Несчастливой любви не бывает (сборник) - Галина Артемьева

– Спасибо, – шепчет женщина, – вы не думайте, доктор говорит, скоро уже…

– Вариант ненадежный, в смысле времени, – оправдывается риелторша, – зато она хочет однокомнатную и небольшую сравнительно доплату. Вы и в ремонт уложитесь, и еще кое-что может остаться.

Так-то оно так. Но подъезд! Каждый день читать эти лозунги. И перекрытия деревянные. Думать есть над чем.

Между тем обеденное время подошло, можно сделать передышку. Только не забыть купить четвертушку черного к обеду. У булочной давно не виданная картина – коляска детская. Ведь сколько раз им говорят: крадут детей, нельзя оставлять. Находятся все-таки отчаянные. Коляска раскачивается, видно, проснулся младенец, сейчас закричит. Надо быстренько подкачать, а там и мать выбежит, видно, у бедняги совсем положение отчаянное, одно дитя дома не оставишь, а без хлеба не проживешь. Она осторожно, не заглядывая в кузов, чтоб не напугать проснувшегося ребенка, покачивает поручни. Из нутра коляски слышится страшная косноязычная брань: «Пошла вон, карга, уродина, воровка лишайная!» Из-за поднятого колясочного верха тянется к ней длинное взрослое перекошенное уродливое лицо. «Простите, простите», – шепчет она неслышно, голос сел от внезапности, ноги подкашиваются. Не может она теперь идти в теплое магазинное нутро, кто его знает, может, инвалид нажалуется матери, или с кем он там, и они оба примутся ждать ее у выхода, и набросятся вдвоем, один словами, другой с кулаками. Приходится идти в обход, к далекой хлебной палатке.

Дома, в чистой пустой тишине, сердце постепенно успокаивается. Анна Николаевна тщательно моет руки, аккуратно промакивает лицо влажным полотенцем, чтобы, освежаясь, не растягивать кожу. Наливает себе полную миску густого овощного супчика. Что может быть лучше с холода – супчик с круглым черным, еще горячим хлебушком. Чуть-чуть посолить, корочку потереть чесночком. Благодать.

И еще одно дело. Впрочем, так, пустячок, безделица для души. Раз в год, в самый мертвый, а следовательно, и в самый дешевый сезон, отправляется она в путешествие. Вот уже двенадцать путешествий на ее счету. Двенадцать стран, тщательно изученных предварительно, обсмотренных вдоль и поперек по карте, а потом воплотившихся во всей своей все равно неожиданной красе, как к ней себя ни готовишь. Год строгой азартной экономии (все, что подкидывают дети, не тратить, обходиться пенсией, и только) зато в ноябре – две чудесные недели, приключения на каждом шагу, новые лица, запах чужих морей. Она, путешествуя, ведет подробнейшие дневники, каждый раз по толстенной тетради исписывает. Нет-нет, да и заглянет потом, перечитает, порадуется. Внуки когда-нибудь прочтут. Не понравится – выкинут. А может, пример будут брать. Молодость-то прожить нетрудно. Дурацкое дело нехитрое. Ты поди старость проживи, чтоб быть людям интересной, нужной, чтоб самой не скучать.

В турагентстве светло, радостно от ярких плакатов. Пусто. Не сезон. Девочки радуются ей, как родной.

– А мы уж ждем, когда вы к нам заглянете. У нас для вас вот сколько всего.

Девочки знают ее вкус, они тоже охвачены азартом – нарыть что-то нереально дешевое и до невозможности интересное.

Они пьют чаек, разглядывают проспекты, рассказывают между делом – Катенька о разводе, потому что дальше так невозможно, и уже не ей, а ребенку, у ребенка невроз, нужен покой; Жанночка о поисках жениха – какие все несостоятельные в морально-этическом плане, жлобы и сволочи, думают, что всю жизнь будут молодыми и сильными, что им только весна и будет улыбаться. Рассуждают о диетах. Анна Николаевна очень рекомендует раздельное питание – ничего нет проще и эффективнее.

– Ну вам-то что волноваться, при вашей-то стройности! – завидует Жанночка. – Мне бы вашу фигуру – мечта!

– В вашем возрасте, Жанночка, я была очень даже пышечкой. Тогда были другие стандарты. Худые женщины не котировались. В них было что-то ненадежное. То ли дело румяные круглощекие спортсменки – само здоровье. Впрочем, женщина, пока она остается женщиной, входит в любой образ, на любые жертвы идет.

Они прощаются до скорого свидания, решение следует принимать со дня на день. Вечерком надо будет посидеть над проспектами и атласами, а тут еще возможные звонки по коту, да и всякое непредвиденное, которое тоже приходится учитывать при такой активной жизни.

Свет становится зыбким, смеркается. Надо сосредоточиться, чтоб аккуратно, шажок за шажком, добраться до родного подъезда и перевести дух.

Ох! Дома и стены помогают, и тьма не страшна. Управилась. Теперь вечер прожить. Он долгим не будет, дел-то полно.

