Несчастливой любви не бывает (сборник) - Галина Артемьева

Но позвольте, это явление в любом случае не есть проявление реальности, как бы ясны ни были отдельно взятые черты и фрагменты.

– Не пугайтесь, – очень спокойно и буднично попросила девушка-призрак.

– Я не напуган, я, вернее сказать, удивлен, – вступил в диалог профессор, убежденный теперь в том, что все это ему снится.

Впервые за зиму он протопил печь как подобает, согрелся, перетрудился, вздремнул, и вот результат.

– Я вам не снюсь, – предупредила гостья деловито.

– В таком случае – я вам снюсь, – добродушно парировал профессор.

– Никто никому не снится. Все по-настоящему. И времени мало. Так что, если вы готовы выслушать меня, начнем.

– Ну что ж, и начнем. Представьтесь, милая барышня. С кем имею честь…

– Варвара Володарская, сектор транспортировки, начало третьего тысячелетия, точнее – двадцать первый век, 2012 год.

– Очаровательная точность, – поощрил профессор.

Во сне можно беседовать свободно и раскованно с любым фантомом. Он даже решил, что, проснувшись, обязательно запишет этот милый бред, последнее его вольное впечатление. В пользу гипотезы о сновидении свидетельствовало и совпадение имени покойной жены с именем вестницы из будущих времен. Имя его первой и единственной любви. Натурально, оно первое возникнет в спящем мозгу в процессе формирования сновидения.

– Времени в запасе – чуть больше двух часов, точнее, сто сорок три минуты, и я должна подготовить вас ответить на все вопросы. Давайте не затягивать, – посоветовала мнимая Варвара довольно фамильярным тоном.

– Через сто сорок три минуты за мной придут? – догадался профессор, взглядывая на часы, чтобы засечь время.

Он записал карандашом на уголке титульного листа своего труда – 18.01. Вот проснется и посмотрит, когда ему ждать палачей. Для верности он даже добавил цифру 143, обещанную сном.

– Часы у вас отстают, – заметила Варвара, откинув крышку своей табакерки на груди и глянув на светящийся циферблат, – на пять минут отстают.

– Скорее всего вы правы, они имеют такую тенденцию, но сверить мне не с чем, довольствуюсь этими. Так почему 143, вернее, теперь уже 142 минуты, остается в нашем распоряжении?

– Придут за вами в районе двенадцати ночи. Есть свидетельства. Хотя им не всегда можно доверять. Иной раз вроде стопудово уверена, что будет так-то и так-то, а прибудешь на место – ничего общего, хотя в мемуарах все в один голос. Но чаще совпадает. Так что в этом отношении время у вас есть.

– Что такое «стопудово»? – Профессору не доводилось слышать это слово, и он быстренько записал его на титульный лист под цифрами.

– Это значит «на сто процентов точно», примерно так. Вырвалось. Хотя по инструкции я должна придерживаться лексического запаса времени, в котором пребываю. Но я же живой человек. Иногда никаких нервов не хватит, пока все объяснишь. И все, главное, сразу – «сон», «видение», «какие у вас есть доказательства, что я не сплю». А у меня никаких доказательств, мне самой надо успеть доказательства нарыть, что это тот человек.

А то притащу какого-нибудь хмыря болотного вместо того, кого заказали, переведут в запасные, это, знаешь, сколько бабок, ну, денег – бабки – это деньги у нас, еще грины, зеленые (ну, это про доллары), еще лавэ, бабло, но это уж совсем жаргон, просторечие. Вон Алка так вместо Менделеева перетащила его истопника. Пьяного в сиську. Так-то похож. Борода, все дела. Побеседовать с ним она не могла, лыка не вязал. Она ему: «Вы Менделеев?» А он: «Менделеев спит». И брык – захрапел. Она думает, что это он о себе в третьем лице, ну, алкаши так часто. Тем более что Менделеев типа водку изобрел в ее теперешнем составе, у нас так считают. Ну, думает, раз водку изобрел, значит, пьющий. И потянула. А химикам грант на ученого из прошлого вообще чудом выбить удалось. Они этого бородатого назад даже не смогли отправить, финансирование-то кончилось. Пристроили его в котельную, он как раз не жалуется. А у них – облом века. Все. Жди теперь, когда кто-нибудь о науке подумает. А Алка после всего этого жуткача два года в запасных тренируется. Денег еле-еле хватает, привыкла-то к другому.

– Алкаш – это алкоголик? – зачем-то спросил профессор, понимая, что безумие происходит не во сне.

– Ага. Алкоголик, пьянь. Ну что, будем по делу беседовать?

– У меня такое чувство, что где-то, каким-то непостижимым образом я вас уже видел. Эффект дежавю, если вы понимаете, о чем идет речь, – тревожно отметил профессор.

