Падший ангел - Фридрих Незнанский

— Здрасте, Михал Борисыч. Новость хотите?

Запыхавшаяся Кошкина влетела в секретарскую и перевела дух, почему-то злорадно улыбаясь.

— Не хочу, — буркнул Савельев, прихлебывая кофе из одноразового стаканчика, которым он пользовался уже не однажды.

— А мне там на чашечку не осталось?

Кошкина тут же оттеснила его крупным бюстом от кофеварки к окну и, дыша с высоты своего роста на лысину низенького Михаила Борисовича, громко зашептала:

— А вы знаете, что у нас очередные перемастурбации, пардон, пертурбации?

— Что? — вздрогнул Михаил Борисович, безмятежно созерцавший унылый вид за окном. — Что вы сказали?

— Я говорю, ну вы знаете, что у нас директора сменили, а?

Михаил Борисович недоуменно взглянул на Кошкину, выливающую себе остатки кофе.

— Да? Куда это Владимира Ивановича перевели?

— «Перевели»! — усмехнулась Кошкина, отхлебывая из пластикового стаканчика. — Куда его переводить-то? На кладбище? Пардон. На пенсию его перевели. Прям вчера и решили.

— Да что вы! — Михаил Борисович поставил свой стаканчик на подоконник и тревожно взглянул в лицо Кошкиной. — А кого назначили? Кто на его месте будет?

— Сомов. Помните такого? — При этом Кошкина выжидательно взглянула в глаза Михаилу Борисовичу, и на ее полных губах возникла радостная улыбка. — Вроде у вас учился.

— Сомов?! — Михаил Борисович, поворачиваясь к Кошкиной, сбил стаканчик с подоконника. — Вы шутите? Сомов?!

По кафельному полу разлилась грязно-бурая жидкость.

— Какие уж тут шутки. Я что как ураган примчалась-то! Сейчас собрание будет по этому поводу. В актовом зале. Вон десять уже. Идем!

Михаил Борисович отпрянул:

— Не пойду. У меня много работы, и вы это знаете!

Он вдруг засуетился, заглядывая во все углы в поисках тряпки, которой никогда в секретарской не было. Поднял стаканчик и поставил к себе на стол.

— Я никуда не пойду! Если он захочет меня видеть, пусть сам приходит.

Кошкина поморщилась:

— Ну зачем эти сцены, а?

Но Михаил Борисович вдруг вбежал в свой кабинет и, громко хлопнув дверью, закрыл замок изнутри. А Кошкина, покачав головой, вышла на лестницу.

Сомов, упитанный сорокалетний мужчина, ровесник дочери Савельева, уверенно выступал на кафедре собрания, когда в зале спустя полчаса появился, шаркая по проходу, Михаил Борисович. Увидев его, Сомов вдруг сбился, дважды повторяя только что сказанное, и затем вскоре замолчал вовсе, покинув кафедру. Его место тут же занял начальник отдела кадров и без какого-либо вступления тут же заявил, что «многоуважаемого доктора химических наук, начальника отдела физико-химических исследований Михаила Борисовича Савельева в связи с плохим самочувствием и выходом на пенсию освобождают от занимаемой должности и назначают на его место кандидата химических наук Кошкину Юлию Игоревну». Что происходило дальше, Михаил Борисович помнил смутно. Он помнил, что тут же встал и заявил, что никто и никогда не интересовался его самочувствием и знать об этом не может. Вслед за этим заявлением окружившие Михаила Борисовича коллеги принялись успокаивать его и, как назло, предлагать валерьянку и кордиамин. Михаил Борисович трясущимися руками стал с возмущением отталкивать от себя предлагаемые лекарства и, вдруг увидев смотрящего на него тяжелым взглядом Сомова, ткнул в него пальцем и вскрикнул:

— А ты негодяй! Подлец и бездарь! Слышите?! Он бездарь! Так и знайте!

После чего он с помутненным сознанием выскочил из актового зала, хлопнув в ярости дверью, и затем выбежал из здания института без пиджака, что так и остался у него в кабинете. Савельев пришел в себя, лишь открыв дверь своей квартиры: он остановился в коридоре и мрачно посмотрел на пустую вешалку в шкафу, где он обычно оставлял пиджак.

— Что стряслось? Ты что так рано?

Из комнаты выглянула Катерина и подозрительно посмотрела на свернутый набок галстук отца.

— Н-не, ничего. Пиджак забыл.

Михаил Борисович, не разуваясь, прошел в комнату и повалился на диван. Катерина удивленно посмотрела на его пыльные туфли и с тревогой спросила:

— Папа, отвечай. Что случилось? Я все равно узнаю. Говори!

— Что говори? Что?! — Михаил Борисович в раздражении вскочил с дивана. — На пенсию меня отправили! Понятно? По состоянию здоровья!

— Господи! — Катерина закрыла лицо руками.

— А дуру Кошкину на мое место! А что она понимает в спектроскопии? Что?

— Папа! — Катерина, поморщившись, потерла изуродованную ногу. — Погоди. А что Владимир Иванович? Что он говорит?

