Млечный Путь, 2012 №02 - Журнал «Млечный Путь»

Это означало — конец всему.

Сегодня утром я заказал билет в Катманду.

Пусть я не Ансель Адамс, но мне давно хотелось поработать с пейзажами.

Говорят, Непал — удивительно красивая страна.

Меня там никогда не найдут.

Ира Кадин

Мошико и майор

Лягушонок сидел на полотенце, обхватив лапками серое брюшко. Я попыталась обмотать его туалетной бумагой, но лягушонок разматывался, насмешливо высунув розовый язычок. В конце концов он был спеленат и водворен в бумажную коробочку из-под энципальмеда. Веселый лягушонок, а глаза грустные. Как у Мошико. С «папой» лягушонка я познакомилась три месяца назад…

…Из моря торчала голова в красной панаме.

— Можно влюбиться с пэрвого взгляда? — спросила Голова. Я ответила:

— Нет.

Голова захохотала:

— Тогда завтра приду.

Я развернулась и поплыла в другую сторону.

Назавтра Торчащая Голова обратилась ко мне, как к старой знакомой:

— Хатите шиколад?

Из воды показались волосатые руки. Руки приподняли панаму и сняли с лысины две маленькие шоколадки в полиэтиленовом пакетике. Пакетик и обертки полетели в воду. Заметив укоризненный взгляд, Голова сказала:

— Нэ волнуйтесь, буду виходить, цилофан забэру. Вас зовут Ира, да? Я Мошико.

От шоколадок я отказалась. Мошико запихнул в рот сразу обе плитки и, причмокивая, спросил:

— Вы на машине? Отсюда куда поедете? В Лод? Я с вами поеду, мне тоже надо в Лод.

Я нарочно грубо ответила:

— Никуда вы со мной не поедете.

И снова попыталась побыстрее уплыть. Голова закричала мне вслед:

— Зачэм вы так нэкрасиво! Мне в Лод трэмя автобусами…

Я решила, что отделалась от приставучей панамы, но, когда выходила из моря, услышала:

— А я с вами еду. Мне надо в Лод.

Меня обогнали огромные ягодицы, облепленные красными трусами. По центру трусов шли белые звезды. Звезды подпрыгивали в такт музыке, доносящейся из пляжного ресторанчика. Потом звезды исчезли, и появились колыхающийся, нависший над резинкой живот, двойной подбородок и крупный, словно стекающий с лица, нос. За толстыми стеклами в старомодной оправе — глаза обиженного мальчика, которые стали еще обиженнее, когда я сказала:

— Вы со мной не едете. Отстаньте уже.

На третий день стоял сильный туман. Море было нежным и гладким, и даже крошечная морщинка не портила абсолютно ровную поверхность. Сильный запах йода от водорослей опьянял. Молочная пелена стерла привычный глазу пейзаж. Я уже не знала, в какой стороне берег. Это раннее утро походило на продолжение сна, и меня не удивило, когда из туманной завесы послышалось:

— О рай да, о рай да, о-оо!!!

Я поплыла на «о-о-о» и увидела хор голов. Знакомая красная панама выводила:

Мивал гурии-аши мара, сулма тин, тин гэй параМивдиевда арда брунда, артс мииго кхтамад пара…

За ней вступили белая кепка, панама «хаки» и соломенная шляпа:

О рай да, о рай да, о рай да, о рай да рай да-а-аО рай да, о рай да, о-о-о-оО рай да рай-да о-о-о-о…

Я подплыла ближе и остановилась возле двух заслушавшихся «динозавров» в зеленых ластах и плотно обтягивающих головы зеленых силиконовых шапочках. Динозавры, поблескивая огромными плавательными очками, одобрительно кивали в такт. К моему огорчению, хор после этой песни расплылся в разные стороны, осталась лишь красная панамка. Панама еще немного потянула «о-о-о», потом показала на уплывающего «хаки»:

— Хароший мужик. Он, во-первых, композитор: играет на гитаре… Генераль… Я сам в восемнадцать лет переплыль Ла-Манш. Двадцать литров вода выпиль.

— А сейчас? — спросила я. — Сейчас вы все еще умеете плавать?

Мошико сунул мне панаму. Голова ушла под воду, а на ее месте всплыли белые звезды. Звезды несколько секунд покачались на воде, потом Мошико вынырнул, фыркая и отплевываясь, словно большой кит.

— Я на Куре вырос. Заберете в Лод? У меня сейчас машина в гараж. Амэриканская. Очэнь большая. Но она мне нэ очень нужна: у меня самолет есть. Малэнький. Он только до Грузии может. Мне брат каждое утро из Тбилиси прэссу передает. А когда у брата нэт времени — я сам за газеты прилетаю. Забэрете меня? Я вам завтра кукли принесу.

— Чего вы мне завтра принесете? — не поняла я.

