Падший ангел - Фридрих Незнанский

Это конец, понял Денис. Выбраться через балкон к бабульке он не успеет — если им донесли, что к Шахмамедову пробрался вор, то внизу его уже ждут. Денис, ступая с пяток на носки, отошел от дверей и прислушался. Ротвейлер спал. Неизвестно, сколько будет действовать снотворное, но пока у него есть время.

Кажется, милиционеры на площадке решили все же позвонить в дверь для начала, и Денис осторожно двинулся в сторону кухни. Забаррикадироваться — это раз. Позвонить своему адвокату, то бишь Гордееву, — два. Конечно, всегда есть шанс прорваться, что называется, с боем, но это значит — создать еще большие неприятности на свою задницу. И не только на свою — вот что плохо. Если выяснится, что родной племянник начальника московского уголовного розыска лазит по чужим квартирам всего лишь на том основании, что он частный детектив, Вячеславу Ивановичу может не поздоровиться. Да и «Глорию» запросто прикроют… Стоп-стоп-стоп! А почему, собственно, его должны опознать? Можно ведь соорудить какую-нибудь маску! Денис осмотрелся в поисках подходящего куска материи и тут только сообразил, что в дверь так и не позвонили. И не постучали. И не стали ломиться.

Но почему?

Денис снова вышел в прихожую и прислушался. На площадке гаркнули:

— Милиция! Откройте!

Значит, уже позвонили? Но звонка он не слышал. Денис осторожно приблизился к дверному глазку. И успел увидеть, как менты вломились в квартиру алкаша. А уже через пару минут его выволокли на лестницу, и снова двинулся лифт. Дальше следить за этой историей не было смысла. Пока это совпадение, но кто-то и впрямь мог его видеть на чужом балконе, поэтому медлить было нельзя.

Денис пошел в спальню. Если верить новомодным детективам, то тайники обычно устраивают либо в кабинете, либо в спальне. Унитазные бачки и морозильные камеры — пройденный этап. По опыту он знал, что это далеко не так, но современники любили эти детективы, а потому в последнее время фантазия у народа как-то иссякла — прятали деньги и важные бумаги чаще всего в книгах в кабинете, а то и вовсе на самом видном месте, как и «учили» детективы, начиная с Эдгара По.

Под матрасом, что ли, посмотреть? — ухмыльнулся Денис. А почему бы и нет?

Под матрасом ничего не было.

Под кроватью тоже. Рядом с кроватью (размером с кухню в хрущевке) стояла тумбочка. Денис открыл тумбочку. Журналы, какие-то книги в мягкой обложке, дезодоранты и презервативы — все вперемешку. Ничего странного и вызывающего подозрения здесь не было. Он закрыл тумбочку и задумчиво посмотрел на нее. Внутри ничего не было.

На обследование остальных комнат ушло еще полчаса. Результат был нулевой. Денис вернулся в спальню. Что-то ведь его там царапнуло. Что-то такое, чего он понять не мог.

Денис задумчиво посмотрел на тумбочки по обе стороны кровати… Хм. А ведь они разных размеров. Одна из них — больше внутри, а снаружи — точно такая же. Тайник? Господин Шахмамедов проявил немного смекалки, но это и хорошо — лучше тайник в тумбочке, чем сейф с хитроумными замками.

Денис аккуратно выложил все содержимое тумбы на пол и осмотрел ее еще раз. Так и есть. Внутри она казалась значительно уже, чем снаружи. Тайник, очевидно, был у задней стенки.

Детектив залез в карман и достал «викторинокс». Не филин армейский нож, но тоже вполне сойдет. Никаких кнопочек, веревочек и замаскированных ручек не было. Очевидно, Шахмамедов конструировал тайник сам, опасаясь, что кто-то будет о нем знать. Стенка поддалась довольно легко, и на дно выпали аккуратные пачки долларов. Девять стодолларовых пачек. Денис пересчитал купюры в одной. Если пачки были одинаковыми, то в тайнике девяносто тысяч долларов.

Как там было в энциклопедии?

«…Жители Финикии на протяжении 1 тысячелетия до нашей эры в Средиземноморье славились как искусные мореплаватели, энергичные купцы и колонизаторы. Им приписывается изобретение денег».

Итак, вот они — денежки, изобретенные «финикийцами». Денежки, которые поехал тратить Макс. Только в данном случае — фальшивые.

Денис достал миниатюрную видеокамеру и заснял все великолепие вместе с развороченной задней стенкой. Делать в квартире больше было нечего, он аккуратно вернул все в исходное положение. И вышел из квартиры точно так же, как и вошел, — через квартиру соседки. Ротвейлер по-прежнему спал.

