство комнаты вдруг несильно толкнуло ее в спину…

– Доброе утро, мой любимый Шишкин, – муж нежно коснулся щеки поцелуем. – А я не звонил, думал, ты спишь.

– Поспишь тут. – Наталья промыла кисть, закрыла баночки с красками. – Ты тоже не ложился, судя по лицу. Как дежурство, часто дергали?

– Как всегда. Суицид, скоропостижка, а под утро еще, похоже, и убийство. Падение с высоты. Сама знаешь, сколько повреждений, пока все следователю продиктуешь… И чего этого мужика на крышу понесло? Одет прилично, запаха спиртного нет. Документы при нем были, удостоверение, он работал инструктором в фитнес-центре «Pan Zahar Group».

– Как ты сказал?

– Ой, ну помнишь рекламу – «Наш квас для вас»? Компания по производству безалкогольных напитков.

– Помню. Ролики эти рекламные, забыла бы, а не получится, – пробормотала Наталья и посмотрела на часы.

Семь утра. В принципе, уже можно звонить следователю Владимиру Седову…

– Товарищ участковый, вы пишите, пишите. Ходют ко мне по ночам инопланетяне. Зеленые. Написали?

Мишка согласно закивал головой.

– Черным по белому. К гражданке Псих… То есть к гражданке Ивановой Алевтине Петровне, 1930 года рождения, прописанной по адресу Каширское шоссе, д. 8, кв. 45, по ночам ходят инопланетяне. Запротоколировано.

Старушка, пожевав губами, пододвинула стул поближе к участковому и зашептала:

– Это соседка моя, Зинка, в контакт с ними вошла. И ночью их через свой балкон ко мне засылает. Чтобы забрали меня пришельцы эти зеленые. Для опытов своих. А Зинка на мою жилплощадь зарится. Квартира 46, Зинаида Васильевна Павлова. Пишите, пишите.

Закатив глаза к потолку, Мишка послушно поскрипел ручкой. Потом долго выяснял, нет ли у бабушенции других жалоб. Прекратили ли ей отравлять воду, текущую из крана? Не посылают ли через радиоточку зомбирующих сигналов? А то мало ли что! Надо все время не терять бдительности! Кругом коварные враги!

– Спасибо, касатик, – старушка вдруг подскочила и страстно обслюнявила Мишкину щеку. – Какой заботливый ты милицанэ-эр!

«Как же его перекосило, бедного, – посочувствовал приятелю оперативник Паша. Глянул на часы и испугался: – Да я через полчаса уже должен обеспечить привод на допрос, а Мишка тут ерундой занимается!»

– С инопланетянами мы разберемся. Ишь, шустрые какие, через балкон! Идите с богом, – он скосил глаза в бумагу, – Алевтина Петровна, и не переживайте. И на инопланетян, и на соседку управа найдется!

Выпроводив бабушку за дверь, Миша упал на стул и с чувством выполненного долга утер лоб.

– Достала…

Паша очень торопился. Но удержаться от комментария было выше его сил:

– А чего ты с ней разговаривал столько времени! Она же ненормальная! Если ее на учет еще не поставили, дай знать куда следует, и будешь иметь полное законное право посылать ее с инопланетянами подальше.

– Самый умный нашелся! – хмыкнул участковый. – Да состоит она на учете. Но у нее же активная жизненная позиция. Мы ее заворачиваем – она к начальству. Нам втык – почему, оборотни в погонах, не реагируете на обращения граждан? Честно говоря, надоело уже объяснять, что эта бабушка с приветом. Вот с ней побеседуешь, про инопланетян запишешь, – вздрогнув, Миша схватил лежавший перед ним лист, скомкал и зашвырнул в урну. – Еще и как целоваться, пытается вспомнить, бр-р… Так вот, с ней поговоришь – полгода покоя. Это был психотерапевтический сеанс. Ладно, проехали. Что там у тебя?

– Ну ты прямо Фрейд участковый! А дело такое. Помнишь ли ты, – Паша достал из кармана джинсов блокнот, зашелестел страничками, – некую Анастасию Тельцову? У следователя, с которым наше УВД работает, вроде как появилась версия, что за «его» труп, возможно, стоит благодарить поклонника этой самой Тельцовой. Там долгая схема, не буду тебя грузить подробностями. В общем, Анастасия Тельцова. Помнишь такую? И, если можно, давай живее, опаздываю.