— Кукли, кукли, вот такие, — Мошико руками показал, какие куклы.

— Не надо мне ваших кукол!

Но после «о рай да» я уже не могла отказать.

В машине Мошико долго возился с ремнем, пытаясь перекинуть его через живот. В конце концов, так и не застегнув, придерживал ремень руками. До Лода он не доехал, вышел через несколько минут возле старых, обшарпанных домов, в которых еще сорок лет назад министерство абсорбции селило репатриантов из Советского Союза. За эти минуты успел рассказать, что у него жена, три любовницы, четверо детей и семь внуков:

— Все харошие, только малэнький со мной нэ разговаривает.

— Почему? Вы его обидели?

— Нэ умеет.

После Мошико на сиденье осталось грязное пятно от мокрых плавок и самодельная визитная карточка в виде розового облачка. На облаке шариковой ручкой было выведено: «Мошико Джавахишвили. Писатэль. Члэн Союза Писатэлэй». В том, что Мошико писатель, я уже не сомневалась.

На следующее утро знакомой панамы не было, но, когда я вышла из воды, на моем полотенце стоял, расставив крылья, белоснежный лебедь: носатый, с длинной шеей и грустными глазами. Не верилось, что сложен всего из нескольких ракушек. Довольный Мошико выглянул из раздевалки.

— Нравится? Это захар (самец, на иврите). Завтра будит ему нэкэва (самка). Потом собачка, потом котенок, потом рибка, а когда будит слон, значит кукли кончились.

Мошико достал туалетную бумагу и стал заворачивать лебедя.

— Вы, если захотите, его дома паламаете. А до дома пусть сидит здэсь.

И осторожно положил в коробочку из-под чая.

— Вы сами его сделали? — Мне хотелось еще немного посмотреть на игрушку. Мошико вытянул шею, выгнул дугой руки и стал похож на своего лебедя. Совсем похож.

— Я танцую очэнь красиво. Дэсять лет назад я танцеваль на Мэдисон-сквэр. Так мне один миллионэр часы дариль, вот эти. Они с бриллиантами, триста камнэй. — Мошико показал часы, на которых было написано «Победа». — Когда танцую, всэ мои ноги снимают. Я думаю, они снимают ножки или они снимают туфли? Туфли у мэня очэнь дарагие. Я слышаль, вы тоже писатэль. Я вам свои рассказы принесу, а вы мне свои, дагаварились?

Мои рассказы были собраны в книжку с синей, глянцевой обложкой. На обложке море, очень похожее на то, в котором я плаваю. Мошико принес 50 пожелтевших листов: четыре рассказа, напечатанных на пишущей машинке. У текстов был еще более сильный грузинский акцент, чем у их автора. Первый рассказ назывался «Праклятая Вивьян», в нем «хароший парэнь Идо», залезший в долги из-за прекрасной восемнадцатилетней Вивьян, погибал от пуль кредиторов. Во втором рассказе Вивьян повзрослела, а Идо кредиторы забили до смерти в порту. Хуже всего пришлось Идо из последнего рассказа: его приковали к рельсам, и по нему прошел поезд «Тель-Авив — Хайфа». Добравшись до последней строки, я позвонила по номеру, указанному в визитке. Мне ответил женский голос.

— Здравствуйте, можно поговорить с Мошико? — спросила я, немного робея.

— Стыд, — сказали на том конце трубки.

— Вы не подумайте, — я растерялась еще больше, — ничего такого. Он меня просил сразу позвонить, как только прочту его рассказы…

— Спыд! — повторила женщина. — Он сейчас спыд. Праснется в шэст.

Мошико мне позвонил сам:

— Вы так красиво пишете… Я все прочиталь, в вас влюбился за эти рассказы.

— Правда? — спросила я, теплея от радости. — А как вам понравилось про Мексику?

— Про Мэксику? — переспросил Мошико. — Это в вашей книге?

— Первым рассказом, — моя радость немного свернулась.

— Обязательно найду, — заверил Мошико. — Там у вас в книжке листик остался. Я вам его вэрну.

— Не надо возвращать, это черновик. Выкиньте.

— Спасибо, — ответил Мошико. Посопел и добавил:

— Сэгодня на пляже в восем, я вас жду. Очэнь важное и срочное дело. Знаете рэсторан «Моби Дик»?

Ресторан «Моби Дик» — открытая веранда с десятком столиков — был как раз напротив того места, где я всегда купаюсь. Мошико явился в голубой рубашке, голубых брюках с безупречной складкой, голубой кепке и бежевых летних туфлях. На шее — самодельное украшение: из проволоки выгнуто слово «Мошико». На мизинце — массивное золотое кольцо. Наверное, в молодости он носил его на другом пальце. Мошико галантно придвинул мне стул:

— Мы вчера с другом тоже сидели в рэсторане. Так красиво играли…

Я попыталась разгладить рукой мятые шорты: