Крах игрушечной страны - Эд Макбейн

— Но если в машине никого не было…

— Я знаю. Это была просто нервная реакция.

— Это было в половине одиннадцатого, правильно? — спросил Фрэнк.

— Да. В половине одиннадцатого. Да.

— Вы не видели, чтобы кто-нибудь в этот момент шел через стоянку?

Ну, в то время, когда вы выезжали?

Нам с Фрэнком явно пришли в голову одни и те же мысли. Во-первых, зачем кому-то понадобилось оставлять машину у въезда в клуб, когда на территории самого клуба есть нормальная стоянка? А во-вторых, куда делся человек, оставивший машину у колонны? Баннерманы слышали выстрелы без двадцати двенадцать. Если кто-то явился в клуб за час до этого…

— Ты никого не видела? — еще раз спросил я.

— Никого, — твердо ответила Лэйни.

Глава 7

Уоррен помнил, что Щука велел ему внимательно следить за погодой.

Уоррену и самому не хотелось угодить на этом суденышке в шторм, да еще находясь в тридцати милях от берега. В этом районе не было оживленного движения, только время от времени проплывало случайное рыболовецкое судно или прогулочная яхта. Но Уоррен полагал, что экипаж этих яхт осведомлен о прогнозе погоды гораздо лучше его, и раз уж они здесь, он может пока не считать себя безрассудно храбрым идиотом. Если он увидит, что яхты торопятся к берегу, он тут же последует за ними. А пока что Уоррен полагался на то, что в случае чего Береговая охрана обязательно передаст предупреждение по всем каналам.

Впрочем, самый яростный ураган уже бушевал внизу, в каюте, и его звали Тутс. Она стала раздражительной, нервной, и ее трясло — все, как он и ожидал. Последнюю дозу Тутс получила от двадцати четырех до тридцати шести часов назад. Симптомы всегда начинались позже, чем начальный этап ломки, который раньше или позже приходится пройти каждому крэкнутому. Так что Тутс прошла через этап неимоверной, невыносимой потребности в наркотике за первые три дня, прошла через бессонницу и изнеможение, а сегодня снова воспряла. Снизу долетали ее истеричные вопли. Было утро вторника. Последний раз Тутс имела возможность покурить крэк в четверг вечером. Значит, у нас получается доза плюс четыре дня и… десять-двенадцать часов? Десять минут назад Уоррен попытался отнести ей завтрак. Тутс выбила поднос у него из рук.

Выдраенные до блеска переборки и полы возлюбленной яхты Щуки оказались заляпаны потеками кофе и яичницы. В таком состоянии Тутс пребывала с вечера — дикие перепады настроения, только что спокойно разговаривала, а секунду спустя кричит и бъется в истерике.

И как тут не начнешь курить?

Больше всего Тутс боялась, что это останется навсегда. Точно так же, как в детстве, когда она корчила рожи, а мама пугала, что она такой и останется. Она не сможет выносить это вечно. В прошлый раз ломка проходила не настолько тяжело. Но, с другой стороны, кокаин все-таки не крэк, есть — хорошо, нет — ну и ладно. Состояние было дерьмовым, но еще хуже была мысль о том, что оно станет постоянным. Возможно, ее навсегда захватил этот бешеный прибой, волокущий ее через адское пламя, потом растекающийся травянистой равниной посреди тенистой долины. Потом волна снова начинала набирать высоту, и Тутс хотелось кричать, кричать, кричать…

В прошлый раз, когда она сидела на кокаине, она была готова делать все, что угодно, лишь бы получить заветный белый порошок. Все, что угодно. Абсолютно все. Вы приказываете, я исполняю. Да, сэр, как пожелаете. Да, мадам, я — Тутси ла Кока, разве вы не знали? Я готова на все — хоть миньет, хоть лесбийская любовь, вы можете иметь меня в рот или в задницу, как вам заблагорассудится, я сделаю для вас все, если вы дадите мне кокаин или денег, чтобы купить его.

Тутс была уверена, что Уоррен все-таки припрятал немного порошка где-нибудь на яхте.

Весь вопрос в том, как его получить.

Как убедить Уоррена отдать порошок ей.

Сделать все, что н захочет.

Человека звали Гутри Лэмб.

Он сказал, что был известным частным детективом задолго до того, как я появился на свет. Он открыл свое агентство в 1952 году — тогда он еще действовал в Нью-Йорке. Двадцать лет назад он перебрался сюда, на юг. Лэмб считал, что именно здешнему климату он обязан долголетием и тем, что в шестьдесят с лишним сохранил хорошую форму.

Он и вправду выглядел вполне бодро.