Вот и звонок. Для взрослых рановато. Вряд ли еще с работы добрались. Анна Николаевна догадывается, кто это может быть. У нее опыт. Каждый раз, как расклеит какое объявление, первые звонки – детские.

– Ал-лё! Это зоопарк?

Ну вот. Хоть бы что-то новенькое придумали.

– Да! – отвечает Анна Николаевна. – Это зоопарк. Вы не ошиблись.

– А почему, а почему тогда, – давясь от смеха, тренькают девчачьи голоски, не в силах остановить подготовленную шутку, – а почему тогда осел у телефона?

– Вот именно поэтому, потому что как раз зоопарк.

Трубка брошена. Короткие гудки. Вот ведь дурищи, а! Поговорили бы дальше, поупражнялись бы в остроумии.

Опять звонок. Решились, значит. Что-то еще подготовили.

В ухе прямо толчея от разных голосков – кто шепчет, кто пищит, кто вопит, не скрываясь:

– Скажи ей, Машка! Скажи ей!

Потом решительный Машкин голос:

– Дура!

– Матом! Матом скажи, – приказывают подружки.

– Сука! – собирается с духом Машка.

– Еще, еще скажи как следует, – мстительно требуют голоски.

– Б…дь! – истошно провозглашает Машка.

Опять короткие гудки. Их Анна Николаевна вроде бы и не слышит. Что с детьми происходит? Ведь маленькие дети, восемь-десять лет, не больше. Злобой оскверненные. У нее слезы наворачиваются на глаза от услышанного. Что она сделала этим детям? Почему? За что? Дети балуются по телефону. Ничего страшного. Но эти будто предела никакого не знают, совесть их совсем не мучает. Такие слова! Такое выговаривают, не стыдясь!

Она осторожно кладет трубку рядом с аппаратом. Пусть полежит. Пусть эти шалуньи больше не смогут дозвониться. Надо пойти чайку заварить, дух перевести.

И только собралась налить в чашку заварки, звонок в дверь. Кто бы это мог быть, нежданный? Смотрит в глазок и самой себе не верит.

– Анька!

– Нютка!

Школьных лет подруга! С которой все годы за одной партой. Единственная из всех их девок, не превратившаяся в бабень. Дама, приятная во всех отношениях. Модная и неоплывшая.

– Вот кого не ждала! Ты же на год в Америку!

– А год, Нютка, как раз и прошел! А ты и не заметила! Одичала тут без меня, а?

Подруга Анюта тоже вырастила двоих детей, девиц. И разлетелись девицы-любимицы далеко-далеко от родного гнезда.

Старшая, олимпийская чемпионка, открыла свою школу в Австралии, живет-командует. Младшая все училась и училась, где только могла, в Лондоне, в Нью-Йорке, там и замуж вышла во вполне, по русским меркам, стародевическом возрасте, в тридцать семь. Работают с мужем в банках. Дочка родилась, тоже Анечка. Большая уже девочка, умница. Вот бабушка периодически летает помогать дочке. Отсидит год, потом год дома, потом опять к своим.

– Целый день звонила – никого. А сейчас набрала – занято. Значит, дома. Ну я и рванула! А у тебя просто трубка плохо лежит!

– Пусть полежит, ничего. Зато нам никто не помешает.

Гостья распаковывает торт (раз в году можно, ох, и соскучилась по нашим тортикам). Подарки обещает завтра (навезла кучу, ты первая будешь выбирать, возьмешь, что захочешь).

– Ты очень кстати, Анюта, объявилась. У меня тут такие выгодные туристические предложения. Смотри: пятизвездочный отель, все включено, а цена – смех. Поедем, а?

– Вай нот? Почему бы и нет? Мы будем все решать динамично.

Сразу вырастает целая гора совместных идей и планов.

Только перед самым отходом гостья вытаскивает из кармана пальто пачку лохматых бумажек.

– Совсем забыла, голова дырявая! Ты посмотри только, что я во дворе и у остановки нашла. Это же твой телефон. Кот какой-то потерялся, смотри. А номер твой. Ведь звонить будут, покоя не дадут. Узнать бы, чьих рук дело! Настька из седьмой жива еще? Вполне могла быть она, а, как думешь? Просто чтоб нагадить, покоя лишить. Кота какого-то придумала крупного пушистого, злыдня. Я еще, где увижу, оборву, безобразие такое. Ой, у тебя трубка была снята! Уже звонили гады, да?

– Да успокойся ты, да все в порядке, – успокаивает Анна Николаевна подругу. – Ну спутали номер, ерунда, подумаешь. Расстроены люди были. Дали текст кому-то переписать, номер не так указали, вот и пошло-поехало. Ерунда.

Конечно, знай она заранее, когда подруга нагрянет, больно надо было ей столько сил впустую тратить. Кучу бумаги исписала, шастала по темноте. Это хорошо, когда рядом Анюта и у них теперь дел по горло. А так – вечер за вечером в тишине сидеть невостребованной. Тут и кот подойдет, и корова пропавшая. Лишь бы откликнулся кто. Правда, ложь – грех. Надо будет у батюшки спросить. И неудобно. Спятила, подумает. Ладно, ладно. Завтра будет новый день.