Фанаты. Сберегая счастье - Юлия Александровна Волкодав

меньше. Ну тридцать пять в крайнем случае. «С молочком», блин. Нет, Сашке не жалко, есть у них и «молочко».

Достаёт пакет из холодильника, добавляет в растворимый кофе, ставит перед гостем. И с ревностью отмечает, как бодро Виталик тянется к вазочке Всеволода Алексеевича с печеньем. Даже предлагать не пришлось. Какой непосредственный товарищ. И жрёт же, даже не кривится. Даром, что печенье из полбы и вкус имеет весьма специфический.

— Так, — Сашка возвращает молоко в холодильник и захлопывает дверцу. — Где гостевая спальня ты понял? Телевизор там есть, пароль от вай-фая «один, два, три». Я ушла отдыхать.

— Даже поболтать не хочешь?

Сашка, уже направившаяся к выходу, оборачивается. Он правда дурак или прикидывается? Ну надо же хоть немножко считывать людей. Неужели не чувствует, с кем дело имеет? Её терпению и хорошим манерам тоже есть предел.

— У меня имеется собеседник. Спокойной ночи, Виталий.

Всеволод Алексеевич уже перебрался в спальню. Сашка с некоторой досадой отмечает, что из-за непрошенного гостя пропустила традиционные вечерние посиделки, но в то же время чувствует облегчение. В спальню закрывается дверь, а гостиная у них проходная. И Сашке неуютно от мысли, что Виталик шастал бы мимо них.

Сашка ещё и на щеколду бы дверь закрыла, на всякий случай. Но вовремя вспоминает, что Всеволод Алексеевич может встать ночью в туалет. И запертая дверь его спросонья вряд ли порадует. Тяжко вздыхает и идёт к нему, скидывая на ходу халат. Под которым, конечно, ещё сто одёжек — футболка и домашние штаны. Дома довольно тепло, но если с халатом, то можно без бюстгалтера. Как же неприятно, когда в доме чужие. Всеволода Алексеевича она всё-таки научилась не стесняться. Он научил. Как он там говорил в самом начале? Стесняться уже поздно. Вот-вот.

— Сахар надо померить, Всеволод Алексеевич.

— Так меряй.

Даже не оторвался от планшета. Статью про тренера дочитывает, видимо. Милостиво протянул ей руку поверх планшета. Сокровище.

Сашка возится с глюкометром, Всеволод Алексеевич читает.

— Ну и зачем он нам? Что вы придумали? Припёрся с вещами, уже ведёт себя как дома. Взяли бы электрика по объявлению и забот не знали.

— Я Коле обещал. Надо помочь мальчонке.

— Мальчонке лет сорок, Всеволод Алексеевич. У нас в доме чужой мужик.

— Саша, я надеюсь, ты не опасаешься его в том самом смысле? Ты же понимаешь, что при первой попытке неправильного поведения я ему просто сверну шею?

Сашка вздрагивает. Так не сочетается вид уютного домашнего Туманова в очках и футболке с тем, что он только что сказал. Спокойно так сказал, буднично. А ведь свернёт. И дело тут не в физической силе. А в моральной готовности свернуть. Шею или ещё чего.

— Всё, расслабься, девочка. Глупости. Нормальный парень, работяга. Простоватый, деревенский. Понимаю, почему он тебя раздражает, но будь снисходительна. Артист у тебя уже есть, и в бытовых вопросах он далеко не так полезен.

Сашка хмыкает, откладывает глюкометр и лезет к нему под одеяло.

— Обожаю ваши формулировки. Я потерплю, только пусть он быстро всё сделает и свалит. Так что там с новым тренером?

Ей правда интересно. Он так часто рассказывает про спорт, что она волей-неволей вовлекается.

— Да ты понимаешь, опять взяли какого-то дурака…

И с энтузиазмом начинает посвящать её в детали. Про сахар даже не спросил, неинтересно ему. А между тем глюкометр показывает десятку, многовато. Две порции желе и печеньки? Или появление Виталика его взволновало больше, чем он старается ей показать? Да неважно. Сашка поудобнее устраивается на мягком плече, готовясь слушать сказку на ночь. Про все беды отечественного футбола.

* * *

Завтрак Сашка готовит как обычно, то есть варит кашу, к которой ставит на стол нарезанные груши. Заваривает чай, поминутно косясь на дверь. Когда она шла на кухню, гостевая комната оставалась закрыта, Виталик ещё не проснулся. Ну, собственно, половина восьмого утра… Мог бы уже встать, конечно, всё же он не любимый гость, а наёмный работник в этом доме. Но Сашке так даже легче, натыкаться на чужого человека по дороге на кухню ей и не особо хотелось. И ванная комната у них одна, стоять в очереди, чтобы умыться — удовольствие сомнительное. Ей и так пришлось срочно наводить порядок, прятать по тумбочкам средства женской гигиены, беспечно оставленные ею на раковине. И бритвенный станок Всеволода Алексеевича ревниво переставлять в шкафчик, чтобы гость его со своим не спутал. Хотя, вряд ли у него такие дорогие игрушки есть, конечно. Но всё равно. Сашка как представила, что кто-то, пусть по ошибке, берёт бритвенные принадлежности Туманова, так передёрнулась. Ещё и полотенца их со Всеволодом Алексеевичем с вешалки убрала. Чтобы ими никто чужой руки не вытирал, грязные. Да уж… Само гостеприимство она, конечно. А нечего! Ходят тут всякие…

Однако пока ходят не всякие, а вполне даже свои. Всеволод Алексеевич заходит на кухню умытый, побритый, в свежей рубашке.

— И зачем ты мою бритву спрятала? Еле нашёл.

— Порядок наводила, — уклончиво отвечает Сашка, чтобы не выслушивать целую лекцию. — Чай или кофе, Всеволод Алексеевич?

— Кофе, Сашенька.

Обычное утро, стандартные вопросы. Ставит перед ним чашку с кофе и не может отказать себе в удовольствии слегка обнять за плечи, ткнуться носом в шею.

— Ты чего, девочка?

Он смотрит поверх очков. К завтраку выходит в очках, потому что всё чаще стал пить кофе в компании планшета. Сашка не обижается. Им вдвоём и молчать хорошо, она тоже может уткнуться в телефон или книжку. Главное, чтобы рядом.

— Ничего. Соскучилась.

— За полчаса, что мы не виделись?

Улыбается. Тянется рукой к её лицу, но в этот момент на кухне появляется Виталик.

— Всем доброе утро!

И Сашка шарахается в сторону, словно школьница, застигнутая учителем за чем-то неприличным.

Виталик плюхается за стол и радостно потирает руки.

— Что у нас на завтрак?

— Каша. Овсяная.

Тарелки Сашка расставила заранее, Всеволод Алексеевич обычно приходит за уже накрытый стол. Так что вопрос кажется ей идиотским. Глаза-то разуй.

— А я кашу не ем, — так же жизнерадостно сообщает Виталик. — Мне бы чего посущественнее. Мяска там с макарошками.

От такой непосредственности Сашка просто дар речи теряет. Поворачивается ко Всеволоду Алексеевичу за моральной поддержкой, но тот спокойно уплетает кашу, уставившись в планшет. Как будто там что-то невероятно важное написали, что немедленно требует его внимания.

— Боюсь, что макарошек в нашем доме нет в принципе, а мясо ещё сырое, вон, размораживается.

Сашка кивает в сторону разделочного стола, где ждёт своей очереди лоток с куриными грудками.

— Ну тогда яишенку можно, — не