Пути развития английского романа 1920-1930-х годов - Нина Михальская

В первом романе Форстера недостаточно глубоко мотивированы поступки героев. Это скорее роман ситуаций, но не характеров. Однако и система образов романа, и происходящие с героями события типично форстеровские. Он выводит своих героев за пределы привычной им обстановки и ставит их перед необходимостью решать неожиданные для них вопросы.

Как несовместимые величины противостоят друг другу заселенное зажиточными семьями буржуа лондонское предместье Состон и залитый солнечным светом итальянский городок Монтериано, где происходит основное действие романа.

Здесь, в Монтериано, Лилия впервые почувствовала себя счастливой: рядом с ней не было никого из Хэрритонов, которые в течение стольких лет подавляли ее волю и убивали желания. Вполне понятно, что вырвавшись из Состона, Лилия дала волю своим чувствам. А так как сила ее эмоций преобладала над скромными возможностями ее разума, то единственное, на что она оставалась способной, был слишком поспешно заключенный брак с Джино. Потребность реализовать столь долго сдерживаемую жажду самостоятельности оказалась так сильна, а непосредственность проявления чувств влюбленного в нее итальянца так покоряюща, что размышлять о чем бы то ни было Лилия просто не могла. Все отступило на второй план перед чарами Италии. Однако обретенное счастье оказалось недолговечным и наступил момент, когда Лилия затосковала по Состону. Лилия продолжает оставаться жертвой Состона, пленницей предрассудков, которые культивировались в доме миссис Хэрритон. Ведь не случайно она обращается с Джино так же, как в доме ее мужа обращались с нею самой: он беден и потому не смеет возражать своей благодетельнице; он молод и хорош собой и потому он глуп; он влюблен и потому она может позволить себе с ним все, что угодно. Лилия не скрывает своего превосходства над Джино. Слишком долго она оставалась в Состоне, поработившем ее личность и не давшем возможности развития ее разуму. Эмоции Лилии слепы. Она способна на мгновенную вспышку чувств, но она не способна разобраться в Джино.

Это выделяет ее из среды безликих обитателей Состона и сближает с пылким и непосредственным в проявлении своих чувств Джино. Однако только этого для обретения подлинной свободы еще недостаточно. Разобраться в окружающем и отдать отчет в происходящем Лилия не в состоянии. Будучи пассивной жертвой обстоятельств, Лилия погибает.

Форстер, в отличие от модернистов, не отрицал рациональные начала жизни и верил в возможности разума.

Нельзя не почувствовать, что рационализм Форстера проявился и в композиции его романов, построенных, как правило, просто и четко, и в системе образов его героев, среди которых отчетливо различаются две категории людей: носители и жертвы предрассудков и условностей, с одной стороны, и люди, сохраняющие подлинную человечность, гуманность и понимание окружающего, — с другой. И в данном случае Форстер опять-таки был очень далек от модернистов, нарушавших основные композиционные принципы традиционных повествовательных жанров и вполне сознательно стремившихся к смешению временных и пространственных представлений, Форстер избегает подобных крайностей, выступая продолжателем лучших реалистических традиций литературы прошлого. Никогда не отказывается он и от вполне определенного морального критерия в подходе к описываемым им явлениям и поступкам, оставаясь чуждым релятивизму модернистов и избегая вместе с тем морализирования, свойственного английским критическим реалистам XIX века.

В разрешении основных конфликтов важную роль в романах Форстера играет и столкновение характеров героев и развитие интриги, действия.

Судьба Лилии символически выражает мысли Форстера об обреченности людей с «неразвитым» и «невоспитанным» сердцем. Никакого иного выхода, кроме физической гибели, писатель пока еще не видит. Символична и трагическая гибель ребенка Лилии. Попав во власть вы-кравшей его Гарриет Хэрритон, — этой достойной во всех отношениях дочери миссис Хэрритон, — несчастный младенец уже был обречен, ибо трудно было найти более неподходящего, чем Гарриет, человека, чтобы опекать его. Гарриет лишена сердца, чувств и рассудка. Ее готовность во что бы то ни стало исполнить наказ миссис Хэрритон, ее слепое стремление выполнить до конца превратно понимаемый ею долг по отношению к своему семейству доходит до фанатизма. Форстер беспощаден к Гарриет, воплотившей в себе все то, что так ненавистно ему в Состоне: снобизм и лицемерие, слепоту сердца и атрофию чувств, жестокость, прикрывающуюся громкой фразой о фамильной чести и долге, кастовую замкнутость.

