Падающий цветок (СИ) - Форс Элен

- Знал, что ты придёшь. Не удержишься и прибежишь ко мне. – его самодовольный голос раздражал и подзадоривал меня еще больше. Внутри столько всего кипело, я готова была все выплеснуть наружу. Может быть этого делать не стоило. Слишком необдуманно играть с хищником, но терпеть я больше не могла.

- Если ты еще раз поднимешь руку на моего мужа, я перегрызу твою сонную артерию! Не хочу, чтобы ты разговаривал с моим сыном. Не хочу, чтобы ты даже подходил к нему! – не замечаю, что на нервной почве перехожу на крик. Мой голос слышно в каждом уголке лагеря. Меня накрывает с головой, я срываюсь. – Ты хочешь мне отомстить? Причинить боль? Вот я!!! Я стою перед тобой. Давай, начинай надо мной издеваться. Хочешь моего унижения? – начинаю снимать с себя одежду, раздеваясь и бросая ее на толстый ковёр. – Приступай. Минет? Анальный секс? Или хочешь отыметь у костра, чтобы все видели? Как ты хочешь подчеркнуть свою власть? Великий Эмир! Ну? Что доставит тебе удовольствие? Ты можешь делать со мной все, что захочешь, но не с МОИМ сыном и не с моим мужем. И да, Мустафа не твой сын. Он сын Зейда. Для того чтобы появился Мустафа и вырос таким прекрасным ребёнком, ты подарил только вшивый сперматозоид. На этом твоё участие в жизни моего сына закончилось.

В порыве истерики я активно жестикулирую руками. Когда заканчиваю говорить, я остаюсь только в прозрачных шароварах и тонком топике.

Ахмед меняет позу и садится на подушки, продолжая курить кальян. Его лицо стало сосредоточеннее, а в штанах вырос внушительный бугор, но в остальном он не переменился. При каждом его вздохе, мышцы напрягались, и он становился крупнее.

Его присутствие пробуждало во мне все самые плохие качества.

- Ты все сказала? – он говорил хрипло и расслабленно, немного даже лениво. Ему были безразличны мои эмоции. Покрывающий его пласт эгоизма было невозможно пробить ничем. – Я не любитель публичного секса, но от минета не откажусь. И не нужно из себя строить жертву, Виктория, ты заранее зная правила игры согласилась на все это. Я не был жесток к тебе, но ты вонзила мне в спину нож, трахнув моего телохранителя. Неиспорченная девственница, блядь. Обдалбалась и заскочила на чужой член. Просто обозналась.

Прошлое возвращается и пугает меня. Его слова причиняют мне боль.

- Это была не я… Я ни с кем не спала. – упрямо повторяю я, переставая чувствовать свои заледеневшие от волнения конечности.

- Правда, а кто? – Ахмед издаёт душераздирающий смешок и встаёт. Его лицо становится безумным. Аль-Мактум звереет на глазах. Он готовится к нападению. – Лучшие спецы проверили видео и фото, на них ты, это не монтаж, не склеенное говно. Там ты. ТЫ, блядь! Голая и на чужом члене. Есть этому объяснение? Какие-нибудь логические комментарии?

Сглатываю и закрываю глаза.

- Нет. Я не помню события той ночи, но на видео ни я. – мой голос ломается. - На фото я… но … у меня не было ничего с Мусой. Я уверена в этом!

- Слышишь, как звучит со стороны? Я с ним не спала, я просто поскакала чуть-чуть, на пол шишечки…– он немного наклоняет голову в бок, и я хватаюсь за горло, на котором уже успели проступить синяки. Чувство такое, что он меня ударит сейчас. Его глаза меня испепеляют. – Я должен был убить тебя, этого требовал мой отец. Единственное решение, чтобы стереть пятно на нашей семье. Но я этого не сделал, я собирался тебя перевезти в летний дворец, чтобы ты жила там. Спрятать тебя ото всех, отдать в твоё личное распоряжение личный дом. И что сделала ты? – его глаза опасно блестят в таком освещении. Он говорит, а я не верю его словам. Аль-Мактум бы не стал меня защищать. Его интересует только его Джанна. – Уехала беременная в пустыню, чтобы трахаться с бедуинами под звёздами.

