Иезуитский крест Великого Петра - Лев Анисов

На другой день в правительстве приступили к обсуждению вопроса. Ситуация не из простых. Многое надо взвесить.

К вечеру решение было принято. Цесарь брал беглеца под тайное покровительство, обещал — против воли царевича не выдавать отцу и намеревался искать возможности примирить с государем.

Царевич, услышав о решении цесаря, надолго задумался и произнес с мольбой:

— Я согласен исполнить волю императора, но отцу не выдавать; с отцом я готов помириться, но идти к нему ни за что на свете не согласен; в таком случае я погибну телом и душой.

Принялись хлопотать за царевича теща и свояченица его, императрица. Хлопотали, возможно, более за детей.

В руки императору, с бегством Алексея, попадал крупный козырь, который можно было использовать при удобном случае. На ход событий цесарь смотрел, исходя из своих интересов.

Замок Эренберг, в Тироле, на четыре с лишним месяца стал тайным убежищем царевича Алексея Петровича.

Петр, встревоженный исчезновением сына, 9 декабря приказал генералу Вейде разведать о нем, отыскать его. Тотчас же были приняты меры генералом, и его люди отправились на розыски. Срочно был вызван в Амстердам Веселовский.

Через короткое время местонахождение царевича Алексея Петровича было обнаружено.

Прервем здесь увлекательное чтение исследования М. П. Погодина, опубликованного сто с лишним лет назад, не переиздававшегося с тех пор и потому приведенного нами почти дословно.

Сделаем паузу. Бывает же так, читаешь, и хочется сделать заметки на полях. Мысли порой возникают даже и не в контексте с читаемым. Видимо, исподволь думаешь о прочитанном ранее. И захотелось на полях записать вот что: царские особы, находившиеся у власти после Петра, — Екатерина I, Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Петр III, — они ли равны по значимости Алексею — эти продолжатели дела Петрова? Со смертью царевича и кончиной самого Петра на престоле оказались сторонники немецкой партии. Вот в чем беда и трагедия, на наш взгляд, и самого Петра, и сына его, вот та беда, о которой говорил В. В. Стасов, называя не только царевича Алексея, но и самого Петра «глубоко трагическими личностями». И недаром вырвалось у П. Я. Данилевского: «Государственная реформа, которую претерпела Россия, и которая, с государственной точки зрения и в границах государственности, была совершенно необходима, перешла однако же должную меру, вышибла и сбила Россию с народного, национального пути. Пока жив был великий реформатор — господствовал еще над всем русский интерес, по крайней мере в политической сфере. Но, со смертью Петра, немецкое влияние, которому был дан такой огромный перевес, не переставало возрастать, так что во времена Анны можно было сомневаться: не исчезнет ли, не сотрется ли совершенно русский национальный характер с русского (только по имени) государства; не обратится ли русский народ в орудие, в материальное средство для немецких целей».

Не вдаваясь в глубину сложных, запутанных событий, развернувшихся в связи с делом Алексея Петровича, к которому были причастны наверное же и Рим, и Вена, и другие государства, не упустим из виду нескольких деталей:

— лучшим средством склонения России к Риму католики находили брак царевича Алексея на одной из эрцгерцогинь австрийских и были очень раздосадованы, что этого не случилось;

— укрывательство царевича в Австрии, затруднения, связанные с выдачей царевича, осложнили и в конце концов прервали отношения России с цесарем. Австрийский посол Плейер, обвиняемый, а точнее сказать, подозреваемый в интригах в пользу Алексея и против царя, вынужден был покинуть Петербург. Цесарь, не проявив учтивости, предложил, в свою очередь, Веселовскому покинуть Вену, не дав ему времени известить о сем свое правительство.

Царь был задет (он ведь не сам выдворял Плейера, а просил венский двор отозвать своего посла), и чтобы ответить должным образом, 17 апреля 1719 года повелел декларацией выслать из России иезуитов. (Мы несколько опередили события, так как царевич еще находится в Вене и не возвращен хитростью Толстого и Румянцева и подкупленными ими лицами в Россию.)

Женитьба царевича Алексея, спросим мы себя, не была ли уступкой Петра Риму? Пусть косвенной (все-таки женат не на русской).

Петр вел тонкую игру с Римом. Еще в июле 1698 года Петр, прибыв в Вену, чтобы убедить цесаря в совместных действиях и необходимости сообща продолжать войну с турками, собирался оттуда выехать в Венецию. В Риме, следившем за каждым его шагом с момента выезда из Голландии, втайне надеялись, что русский царь инкогнито приедет в Ватикан и присоединится к римской церкви..