Миру Хэрритонов, воплощенному в образе Гарриет, противостоит Джино. При столкновении с Хэрритонами этот необузданный в своих страстях «нецивилизованный» итальянец одерживает неоспоримую моральную победу. Он обладает такими свойствами человеческой натуры, как способность чувствовать жизнь, отзывчивость и доброта. Благодаря общению с ним сын миссис Хэрритон и молодая англичанка Каролина Эббот пересматривают свое отношение к жизни и ее ценностям.

Однако свой положительный идеал Форстер отнюдь не связывает с образом Джино, и он далек от какой бы то ни было его идеализации. Причиной внутреннего перерождения Филиппа Хэрритона и Каролины Эббот стал не столько сам Джино с его необузданным темпераментом и неразвитым умом, сколько те новые сферы жизни, которые благодаря общению с ним приоткрылись перед этими двумя англичанами. И в данном случае мы опять-таки убеждаемся в том, сколь важное значение имеют для Форстера морально-этические проблемы, определяющие характер взаимоотношений между людьми.

В данном случае Форстер вновь обращается к теме, которую он ставит во многих своих рассказах и к которой он неизменно будет обращаться во всех последующих романах — к теме прозрения, помогающего человеку понять смысл и истинную ценность бытия. Однако в романе в разрешении ее Форстер идет дальше, чем в своих рассказах (например, «Вечное мгновение»). Герои рассказов Форстера постигали красоту жизни внезапно и интуитивно в результате мгновенно озарявшего их прозрения; дремавшая в них сила чувств и эмоций пробуждалась при общении с природой, с неведомыми прежде сторонами бытия. Инстинктивные начала опережали разум, и именно с этим связано то обстоятельство, что героями многих рассказов Форстера являются дети («Небесный омнибус», «Координация» и др.), мир чувств которых широко открыт для восприятия окружающего, но чье сознание еще недостаточно развито. Проявившийся в творчестве раннего Форстера интерес к интуитивному мировосприятию, к эмоциональным началам человеческой личности весьма показателен. Глубокий интерес к внутреннему миру человека— одна из форм реакции на антигуманистическую сущность буржуазной цивилизации. В английской литературе XX века основы психологической новеллы и психологического романа были заложены уже в раннем творчестве Форстера. Оно во многом предопределило и появление романов Дэвида Лоуренса, в которых с такой силой проявилось присущее этому писателю стремление высвободить скованные лицемерной моралью викторианской Англии эмоции, чувства и страсти человеческой личности. Лоуренса и Форстера сближает общность основной темы их творчества — пути достижения взаимопонимания и нормальных естественных отношений между людьми. Однако к разрешению ее Форстер подходит с иных, чем Лоуренс, позиций. Английский литературовед А. Коллинз отмечает, что Форстер аппелирует к интеллекту, культуре, к пробуждению сердца, а Лоуренс поглощен темой страсти, темой секса, которая чужда Форстеру. «И все же Форстер и Лоуренс имеют много общего. В их творчестве крушение предвоенного мира становится очевидным. Они были предвестниками, творцами и символами процесса морального распада, который в 1920-х годах усилился в английской жизни и литературе»[79]. В отличие от Лоуренса, Форстер твердо верил в силы и возможности человеческого разума, справедливо полагая, что без его определяющей роли достижение гармоничных взаимоотношений между людьми неосуществимо.

В романе «Куда боятся ступить ангелы» мы не найдем широкой панорамы итальянской действительности или изображения социальных контрастов жизни; не найдем потому, что для прозрения героев Форстера не это имеет первостепенное значение. И отнюдь не знакомством с какими-то неведомыми им прежде аспектами социальной жизни обосновывает Форстер изменение их взглядов. Для пробуждения сознания, способности воспринимать красоту жизни и человеческих отношений определяющую роль играют скрытые от героев Форстера эмоциональные сферы жизни. Они были недоступны им прежде, закрыты от них системой воспитания, той «прирожденной» неприязнью «истинного англичанина» к проявлению своих эмоций, о которой так любят говорить и которая стала законом, определяющим поведение всякого «респектабельного» человека. Форстер ведет своих героев к пониманию никчемности подобных предрассудков, он учит их быть людьми и помогает раскрепощению сердца каждого из них, «неразвитого сердца» англичанина из обеспеченной семьи, того самого англичанина, о типичных чертах которого Форстер с горьким юмором писал в своей великолепной статье 1920 г. — «Заметки об английском характере». — «… дело не в том, что англичанин не умеет чувствовать, дело в том, что он боится чувствовать… Он не смеет выражать сильную радость или печаль, или даже слишком широко раскрыть при разговоре рот — если он сделает это, может выпасть трубка. Он должен сдерживать в себе свои эмоции и допускать их проявление только в самых исключительных случаях»[80]. Форстер сравнивает английский характер с морем, ибо он изменчив, а эмоции англичан — с рыбами, которые и рады были бы всплыть на поверхность, да не знают, как это сделать.