Хороший немец - Джозеф Кэнон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отвали, дружище. Ты что, не видишь — леди кушает?
Русский удивленно отпрянул назад.
— Он не понял, что она с вами, — сказал с акцентом голос сзади. — Мои извинения. — Джейк повернулся. — А, мистер Гейсмар.
— Генерал Сикорский.
— Да, прекрасная память. Извините моего друга. Он подумал…
— Он твой друг? — спросил Дэнни у Джейка. — Что ж, отлично. Ильза, будь умницей, пройдись в фокстроте.
— Вы танцуете? — сказала она русскому, встала и взяла его за руку.
— Спасибо, — сказал Сикорский. — Очень любезно.
— Пустяки. — Дэнни был само радушие. — А вы?
— В следующий раз, — сказал он, взглянув на другую блондинку. — Рад видеть вас, мистер Гейсмар. Совсем другая вечеринка. — Он посмотрел в сторону танцплощадки, где русский и Ильза уже сплелись в объятиях. — Мне понравился наш разговор.
— Пещера Аладдина, — сказал Джейк, стараясь вспомнить.
— Да. Когда-нибудь, возможно, мы поговорим с вами на эту тему, если только захотите посетить наш сектор. Хотя там не так весело, как здесь. Доброй ночи. — Он повернулся к Дэнни и слегка поклонился, собираясь уходить. — Мой друг благодарит вас за помощь.
— Не забудьте вернуть ее обратно, — подколол Дэнни.
Сикорский взглянул на него, затем вынул пачку банкнот, отсчитал несколько штук и бросил их рядом со стаканом Дэнни.
— Этого должно хватить, — сказал он и удалился.
Дэнни, уязвленный, уставился на банкноты, как будто его отхлестали по щекам. Джейк отвернулся и проследил за Сикорским, который уже здоровался у бара с приятелем Гюнтера.
— Ни хрена тут не хватит, — сказал Дэнни. — Красные ублюдки.
— Какие бумаги? — спросил, поворачиваясь, Джейк.
— Что? А, разные. Ты спрашиваешь меня, что бы я купил на десять тысяч долларов, ну я и представил. Я покупаю бумаги. Купчие, например.
— У тебя есть здесь собственность?
— Кинотеатр. Самое первое приобретение. Сейчас квартиры. Конечно, в нужных районах. Но вот кинотеатр — это всегда что-то, верно?
— А что будет, когда уедешь домой? — спросил с интересом Джейк.
— Домой? Зачем? Мне здесь нравится. Полно девчонок — но этого мало. И я приобрел недвижимость. А что меня ждет в Лондоне? Пять фунтов стерлингов в неделю и большое спасибо? В Лондоне сейчас мертвый сезон. Все возможности мира на данный момент сосредоточены именно здесь.
Джейк сидел с минуту молча, в полном недоумении. Еще одна статья для «Колльерс», которую никогда не напечатают, — о наглом рядовом за угловым столиком в «Ронни».
— Вряд ли он продавал купчие, — сказал он наконец.
— Ну, это же как пример, правда? Ладно, давай еще по одной, — сказал он, с удовольствием наливая. — Настоящее односолодовое, а не ваше смешанное. — Он отхлебнул. — Стоящих бумаг — куча. Удостоверения личности. Восстановление в правах. Присвоение титула достопочтенного, если хочешь. Подделки, но кто узнает? Конечно, в первую очередь бумаги нужны немцам.
— Персилшайн, — сказал Джейк. — Смоет ваши грехи.
— Это точно. За одну такую бумагу, если она надежная, можно получить две тысячи. Продашь несколько и… — Он замолчал и поставил стакан. — Погоди. Я тебе расскажу, что тут действительно было. Сам, конечно, не видел, но слышал — тоже можно очень дорого продать.
— Что?
— Лагерные письма. Свидетельские показания. Какой-нибудь еврей пишет, что такой-то был вместе с ним в лагере или такой-то пытался уберечь его от лагеря. Самый лучший персилшайн: личное дело сразу становится чистым.
— Если он настоящий.
— Ну да, автор письма. Конечно, большинство на такое не пойдет, и это понятно. Но если тебе действительно нужны деньги — скажем, выбраться из страны, — что значит одно письмо?
Джейк в смятении уставился в стакан. Оправдать собственного убийцу. Что может быть хуже.
— Боже, — сказал он, с отвращением вздохнув — едва слышно из-за грохота оркестра.
Дэнни заерзал на стуле, снова почувствовав неловкость, как будто Джейк швырнул ему деньги на стол.
— Ну, я так не считаю. К чему в этой жизни долго помнить старое. Вот посмотри на меня. Три года в лагере для военнопленных. Это был ад, поверь мне. Его уже не восстановишь. — Он коснулся уха. — Глух как тетерев. Заработал в лагере. Но я познакомился там с немцами, нет худа без добра. Я и не думал, что это пригодится. А теперь, когда с этим все кончено, что толку ворошить прошлое? Надо жить дальше, я так считаю. — На какой-то дикий момент в голове Джейка невероятным эхом пронесся голос Бреймера.