- Мне нужно было остаться в твоём дворце? Чтобы ты периодически, между сношениями со своей женой, приходил и насиловал меня? Бил и уничтожал? Ты действительно поверил бы мне, что это мой ребёнок, а не твоего телохранителя? – отталкиваю его от себя и как сумасшедшая молочу его ладонями по лицу, груди. Отбываю ладони, но ему хоть бы что. Как будто не замечает моих ударов, даже не пытается остановить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Во-первых, милочка, я не делал тебе предложение руки и сердца. Ты изначально становилась моей наложницей, зная, что у меня есть невеста. Так чего ты хотела? А, во-вторых, я бы никогда не заставил невинного ребёнка, чей бы он ни был, расплачиваться за грешки шлюшки-матери.

Он хватает меня и разворачивает к себе спиной, откидывает волосы в сторону и с жадностью рассматривает метку, кричащую кому я принадлежу. Проводит рукой по моей спине, касается ягодиц. И я против воли вспыхиваю, покрываюсь мурашками.

Мир вокруг меня искрит и пульсирует. Почему же тело такое слабое?

Может быть я действительно шлюха?

Я должна вырваться и оттолкнуть его, но не нахожу сил. У Ахмеда всегда была власть надо мной. Он умело играет с моим телом, как будто я музыкальный инструмент. Его пальцы ловко разминают мои напряженные мышцы, заставляя меня напрячься еще сильнее. Не могу расслабиться, когда он рядом.

- Если я узнаю, что ты спишь с Зейдом, я убью его и отберу сына. Ваш брак скоро будет аннулирован. Я бы трахнул тебя прямо здесь, но тут слишком тонкие стены. Мой сын, итак, напуган, не хочу, чтобы он думал, что я убиваю тебя здесь. – он просовывает руку в мои шаровары, чтобы проверить на сколько я влажная. А я мокрая. Взмокла как последняя тварь против воли. Жмурюсь, чтобы не видеть его лицо. – Я разрешу тебе самой придумать, как рассказать Мустафе, что я его отец и почему ты его обманывала.

Глава 13. Дорога 

Все это время я голодала. Сидела на очень радикальной диете. И теперь изнывала от голода. От самой настоящий похоти задыхалась. Хотела откинуться назад и прижаться к его мускулистой груди. От Аль-Мактума исходил запах опасности, он был пропитан пошлостью и развратом. Самый настоящий Дьявол. Кончики его шершавых пальцев еле касались моей нежной кожи между дрожащих ножек.

Он как сладкое. А я диабетик. Мне нельзя даже трогать его. Иначе смерть. А все равно хочется.

Так и тянет к запретному плоду. Один раз попробовать и умереть.

Я должна была оттолкнуть его, показать, что мне противны его действия, но глубоко внутри я боялась, что он остановится. Что я проснусь, а происходящее окажется кошмаром. Всего лишь сном. Мой мозг плавился, превращался в кисель в его руках. Что происходило со мной?

Аль-Мактум мастер искусства унижения. Он всегда знает, как лучше всего причинить боль. Ему нравилось превращать меня в его личную тряпку.

Пытаюсь унять дрожь в руках и ногах, но у меня плохо получается. Нервозность сжирает меня.

Большего всего на свете я не хочу возвращаться в Аль-Эй-Джайру. Не смогу провести и дня в злополучном дворце под одной крышей с Джанной, женушку нашего великолепного Эмира.

Для защиты Мустафы Ахмед не хотел афишировать происходящее, он был согласен сыграть в пока не кому неизвестную игру, где мы с Зейдом выступали мужем и женой, а он нашим другом. Пока было непонятно сколько времени мы должны претворяться, и как Аль-Мактум планирует выйти из положения дальше.

Оставалось только догадываться о чем думали бедуины, и что скажет Зейд своей семье.

За время жизни во дворце я не успела прочувствовать какое благоговение люди испытывают в его присутствии. Как они смотрят на него и подчиняются каждому его слову. Полная диктатура. В их головах даже нет мысли – ослушаться его. Он же их царь. Мне как человеку, в голове которого жила демократия, было трудно понять, как можешь жить под жестким гнетом одной семьи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Выглядишь отвратительно. – максимально расслабленный Ахмед в солнечных очках и в белоснежной одежде вызывал оскомину, раздражал всем своим видом. Он светился ярче светодиодной лампочки. – Это потому что ты спала не на моем члене.

- Нет, это потому что вчера твой член был слишком близко ко мне. Потом всю ночь снились кошмары из прошлого, где мне приходится спать с тобой. – огрызаюсь. Все тело покрывается иголками как у ежа. Самовлюбленный эгоист.