— Владимир тоже на пенсии. Его отправил туда твой Сомов. Сомов, твой ненаглядный негодяй! Он теперь институтом заведует!

…Некогда Сомов, возлюбленный Катерины, подающий в то время надежды ученый, как, впрочем, и Катерина, при проведении рискованного, но инновационного (сам на этом докторскую и защитил) лабораторного исследования, допустил ошибку в технике безопасности. Возник пожар, реактивы упали на пол. Тогда-то Катерина и повредила ногу. Сомова при этом якобы выбросило взрывной волной из лаборатории, а Катерина хоть и пострадала, но сумела погасить пламя. Катерина получила инвалидность и ушла из института, больше они не встречались…

Денис сидел в машине в полусотне метров от подъезда дома Шахмамедова, ждал и лениво размышлял. Странная прихоть — с его средствами он мог бы жить в одном из модных ныне кондоминиумов, а обитал в стандартном советском доме. И поселился в Марьиной Роще, словно урка какой в двадцатые… Правда, квартира Шахмамедова занимала пол-этажа, и это-то как раз было нормально.

Денис ждал, когда соседка Шахмамедова уйдет из дому. Она каждый день в одно и то же время уходила часа на три, как он успел заметить за день предварительного наблюдения. Имелся, правда, еще сосед, алкаш и дебошир, но он к полудню уже успевал набраться, поэтому опасен быть не мог.

Бабулька вышла из подъезда и пошла в сторону метро.

Пора.

Пропитанная снотворным микояновская колбаса лежала в кармане. Подобрать ключ к замкам «упакованной» новорусской квартиры было бы слишком сложно, поэтому Денис решил залезть через балкон (с противопожарным выходом) из квартиры бабульки. Хорошенькое дело получается — все проникновения — через окна.

Квартира Шахмамедова на охране не стояла, зато по ней разгуливал ротвейлер размером с небольшого слоненка, вот для него-то Денис и припас микояновскую колбаску.

Открыть квартиру бабульки оказалось делом несложным, и уже через несколько минут, преодолев межбалконную решетку, которую законопослушный (или и впрямь пожаров боится?) Шахмамедов только прикрыл, но заделывать не стал, Денис попал на его балкон.

Дверь на кухню была заперта, но форточка приоткрыта. Благословенная жара! Денис подтянулся и метнул через форточку приготовленное лакомство. Ротвейлер показался мигом. Хваленая собака-охранник слопала колбасу и через несколько минут уже спала глубоким сном. Лучше собаку воспитывать надо, гражданин Шахмамедов, подумал Денис, открывая балконную дверь.

Квартира выглядела как на обложке. Барная стойка у длинной кухонной стены была заставлена заморскими напитками. Денис постоял у нее пару секунд, но решил, что устраивать на кухне тайник — слишком просто. Кухню он будет осматривать в последнюю очередь. Из кухни был выход в холл и в столовую. Кабинет находился в другом конце квартиры, и Денис направился туда.

Стол красного дерева был завален бумагами и какими-то брошюрами. Похоже, что работает Шахмамедов больше все-таки здесь. Этот стол выглядел более обжитым, чем офисный.

Но ни в столе, ни в кабинете вообще не было ничего заслуживающего внимание. Денис хотел было перейти к спальне, когда во двор въехала милицейская машина, отчаянно завывая.

Он подошел к окну. Из машины выгрузились три бравых молодца и отправились к подъезду Шахмамедова.

Денис подобрался поближе к дверям. Услышал, как в подъезде хлопнула дверь и заработал лифт. Лифт остановился на шестом этаже, и из него вышли три человека. Квартира Шахмамедова тоже была на шестом, и Денис напрягся. Неужели кто-то видел его манипуляции на балконе?!

— Ну что, позвоним? — сказал один милиционер на лестничной клетке.

— А чего с ним церемониться? — Голоса звучали приглушенно.

Это конец, понял Денис. Выбраться через балкон к бабульке он не успеет — если им донесли, что к Шахмамедову пробрался вор, то внизу его уже ждут. Денис, ступая с пяток на носки, отошел от дверей и прислушался. Ротвейлер спал. Неизвестно, сколько будет действовать снотворное, но пока у него есть время.

Кажется, милиционеры на площадке решили все же позвонить в дверь для начала, и Денис осторожно двинулся в сторону кухни. Забаррикадироваться — это раз. Позвонить своему адвокату, то бишь Гордееву, — два. Конечно, всегда есть шанс прорваться, что называется, с боем, но это значит — создать еще большие неприятности на свою задницу. И не только на свою — вот что плохо. Если выяснится, что родной племянник начальника московского уголовного розыска лазит по чужим квартирам всего лишь на том основании, что он частный детектив, Вячеславу Ивановичу может не поздоровиться. Да и «Глорию» запросто прикроют… Стоп-стоп-стоп! А почему, собственно, его должны опознать? Можно ведь соорудить какую-нибудь маску! Денис осмотрелся в поисках подходящего куска материи и тут только сообразил, что в дверь так и не позвонили. И не постучали. И не стали ломиться.