Спустя месяц после своего увольнения, случившегося летом 2002 года, возвращаясь с овощного рынка, Михаил Борисович Савельев не без труда забрался на заднюю площадку автобуса и, взвалив пакеты на сиденье, с замиранием сердца заметил разрезанную в нескольких местах сумку, где лежал его кошелек. Пошарив по дну между пакетом с картошкой и луком, он так и не нашел кошелька, и, хотя денег там оставалось немного, на глаза навернулись слезы. То, что оставалось в этом месяце от пенсии Катерины по инвалидности, что он сэкономил на лекарства, — все унес вор. Сгорбившись, он еле вышел с сумками из автобуса и медленно побрел домой.

Неожиданно перед ним возник мужчина с крупными чертами лица:

— Михаил Борисович, давайте я помогу. Вы домой?

Мужчина попытался было выхватить из рук Савельева пакеты, но тот исступленно вцепился в них.

— Михаил Борисович, да это ж я! Марат! Вы что, меня не помните?

Савельев посмотрел на его круглое незнакомое лицо и уже хотел было покачать головой, но мужчина почему-то залился смехом, махнув рукой в сторону дома.

— А помните, как мы к вам на дом спектроскопию приходили сдавать? Мы думали, вы нас после всего этого завалите. А вы ничего…

Затем, посерьезнев, вдруг произнес:

— Честно говоря, дурак я был тогда, что от вашего предложения отказался. Вы мне тогда так и сказали: «Марат, ты дурак!»

— Я так и сказал? — удивился Михаил Борисович.

— Ну почти, — уклончиво ответил мужчина. — Мне тогда надо было согласиться. Ведь я хотел наукой заниматься. Эх…

Михаил Борисович удивленно на него покосился и почесал лоб.

— А теперь поздно. Ведь так? Мест, наверно, нет. А в нашей фирме возможностей мало. Да. Жаль.

Марат закусил губу и выжидательно посмотрел на Савельева. Они как раз подошли к подъезду, и мужчина, отчего-то нахмурившись, поставил сумки на лавку.

— Да я и не настаиваю, — продолжал он.

— Да нет, Марат… Я ведь на пенсии. А так взял бы тебя с удовольствием. А теперь похлопотать даже не перед кем. Все мои ушли. Так что ты извини.

Михаил Борисович снял сумки с лавки и собрался уходить:

— Спасибо, тебе, дружок, что помог…

— О чем речь? А вы все так на кафедре и преподаете? Да?

Марат как раз явно не хотел расставаться.

— Да. Там все по-старому, — заулыбался наконец Михаил Борисович.

— Эх, увидеть бы наших. А как Катерина Михайловна? Привет ей от меня передавайте. Наверно, уже доктор наук? Внуки небось…

Михаил Борисович вдруг нахмурился и твердо направился в подъезд:

— Н-нет. С Катериной случилось несчастье. Я не хочу об этом говорить, и вы меня извините, нужно идти.

Но Марат как-то сразу взбодрился и, придав своему лицу озабоченное выражение, снова хотел взять у Савельева сумки и вошел с ним в подъезд.

— Вы что! Может, я смогу чем помочь, а? Может, лекарства, какие? У меня друг в медицинском центре. Вы его, наверно, не вспомните, он только один курс с нами учился.

— Нет-нет, спасибо. Спасибо, Марат. Я же работаю. Пусть небольшие деньги, но хватает. Катина пенсия. Не надо. Дальше я сам понесу.

Савельев остановился на лестнице с намерением распрощаться, но Марат, как будто что-то вспомнив, всплеснул руками.

— А хотите, я вас к нам на фирму устрою? Мы как раз бумагой занимаемся. Ну и другими вещами тоже, конечно, но бумагой — в первую очередь. Необыкновенно творческие задачи перед нами стоят, вы узнаете — поразитесь. А какую аппаратуру закупили, Михаил Борисович, это же просто мечта! О таком таланте, как вы, даже хлопотать не придется. С руками оторвут! Не работа будет, а наслаждение.

— Нет, стар я уже, спасибо. — Савельев вежливо улыбнулся и стал подниматься к себе на этаж, внутренне переживая, что второго приглашения не последует.

— Это вы-то?! Да вы что! Честно говоря, нам вас просто не хватает! — Марат, поразмыслив, стал подниматься за Савельевым следом по лестнице. — Нет, даже не спорьте! У нас зарплата отличная. Спектроскопию мы почти не делаем, но вы будете заниматься только своим делом, поверьте!

Михаил Борисович с любопытством взглянул на Марата и нерешительно пожал плечами. Спектроскопия — это действительно было его, родное — метод исследования материи на предмет состава пропиткой химреактивами. Михаил Борисович в основном изучал бумагу.

— Вот уж не знаю…

— А я знаю! Давайте так. Вы с Катериной Михайловной посоветуетесь, а я вам завтра позвоню. Телефон у меня остался.

— Ну хорошо… давайте… посмотрим, — согласился наконец польщенный Михаил Борисович.