Ультрамонтаны преследовали его на пути в Россию. Проведав, что он остановился в Замостье, папский нунций в Варшаве добился приглашения на царский обед. За обедом он завел было с Лефортом разговор о римско-католической церкви, но Франц Яковлевич быстро смекнул, что к чему, и пресек разговор, заявив без обиняков, что иезуитам не дозволят прибыть в Россию. (Напомним, там жили в это время Патрик Гордон и Павел Менезий и покровительствуемые ими люди.)

Карл XII, удачно начав войну с русскими, сумел вторгнуться в Польшу и сместить короля Августа, сторонника Петра. При содействии шведов на престоле оказался Станислав Лещинский. Польша разделилась на два лагеря. Русское правительство поддерживало противников Лещинского, и Петр I, выискивая в Европе себе союзников против Карла XII, остановил взгляд свой на Риме. Папским нунциям шведский король (лютеранин) не мог нравиться, как и ставленник его Лещинский. Рассчитав все наперед, Петр Алексеевич направил в Рим своего камергера Б. В. Куракина. Направил инкогнито, с полуофициальным поручением. Секретарем при Куракине был Веселовский. Важно было настроить римский двор против Лещинского. С тем и ехали русские посланники.

Искусный по части переговоров, Борис Иванович Куракин принялся тонко склонять папу и кардинала Паулучи к мысли, что, действуя против Карла XII, русский царь защищает-де не одни свои интересы, но и Рима. Ясно, что рьяный лютеранин есть злейший противник римско-католической церкви. О том русский царь всегда помнит.

Папа и кардинал слушали внимательно.

Куракин, дабы еще более склонить и расположить римский двор к русскому правительству, сказал папе при первой торжественной встрече, что царь имеет особое расположение к папе. Сообщено было, что государь вследствие этого позволил свободное отправление римско-католической веры и в Москве дозволено строительство костелов. (Правда, как о том сообщает Д. А. Толстой, Куракин не дал расписки, что государь позволяет открывать в России свободно римско-католическую веру. Кончилось тем, что папа удовольствовался заявлениями этих удостоверений и обещаний князя Куракина в ответной грамоте своей к царю.)

Политические цели всегда брали верх у Петра. Может быть, именно поэтому иезуиты, находившиеся в Москве, были введены в заблуждение и их сведения о решительном желании Петра сблизиться с Римом были в последнем чуть было не приняты за чистую монету.

Рим догадывался об истинных убеждениях Петра, весьма склонного к протестантизму. Да и как было не догадываться, когда печатавшиеся в Голландии брошюры против папы находили радушный прием при дворе Петра, расходились по рукам царедворцев и даже переводились на русский язык; во дворце представлялись в шуточном виде конклавы и кардиналы.

Было о чем подумать Риму!

Не забудем и следующей детали: странно начавшийся Прутский поход и его бесславный конец возвеличили Екатерину I и резко изменили отношение Петра к его сыну Алексею.

Почему же Екатерина так возвысилась в глазах Петра после этого самого неудачного и, на взгляд многих, самого непонятного похода Петра? Какое действие она совершила в тот период, остается загадкой.

Приведем слова Н. Костомарова: «Впоследствии царь заявил во всеобщее сведение своему народу о каких-то важных заслугах, оказанных Екатериною во время Прутского дела, когда государь со своими военными силами очутился в критическом положении, но в чем именно состояли эти заслуги Екатерины, не объявлял об этом ея царственный супруг, и из всех сохранившихся современных описаний Прутского дела нельзя вывести ничего, что бы могло указывать на важное участие Екатерины».

Совсем недавно в руки мне попал дневник Юста Юля, датского посланника, бывшего свидетелем Прутского похода. Вот какие строки мы находим в дневнике:

«Во время сражения царица раздарила все свои драгоценные камни и украшения [первым] попавшимся слугам и офицерам, по заключении же мира отобрала у них эти вещи назад, объявив, что оне были отданы им лишь на сбереженье. Короче, смятение среди русских было всеобщим, и от страха большинство не знало, что делает.

Относительно царицы надлежит отметить [следующее]. Еще в Москве я слышал, что вечером, в день своего отъезда из [этой столицы], царь объявил Екатерину Алексеевну своею [будущею] супругой…»