— То был другой лагерь, — сказал Джейк.
— Знаешь что, дружище. Проведи три года в лагере для военнопленных, а потом потолкуем о разнице.
— Извини, я не хотел…
— Ладно, все нормально, — сказал Дэнни благодушно. — Никаких обид. Честно говоря, я и сам таких писем не оправдываю. Действительно мерзко, особенно после того, что эти люди пережили. Правда, они тоже не от хорошей жизни этим занимаются, понимаешь, да? Им деньги нужны, вот и все. Несчастные вымогатели — их и здесь можно встретить, по-прежнему в этих пижамах, сердце разрывается. Так что с этими письмами я даже связываться не хочу. Это называется воспользоваться ситуацией.
Джейк посмотрел на него. Человек, предлагающий мальчиков в форме Гитлерюгенда.
— Ты можешь узнать, кто ими торгует?
— Зачем?
Встреча с юристом общественной безопасности. Можно ухватиться за ниточку.
Он вспомнил кабинет Берни, до потолка заваленный бумагами.
— Интуиция. Это не драгоценности — не похоже. Давай пойдем по бумажному следу. — Он посмотрел на Дэнни, который явно сомневался. — Я, само собой, заплачу.
— Вот что я тебе скажу. Друг Гюнтера. Лично от себя сделаю, что смогу. Дай мне покрутиться. Но ничего не обещаю, запомни. Если что раскопаю, назначу цену. По-моему, все честно, нет?
— Да.
— Привет, Рог, — сказал Дэнни, глядя на рядового британской армии. — Все готово?
— У меня майор на улице.
— Отлично. Это за тобой, дорогая, — сказал он блондинке. Та положила салфетку и вынула губную помаду. — Как есть, лапонька. Нет смысла рисовать ротик, учитывая, где он сейчас побывает. Вперед.
— Видерзеен, — вежливо попрощалась она с Джейком, встала и пошла за рядовым.
— Дом надежный, — крикнул ей вслед Дэнни. — Отборный товар, эта крошка. Ей самой нравится. Может, попробуешь?
— Можно тебя спросить? Почему… — начал Джейк, затем остановился, не зная, как спросить. — То есть, я думал, что для этого требуется всего пара сигарет. Так почему…
— Ну, некоторые джентльмены как бы робеют. С этого все и началось. А я, как видишь, не робею, так что надо было в известном смысле завести несколько знакомств. Некоторые это ценят. Удобно. Офицеры, они ведь не хотят подцепить что попало на улице. Никогда не знаешь, что заработаешь, верно? Небольшой сюрприз для жены. Привет, а это что? Гадость. Все дело в гигиене. У меня есть доктор, который их проверяет. Приличный парень. Примет меры в случае любой неожиданности, понимаешь, о чем я. Девочкам, конечно, это нравится — меньше износ, нигде не надо фланировать.
— А почему только офицеры?
Дэнни улыбнулся.
— У них деньги для начала. Но, знаешь, все дело в девочках. У них же одно на уме, не так ли? Ищут любви. И билет, чтобы уехать. В Лондон, почему бы и нет? Куда угодно, только не здесь. Ну, а рядовой вряд ли на такое способен, верно? Так что нужен офицер.
— И что, делают?
— Что? Увозят их домой? Не-а. Им нужно одно: отсос по-быстрому да засадить, и все дела. Но никогда не знаешь. Я всегда говорю девчонкам, смотрите на вещи с оптимизмом. Всегда есть шанс. Вкладывайте в это все сердце и душу — и, может, что-нибудь получится.
— И они тебе верят.
Дэнни пожал плечами:
— Понимаешь, они не проститутки. Прекрасные девчонки, некоторые временно подрабатывают. Они просто пытаются выжить. Им нужно дать надежду.
— А что ты говоришь мальчикам?
— Это побочный бизнес, — ответил Дэнни. И, снова смутившись, провел рукой по зализанным волосам. — Всякое разное.
— Они действительно были в Гитлерюгенде?
— Конечно, Виктор, во всяком случае. Это брат Ильзы.
— Ну и семейка.
— Знаешь, я думаю, он был таким. Про остальных не знаю. Сначала шли на это не очень охотно. Но рады деньгам. Да и кто узнает? Находит их Виктор, это его друзья. Я же говорю, это так — побочный бизнес. О, посмотри на этого. Хорош. Вылитый Бенни Гудмен.[54]
Он показал на оркестровую площадку, где, облизывая язычок инструмента, поднялся кларнетист в ожидании соло. И действительно заиграл Гудмена — «Воспоминания о тебе», первые печальные ноты, пьянящие плавные звуки. Еще один отзвук родины — музыка была так неожиданно прекрасна, что звучала неким упреком в прокуренном зале. Пары на танцплощадке, зачарованные игрой кларнетиста, перестали подскакивать и, еще ближе прижавшись друг к другу, принялись покачиваться. Кларнетист, тоже покачиваясь, закрыл глаза, стараясь забыть о развеселом, гадком зале, и унестись с мелодией куда-то вдаль.