Гнозис. Чужестранец (СИ) - Элейский Иван

Платон вытащил нож.

«Ого, сталь. Дорогая штучка. Давай засовывай его в щель. Видишь, там есть засов? Он деревянный почти наверняка, металл слишком дорогой для таких дел, так что нужно его зацепить и сдвинуть, благо щель достаточно широкая.»

Платон просунул нож через щель, поводил им вверх и вниз, пока не упёрся во что-то твердое. Вытащил, воткнул в ту же точку с силой, нож вонзился, Платон изогнул его там и ощутил, как засов внутри сдвинулся. На полсантиметра едва ли, но сдвинулся.

«Вот и отлично. Продолжай в том же духе. Хотя, скажу честно, меня напрягает твоя идея забраться в дом, коробку, где не видно ни Осколков, ни звёзд! Лучше бы нам быть подальше от городов, а то в этой тесноте одни проблемы.»

Платон сжав зубы продолжал двигать засов. Каждое движение давалось с трудом, руки вспотели, а любой шорох заставлял дергаться. Наконец, дверь со скрипом отворилась и Платон тут же скользнул внутрь.

Глава 14

В помещении стоял полумрак, но было понятно, что это действительно кухня. Единственный свет исходил из маленького мутного окошка наверху и еще от углей в наполовину потухшей жаровне, напоминающей мангал с вытяжкой. Большую часть помещения занимал длинный стол, на котором стояли тарелки, кубки, ложки и прочая посуда. Платон двинулся дальше, дверь ведущая в дом оказалась не заперта.

Перед ним развернулся большой зал с куполообразным потолком, на котором расцветали каменные узоры. У дальней стены начинался монументальный гранитный стол, тянувшийся через две трети зала, на котором стояло несколько ваз с простенькими цветами. Свет струился через окно, придавая этой столовой сходство с храмом.

Прямо напротив стола были широкие входные двери, ныне закрытые. За ними, скорее всего, стоял охранник, так что Платону нужно было не шуметь. Помимо этого в зале была довольно узкая лестница, ведущая на второй этаж и два арочных прохода в небольшие комнаты со столами и креслами, которые сейчас пустовали.

Платон уже направился на второй этаж, но заметил лестницей решетчатый люк. Что было внизу — неясно, слишком темно, так что он решил сначала обследовать дом, потом уже изучать подвал, чтобы не рисковать оказаться там запертым каким-нибудь оставшимся слугой.

Второй этаж представлял собой длинный коридор изрешеченный арками с тяжелыми занавесками. Арки вели в разные комнаты. Первая проверенная оказалась спальней — набивные тюфяки, укрытые бледно-желтыми простынями. Довольно аскетично для такого богатого человека. Платона снова охватили сомнения — был ли Саддиат действительно тем, кем казался?

Ощущение, что он совершает ошибку, начало неприятно свербить где-то в районе живота, и именно оно привело к тому, что он отвлекся и в следующей комнате зацепил чертов ящик, внутри которого что-то отвратительно загрохотало.

Платон метнулся к углу комнаты и замер, обратившись в слух. Откуда-то с противоположной стороны коридора послышался шорох, едва заметный. Сердце забило тревожную дробь, дыхание участилось, а Платон начал проклинать себя за самоуверенность. Стоило нанять для этого кого-то, кто реально умеет пробираться в дома.

Но за шорохом не последовало ни шагов, ни других звуков. Платон медленно, на одних носках прокрался к комнате, из которой, как ему показалось, шёл звук, и слегка отодвинул штору. Глаза сначала не видели почти ничего в комнате, забитой тканями и освещаемой одним узеньким окном, но через полминуты Платон разглядел, что в углу комнаты, на здоровом сундуке, укрытом ковром, лежал мальчишка в простеньком хитоне и, свесив одну руку, спал. Вероятно, он просто перевернулся во сне, заставив ткань ковра зашуршать. Платон очень медленно выдохнул. Всё было нормально, просто спящий слуга.

