Фанаты. Сберегая счастье - Юлия Александровна Волкодав

и готовить котлетки на ужин. А вечером на прогулку с ним пойти, можно к морю спуститься, давно не были.

Всеволод Алексеевич встречает её у калитки. Сашка замечает его ещё издали и прибавляет шаг. Что-то случилось? А почему не позвонил? Уже полдень, на улице жарко, и он не под навесом, в тени, а на самом солнце стоит.

— Вы чего, Всеволод Алексеевич?

Получается не очень внятно, но смысл он понял.

— Ничего, — забирает у неё пакеты. — Тебя ждал. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально я себя чувствую, — Сашка пожимает плечами. — Что вы распереживались? Всего лишь стоматолог. Даже не гинеколог.

— У гинеколога так же больно? — настораживается он.

— Господи, нет… Там неприятно! Фу, ну и темы для обсуждения. Пойдёмте обедать.

— Ты бледная.

— Я всегда бледная. Зато вы сгорите на таком солнце. Пошли домой!

— А тебе можно кушать?

— Нельзя, я вас покормлю. Потом сама поем.

— Нет, я тебя подожду.

Да что с ним такое сегодня? И почему он так странно на неё смотрит? Вспоминает свои стоматологические приключения, что ли? Негативный опыт?

— Всеволод Алексеевич, ну мне вам лекцию читать о правильном питании при диабете, колебаниях сахара и инсулина и тому подобном? Серьёзно? Сколько можно-то? И вообще, я не хочу есть.

Сашка усаживает его за стол, быстро разогревает куриный суп, приготовленный, как он любит: варить, пока косточки не начнут разваливаться, потом косточки вынуть, мясо мелко покрошить. Сашка для него варит без картошки и вермишели, добавляет маленькую горсточку риса, морковь и много зелени. И перца побольше. Он любит острое, любит яркие вкусы. А Сашка любит, когда он ест с аппетитом и просит добавки.

— Второе будете? Кабачки тушила, с мясом. А малинку?

— Не буду. Потом, с тобой вместе. Чаю сделай, пожалуйста.

Чай Сашка вместе с ним пьёт, только добавляет себе молока, чтобы не горячий был. Пить после стоматолога хочется нещадно.

— Не болит? — спрашивает Всеволод Алексеевич сочувственно.

— Нет. Заморожено ещё всё, только анестезия проходить начинает. Перемещается, зараза, от десны куда-то к подбородку, противно. Всеволод Алексеевич? Господи, а вы-то чего побледнели? Всё, закрыли тему! Возьмите конфетку. А может, вам кусочек творожной запеканки? Ещё оставалась.

После обеда Сашка отправляет его полежать, сама крутится на кухне: перемывает посуду, возится с котлетами, а пока они готовятся, ещё успевает отдраить раковину, чтобы даром время не терять. И только выключив газ, понимает, что анестезия прошла. И лучше бы не проходила. Сашка насухо вытирает столешницу, перекладывает котлеты в контейнер, и лишь потом идёт в ванную комнату. Внимательно изучает челюсть. Ну, приятного мало. Даже в зеркале заметны наложенные швы, ниточка торчит. Ниточку мог бы и обрезать, коновал. Что ж так мерзко-то?

Идёт в прихожую за своим рюкзаком, достаёт пачку обезболивающего и коробочку с новыми иглами. Сначала относит иглы в спальню Туманова.

— Я взяла другие, как вы хотели, Всеволод Алексеевич.

— Да? Замечательно. Давай не будем их пробовать прямо сейчас?

Он не спит, просто вылёживается после обеда. Очки надел, планшет на пузо примостил, какое-то политическое ток-шоу смотрит.

— Не будем. Просто ставлю вас в известность. Можно с вами полежать?

— Что за странные вопросы?