– Дежавю у нас каждый ребенок знает, профессор. Но у вас другое. Мы действительно беседовали неделю назад. Нашу неделю назад. Предполагалось предложить вам перемещение во времени, когда вам исполнится двадцать три. Вы закончили университет, полны были сил и надежд. И тут появилась я.

– Да-да! Двадцать два года назад! Я вспомнил! Я вспомнил наш разговор, Ваш облик! Вам тогда не удалось убедить меня, что все это реальность.

– Отчего же. Вполне удалось. Вы поверили. Вы вообще тогда быстрее соображали. На будущее возлагали колоссальные надежды. Верили в светлые силы разума и любви, в просвещение народное.

– Но я тогда только женился на Вареньке.

– Вот именно. Вы женились, и уже ожидался беби, доктор принес вам благую весть. Вы, как сейчас, сидели в кабинете и писали в дневнике… О чем вы писали?

– Я писал об энергии счастья. О том, какой могучий созидательный импульс может дать человечеству ощущение счастья.

И я нашел слагаемые этого состояния, я записал их… И потом, на полях, я вывел имя. Имя сына. Я твердо знал, что будет мальчик. Петр.

– И тут появилась я.

– Ваше предложение показалось мне нелепым. Я хотел своими глазами увидеть новый, двадцатый, век, оставалось лишь три года до его прихода, я был уверен, что наступит эра счастья, мы стояли буквально на пороге грядущего. Я ощущал его свет, его зов.

– Личность полностью установлена, – четко произнесла Варвара, вновь открыв свою загадочную табакерку.

– Но вас прислали за мной во второй раз, – поразился вдруг профессор, – что же, финансирование в данном случае позволяет?

– Так это социально-политический сектор, они все могут. Деньги, власть. Тем более вы – спецзаказ.

– Кому же понадобилась моя скромная персона?

Барышня скорчила многозначительную физиономию и подняла глаза к потолку. Видно, речь шла о верховной власти.

– Главе государства? – догадался профессор. – Верховному комиссару? Царю?

– Президенту, – кивнула Варвара.

– Вот как… Президент. Так что же – жива Россия?

– Поехали, увидите. В общем и целом жива. Изменений много, но жизнь бьет ключом.

– А что большевики? Коммунисты?

– Есть такая думская группировка, понемногу сдают позиции.

– Это интересный поворот, весьма интересный. И научные изыскания зашли столь далеко, что вы научились перемещаться во времени.

– Прежде всего в пространстве научились. Самолеты летают только так. С континента на континент. От Москвы до Нью-Йорка девять часов лета. В космос полететь – не проблема. На Луне были. Правда, не мы, американцы. Зато первый человек в космосе – наш. Юрий Гагарин.

– Из князей? – радостно изумился профессор.

– Нет, однофамилец. И это давно было, еще в 1961 году.

– Я знавал одного из Гагариных, который, впрочем, носил другую фамилию[12]. Он верил в бессмертие, в родство всего человечества… Учитель… Вот мы где сейчас очутились, Учитель… И вы, милая барышня, утверждаете, что всего через сорок два года человек окажется в космосе! Невероятная новость!

– А во времени перемещаемся с 2001-го. И раньше могли бы, но перестройка, развал. Теоретически-то все было готово к началу девяностых. Один из разработчиков пытался главные схемы на сторону загнать, но на серьезных людей не вышел, а мелкая разведшушера недопоняла. Тут наши просекли, что он продаться решил, повязали его. Но, в общем, ничего не просочилось. Исключительно наше ноу-хау, изобретение в смысле. Ну, после двухтысячного деньги привалили. Прижали кое-кого, они и отстегнули. Вот тут пошло-поехало.

– И вам доступны теперь любые исторические пласты!

– В том-то и дело, что нет. Мы пока только в прошлое можем. И то не дальше девятнашки.

Профессор, несколько приспособившийся к своеобразию речевого строя пришелицы, уже не спрашивал, что такое «девятнашка». Другое занимало его.

– А с какой же целью посещаете вы наши руины? Это что-то вроде археологического интереса?

– Мы нужных людей к себе перетаскиваем.

– Вот как? Разве ваше время не родило нужных для вас людей? И потом… Зачем вам живые люди? Существует научное, литературное, культурное наследие, достаточно только внимательно изучить. Хотя, возможно, для вас это слишком энергоемко?

Девица, ничуть не обидевшаяся на колкость, пояснила:

– Наследие-то изучают. Но время какое было! Многим дожить не дали до главного труда! А некоторые со страху все пожгли или так позапрятали, что разве что археологам лет через тысячу отыскать удастся. Рукописи – оно, ясное дело, как говорится, не горят, но люди умирают. И еще как умирают. И ни прощальных слов, ни могилки не остается. А если человеку предназначено было открытие совершить или на новый путь род людской вывести, а его, как собаку бешеную, лопатой по голове, а потом сапогом кованым под ребра для верности… И тогда нарушается самое важное.