Платон быстро осмотрел остальные комнаты и вскоре обнаружил что-то вроде кабинета, тут был стол и ряды полок вдоль стен, забитые ящиками. На столе обнаружилась всякая мелочь: перья, чернила в маленькой бутылочке, несколько чугунных колец, какие-то шнурки, печать и воск; а посередине лежал здоровенный кодекс в простом переплете из кожи. Платон открыл его, начал листать пергаментные страницы, потом захлопнул — внутри были сплошные столбцы цифр, такой вот древний гроссбух. Вряд ли в нём записаны секретные сделки с северянами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он полез смотреть ящики, которые оказались заполнены свитками, хотя в некоторых попадались деревянные дощечки, покрытые воском. Он развернул первый попавшийся свиток.

«Дорогой Садиатт!

Пишет тебе твой друг Никофус. Надеюсь, моё письмо застанет тебя в добром здравии.

В Лаколии нынче царит стабильность, а мой дом процветает. Клифевенцы продолжают копать своё счастливое олово и охотно меняют его на сорго и оливы из Грано. К счастью, там нынче настал мир, так что каждый лаколийский торговец пытается построить состояние на этом.

Впрочем, это нисколько не повредит нашему замыслу по торговле сталью. Я нашёл новых покупателей — нескийцы готовы платить едва ли не вдвое обычной цены, лишь бы получить большей мечей. Их армия и без того славится дисциплиной, а с таким оружием и вовсе будет сильной без меры, так что стоит ждать очередной войны на Западе.

Знай, что я жду от тебя вестей и надеюсь, что ты сможешь договориться об увеличении поставок. Славлю твой талант переговорщика. Будь здоров.»

Ничего криминального. Во всех ящиках лежали письма, как вскоре выяснил Платон, большая часть из них содержала какие-то новости или небольшие просьбы. С некоторыми получателями переписки явно велись длительное время, но опять же ничего криминальнее небольших интриг там не было. У Саддиата, судя по всему, было множество друзей в разных странах, с которыми он поддерживал регулярный контакт и все они непременно восхваляли его таланты.

Наконец, Платон нашёл то, что хотел. В ящике на верхнем ярусе оказались пергаменты более плотные и словно бы отбеленные. На одном из них аккуратным почерком было выведено следующее:

«Дорогой Саддиат!

Пишет тебе лорд Реклос с позволения Щитоносца, проводника воли и верного слуги самого Лорда-протектора Саутийской Империи, Самодержца Марбидии, защитника Королевства Пон, воеводы воевод Великого Севера и прочая, прочая, прочая.

Твои письма для нас приятны и мы всегда удостаиваем их вниманием, а сам ты давно известен как надежный партнер и верный товарищ среди многих северян. Радостно, что и среди граждан полисов встречаются достойные люди, думающие о будущем.

Та информация, что ты передал, поможет делу объединения всего мира, в котором каждый сможет честно торговать и получать выгоду, как и требует того великий Лорд-протектор Сурт.

Мы рады выполнить твою просьбу, ожидая, что ты будешь готов оказать нам ответные услуги, которые мы изложим отдельно, когда наступит время. Запрошенную тобой вещь мы отправим сейчас же вместе с торговцем по имени Ликоний. Спроси его, воет ли черная луна, он же ответит „Лишь когда гаснут белые звезды“, тогда всё спокойно, если же ответ будет иным, то забудь об этом, пока мы не пришлём иных новостей.

Помни, что демонстрировать её не стоит и будь осторожен — враги медлительны, но оттого не менее опасны. Будь здоров.»

Руки Платона вспотели, заставив края пергамента намокнуть. Это было похоже на доказательство. В ящике обнаружился ещё ряд писем, по итогу которых выходило, что Садиатт предоставлял некую информацию этому лорду Реклосу в обмен на более выгодные сделки и, вероятно, гарантии безопасности в будущем. Судя по всему, переписку он вёл не первый год. Самым интересным всё равно осталось то письмо, которое Платон прочёл первым, потому что в нем единственном говорилось о передаче конкретной вещи и даже упоминалось имя связного. Остальные письма были написаны значительно осторожней.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

По ощущениями прошёл почти час с тех пор, как он перелез через забор. Это означало, что времени на осмотр подвала оставалось мало — Платон не хотел рисковать даже зная, что Амалзия пытается задержать Саддиата, так что размышления об особенностях писем он оставил на потом и просто сунул несколько самых интересных свитков под куртку. Всё остальное сложил на место и поставил ящик туда, где он стоял раньше.