Он охотно двигается, Сашка пристраивается на любимое плечо. Как раз больной щекой. Вот так, замечательно. Вспоминает, что вообще-то шла на кухню, обезболивающее развести. Оно в пакетиках, растворимое. Такое лучше и быстрее действует. Но вставать уже лень, пригрелась. Всеволод Алексеевич такой уютный, тёплый, приятно пахнущий. В отличие от стоматолога, от которого пахло больницей. Надо же, раньше ей этот запах нравился. Вероятно, всё дело в ассоциативном ряде. Раньше больница ассоциировалась с любимой работой, а теперь только с болезнями Туманова.

— Сашенька?

— М-м-м? — она неохотно поднимает голову.

— Тебе никакое лекарство выпить не надо?

Ишь ты, какой догадливый. Чувствует, что ли?

— Надо. Как вы догадались?

— Ты ёрзаешь. И глазки печальные.

— Что? Нормальные у меня «глазки». Глупости какие. Устала просто. Не люблю стоматологов и чужие прикосновения.

— Кто их любит, — усмехается Всеволод Алексеевич.

Сашке становится совестно. Разнылась тут, при нём. Подумаешь, потерпела полчаса чужое присутствие. А он каждый день терпит замеры сахара и дозатор инсулина. А уколы от астмы она ему сколько раз за месяц делает, и в больницы он сколько раз попадал. Совсем уж.

— Саша, иди выпей обезболивающее. Принести тебе? Где взять?

— Ещё не хватало! Я сама!

Сашка подрывается с кровати, хотя вставать совершенно не хотелось. Но он же правда принесёт. Идёт на кухню, наливает воды из-под крана, пока он не видит. Для него она воду всегда кипятит, ещё через фильтр пропускает. Или сразу покупает фильтрованную, но это не так удобно. Ему нельзя поднимать тяжёлые баклажки, а когда она поднимает, он ругается. Сашка разводит порошок, быстро выпивает и усмехается. В детстве, когда надо было выпить какую-нибудь лечебную гадость, она пила залпом, как будто водку, и мысленно всегда произносила «за здоровье Всеволода Алексеевича». Хотя её сироп от кашля или жаропонижающее никак не были связаны с его здоровьем, а сам он ещё ни на что не жаловался, был вполне бодр и весел. Надо будет ему как-нибудь рассказать об этом странном детском ритуале. Или нет, лучше не надо.

Сашка возвращается в кровать, снова устраивается на его плече.

— Выпила?

— Да. Сейчас полежу полчасика и будем собираться на прогулку.

— Не будем. Мне перехотелось.

Всеволод Алексеевич невозмутимо тыкает пальцем в планшет, ищет следующий выпуск ток-шоу. Ютуб упорно подсовывает ему не то, включает рекламу. Туманов недовольно пыхтит. Сашка, не поднимая головы, тыкает в нужную картинку. Полумамонт. Очки ему перестали подходить, что ли? Надо к офтальмологу сходить, зрение проверить.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Так почему перехотелось?

— Перехотелось и всё. Там жарко, отдыхающие толпятся. Давай дома побудем.

— Вы из-за меня что ли? Я нормально себя чувствую.

— Я вижу. Всё, отдыхай. Я сказал, сегодня постельный режим.

Кто она, чтобы с ним спорить? Сашка даже задрёмывает под споры политиков. Просыпается от того, что десну дёргает. Да что ж такое-то! Из жопы у стоматолога руки росли, что ли? В конце концов, это не первый выдранный зуб в её жизни. Нормальных людей их немочи расстраивают, а Сашку раздражают, даже бесят. Знала бы, ни за что не пошла к врачу. Живут люди с зубами мудрости и по десять лет. Сашка должна быть всегда в хорошей форме и хорошем настроении. Ладно, второе опционально. Но первое обязательно.

— Ты чего пыхтишь как обиженный ёжик?

Всеволод Алексеевич заметил, что она проснулась, и склонился над ней.

— Ничего. Не люблю спать днём.

— И совершенно напрасно. Врёшь ты мне