Мишка сочувственно вздохнул:

– А тут быстрее не получится.

– Чего так?

– Да проституткой она была. Так что общение с мужчинами, сам понимаешь, более чем активное. Но кое-какие концы, я думаю, отыскать можно. Уголовное дело не возбуждали, там чистое самоубийство, никаких подозрений. Но выяснилось, что у Тельцовой был ВИЧ. Именно по этой причине она снотворного и наглоталась. Клиентов ее выявлять пытались, чтобы установить, не наградила ли она кого-нибудь «подарочком». Ты узнай у следователя, который проверку проводил, чем там дело закончилось.

Паша пометил в блокноте фамилию и вздохнул. Не везет Седову с этим делом, катастрофически не везет. С какой стороны ни сунется – один облом за другим. И вот опять… Это ж сколько мужиков и правда проходит через проститутку? Множество… Пока Седов выяснит, была ли у кого-нибудь серьезная любовь-морковь с Тельцовой, пока прикинет, кто из них решил отомстить Захарову… Но при чем тут миллионер, если у женщины был ВИЧ? Она действительно покончила с собой из-за болезни, а не из-за неразделенной любви? Или она сначала домогалась Захарова, а уже потом, выяснив про ВИЧ, решилась на самоубийство? Предположения, вопросы, нестыковки…

– Слушай, может, у этой Тельцовой отец или постоянный любовник был? – с надеждой поинтересовался оперативник. – А ВИЧ когда выявили? На вскрытии? Или она знала о том, что заражена? Вдруг ее самоубийство все-таки повлияло на наше дело?

За соломинку уцепить не получилось.

– Ну ты даешь – на вскрытии! О том, что инфицирована, Тельцова узнала дней за десять до того, как на тот свет решила отправиться, – участковый сочувственно вздохнул. – Отца вроде нет. В этом районе она квартиру снимала, а когда все случилось, мать ее приезжала, пьяная, неопрятная, алкоголичка, наверное. Ну а насчет постоянного любовника, сам понимаешь. Каждому, кто на участке, свечку держать не будешь…

Николая Абрамова Седов застал там, где и полагается находиться нормальному следователю, всю ночь составлявшему протокол осмотра места происшествия, – дома. В разговоре по мобильному телефону коллега был не очень-то любезен. Сонно интересовался, почему так срочно надо переговорить, предлагал встретиться на следующий день, напоминал про свое право на законный выходной. Но к приходу Седова Абрамов уже выглядел бодрым и энергичным. Успел сварить кофе и настрогать бутербродов с толстенными ломтями вареной колбасы. Володя, пожав протянутую ладонь, изумленно уставился на тарелку, полную бутербродных монстров. Потом осмотрел кухню, аскетичную и не очень чистую, с мутным окном и порыжевшей от старости занавеской. И решил, что, видимо, семейная жизнь у Абрамова не сложилась.

– Присаживайся! А может, ты чаю хочешь, а не кофе? Мотор как, позволяет? – суетился хозяин, доставая из шкафчика чашки с подозрительным налетом на донышке. – Я сам обычно чай пью, кофе редко. Но сейчас чувствую, что совсем отрубаюсь. Конечно, сейчас все тебе расскажу. Отчего не помочь коллеге.

– Я кофе буду, – буркнул Седов, сразу же догадавшийся, что кроется за радушным гостеприимством. И он не ошибся.

– А у тебя в производстве тоже убийство сотрудника «Pan Zahar Group»? Связь с Малышевским прослеживается? – с деланым равнодушием поинтересовался Николай Абрамов и отхлебнул кофе. – Как продвигается расследование? Подозреваемый установлен? Может, поинтересоваться его алиби на вчерашнюю ночь? Малышевского убили в двадцать три двадцать.

То ли кофе у Абрамова оказался некачественным, то ли варить он его не умел – но пить предложенное пойло было невозможно. Седов отставил чашку, посмотрел на хитренькое лицо коллеги и почти нежно сказал:

– Никак не продвигается. Подозреваемых нет, так что на предмет алиби допрашивать некого. Мотивы «моего» убийства непонятны, есть только версии. И свидетелей не выявлено.

Абрамов помрачнел. По прикушенной губе, гневно шевельнувшимся кустистым бровям, нервно теребящим край клетчатой скатерти пальцам его мысли читались, как в открытой книге.