Уж не знаю, каким он был в годы своей славы, но и сейчас Гутри Лэмб оставался высоким, моложавым, широкоплечим мужчиной. Похоже, он и вполне мог постоять за себя в любой ситуации, требующей физической силы. На самом деле, хоть я и сцепился снова со своими ковбоями, мне и в голову не приходило брать в союзники Гутри Лэмба — отчасти потому, что он производил впечатление человека, постоянно таскающего в наплечной кобуре здоровенную пушку. Глаза у него были светло-голубыми, но они казались довольно темными в сравнении со снежной белизной его волос и бровей. Еще у Лэмба была широкая белозубая улыбка. Мне стало любопытно, сколько из этих зубов искуственные.

Я позвонил ему сегодня утром. Хоть тресни, но мне никак не удавалось найти ни Уоррена, ни Тутс, а при последней попытке вести расследование лично я получил две пули. Спасибо, с меня хватит. В городе существовало еще три частных детективных агентства. Ни одно из них особо не выделялось, но Бенни Уэйс порекомендовал мне мистера Лэмба и очень его хвалил. Ходили слухи, что прежде мистера Лэмба звали не то Джиованни Ламбино, не то Лимбоно, не то Лумбини, в общем, как-то так, но это было его личное дело. Меня оно нисколько не интересовало. Меня интересовало, кто из посетителей или завсегдатаев яхт-клуба на Силвер-Крик, находившихся там в прошлый вторник, мог заметить машину, припаркованную справа у выезда из клуба.

— Марка машины? — деловито поинтересовался Лэмб.

— Не знаю.

— Цвет?

— Она не может сказать.

— На въезде не было никакого освещения?

— Она говорит, что там было темно.

— Вам случалось бывать там ночью?

— Да, но я не обращал на это внимания.

— Ладно, я сам проверю. Обычно если въезд обозначен колоннами, там обязательно вешаются фонари.

— Да, действительно.

— Возможно, один из них перегорел.

— Возможно.

— Хорошо, посмотрим. В какое примерно время это происходило? В сысле — когда она видела эту машину?

— В половине одиннадцатого.

— Вы говорите, она выехала за ворота и повернула налево…

— Да.

— И тут заметила припаркованную машину, и ей пришлось резко сворачивать в сторону.

— Так она мне сказала.

— Хорошо, я выясню, кто что видел. А теперь давайте обсудим мои расценки.

— Я полагал, что они стандартны.

— Что для вас стандарт?

— Сорок пять долларов в час плюс расходы.

— Я обычно беру пятьдесят.

— Это дорого.

— Опыт и стоит дорого.

— Я плачу Уоррену Чамберсу сорок пять в час, а он — лучший в своем деле.

— Я лучше, — заявил Лэмб и хищно оскалился.

Когда Тутс позвала Уоррена, ее голос был так тих, что детектив едва расслышал его. Яхта лежала в дрейфе. На якорь Уоррен вставать не стал — все равно здесь не с кем и не с чем было столкнуться, всюду, куда ни глянь — сплошная морская гладь. Дул легкий бриз. На горизонте виднелись белые паруса — какое-то рыболовецкое судно шло на запад, в сторону Корпус-Кристи.

— Уоррен…

Тихий, почти шепчущий голос.

— Что?

— Ты не мог бы спуститься сюда? Пожалуйста.

Уоррен подошел к трапу, сошел на несколько ступеней, наклонился и заглянул в каюту. Тутс сидела на краю койки, скрестив ноги. Ее правая рука была прикована к стальной скобе. Изящные модельные туфли, гармонирующие с ее короткой юбкой, валялись на полу. Уоррен спустился вниз.

— Извини, — сказала Тутс.

— Да ничего, все нормально.

— Мне не стоило выбивать поднос у тебя из рук.

— Ничего. Так что ты хотела?

— Мне самой не нравится мое состояние. Нет, правда, — с улыбкой сказала Тутс. — И теперь я хочу есть.

— Я сейчас сооружу что-нибудь, — сказал Уоррен и пошел на камбуз.

— Меня бы вполне устроила какая-нибудь каша.

— Яичницу не надо?

— Я не уверена, что меня от нее не затошнит.

— Вообще-то таких симптомов наблюдаться не должно.

— Да, но меня укачивает.

— А!

— Прости пожалуйста, Уоррен. Я тебе соврала.

— Соврала?

— Ну ты ведь сам это знаешь. Ты прав, я наркоманка. Или была ею. Я знаю, что буду благодарить тебя, когда все это закончится.

— Не за что.

Уоррен насыпал в пластмассовую миску кукурузных хлопьев, залил их молоком, отыскал в ящике стола ложку, поставил миску на поднос и отнес на койку.

— Может, тебе кофе? — поинтересовался он. — Я могу разогреть.

— Да, пожалуйста.

Уоррен вернулся на маленький камбуз, включил плиту и поставил кофейник на огонь. Синее пламя принялось жадно облизывать дно кофейника. Яхта мягко покачивалась.