Сердце бездны - Татьяна Суворова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда космолетчики выходили из деревни, Артур сказал с надеждой в голосе:
— Здесь все же не Земля, другое солнце, другие излучения. Кто знает, каковы местные мутации?
— Законы природы везде законы природы. Даже мутанты не могут на них плевать, — провозгласил пилот, не испытывая нужды в более тщательной аргументации. Как ни странно, эти слова можно было легко продолжить мыслями Озр: на планете пахнет более серьезными вещами, чем простые генетические особенности аборигенов.
А Игорь сильно бы протестовал против этого продолжения своих раздумий.
Закат здесь был неживой. Голубо-фиолетовое зарево оккупировало полнеба но казалось, что это светит исполинская, все время мерцающая от неисправности неоновая трубка. Земного разнообразия оттенков не было и в помине (не было с точки зрения человеческого глаза). Части неба отличались только по интенсивности этого дрожащего огня. Ближе к ночи появилась гамма лилово-красных лучей, по степи зловеще пробежали последние пульсации заката — и тьма с удовольствием проглотила мир.
Распределили дежурства. Палаток, матрацев не было, и пришлось лечь прямо на теплую, остро, по-чужому пахнущую землю. Артур подумал об этом и усмехнулся: «Кстати, а как пахнет наша? Не помню. То ли не замечал, то ли еще что…» Капитан, как и все, растянулся не на такой уж колючей — это выяснилось опытным путем — траве. И смотрел в звезды — пристальные, огненные глаза неба. Но они не казались ему глазами — так их воспринимала Озр, в полном соответствии с одним из ходячих суеверий Десанта. Когда постоянно встречаешь массу ненормального и самым понятным из него оказываются электромагнитные, гравитационные и вакуумные организмы,[54] поневоле встаешь перед выбором: либо сузить понятие жизни до белковых структур (и некоторые Десантники действительно считали себя мертвой материей), либо расширить его до бесконечности… Термин «псевдожизнь» успокаивал дураков, но на большее не годился; либо — либо, живое — неживое…
Между ночью и людьми ничего не было — никакой туристской автоматики, никаких стен. И землянам ночь казалась чарами чужого мира, колдовством, несвойственным Земле… Озр привыкла видеть планеты вот так, лицом к лицу — и в тьме, ветре, шепоте степи видела только новую, одну из бесчисленных волн Бездны… Командор не могла понять все эти миры — и те не могли понять ее. Таким отчуждением принято хвастаться в компаниях Десантников. И очень неприлично говорить о том, что иногда, вот в такие минуты, отстраненность может начать истончаться, трансмутироваться…
Время дежурства Озр кончилось. Она встала с земли, на которой сидела, и разбудила еле-еле уснувшего Игоря. В ответ на его выразительные вздохи с насмешливым состраданием посоветовала держать нервы под контролем и легла.
Перенакачанным стимуляторами клеткам нужно всего пять часов сна в неделю, и их можно запасти впрок. Командор подумала, что это разумно сделать сейчас на всякий случай. Она оставила обычный (то есть обширный) набор «сторожевых пунктов». И отключила свой мозг.
Игорь сидел, вертел в руках какую-то местную былинку и боролся с желанием пожевать ее. И жалел о костре — его свет наверняка смог бы отпихнуть ночь на несколько метров. (А сейчас и такой мизер был бы непередаваемым благом.)
— Здравствуй… — Тихий, ласковый голос сказал это на местном языке. Пилот по-кошачьи, в движении разворачиваясь лицом к женщине, вскочил на ноги, приготовившись к драке. В этот момент недоостывшее ночное небо будто лопнуло, освободив малиново-золотые полотнища северного сияния. Они перемигивались — как индикаторы исполинской машины. И на фоне этого яркого, неверного света стояла…
Она была высокой, гибкой, соблазнительной. Крохотная туника, похоже белая днем, меняла цвета вместе с небом. На темных, блестящих волосах до пояса тоже играли подобия всполохов. Полные губы казались почти коричневыми. И — что тоже крайне важно — при таком освещении ее нельзя было отличить от землянки-европейки.
(Командор безмятежно спала — ее обволокло поле, блокирующее поступление к ней всех нежелательных сигналов среды.)
Смех — звонкий, тоже малиновый.
— Ты думаешь, я брошусь на тебя с когтями, расцарапаю лицо? — Свет на мгновение ставший грубо-золотым, облил юное, совсем беззаботное лицо.
Игорь только сейчас заметил, что стоит в боевой стойке. Вспыхнул, вышел из нее, церемонно поклонился. Действительно, карате… казалось сейчас не самой уместной вещью.
Как прокружились следующие полчаса? Незнакомка и пилот сидели на траве, болтали. Девушка потихоньку придвигалась все ближе. Потом вдруг оказалась совсем-совсем рядом, доверчиво прижалась к его груди. В небе мешались золото и кровь. Поцелуй, второй, затем все остальное…
Она внезапно выскользнула из рук Игоря — как змея. Очень быстро подобрала с травы свою тунику:
— Наверное, твой караул уже кончился.
Еще не понявший, насытился он или нет, землянин фыркнул:
— Чепуха!
— Но тебя отругают.
Кровь бросилась в лицо. Быть ругаемым — то есть подчиненным кому-то почему-то показалось до предела обидным. Темнота хорошо спрятала пылающие уши и щеки — сияние как-то незаметно кончилось, а звезды были слишком далеки и слабы. Девушка — он даже не узнал, как ее зовут, — нежно обняла его:
— А я не хочу, чтобы тебе было плохо.
Тут до Игоря внезапно дошло все, абсолютно все об этой ситуации. Да за такое… В полетах интимные отношения строжайше запрещены, космолетчиков все время пичкают анти-сексовыми пилюлями… Мутанты никому не нужны, а вне Земли их рождается… А здесь еще и аборигенка, еще и контакт! Разврат, невероятная аморалка, вышибут… О-о!!!
— Но мы еще встретимся? — Пилот сам не понял тона своего вопроса. Страх и вожделение уживались вместе отвратительно, от этой смеси хотелось бежать куда-нибудь на конец мира.
— Да, но позже… — Он все-таки расстроился от этого «позже», и она лукаво добавила: — Я оставлю тебе подарок, то, что тебя всегда защитит. У нас это зовут волшебной силой.
Он не знал, как себя вести, и поэтому рассмеялся:
— Старик-отшельник говорил, что такие штучки опасны.
— Значит, ты беседовал со злым отшельником. Нисколько не опасно. Вот так… — Руки девушки внезапно стали обжигающе горячими. Они начали кружиться вокруг головы Игоря — и за ними неслись струи жара. Пилот абсолютно твердо знал, что все это — чушь, гипноз. И, пытаясь сделать ситуацию менее кретинской, тихо и искусственно смеялся, пытаясь поймать эти ладони. Страсть к этому времени ушла — так же оперативно и непонятно, как и северное сияние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});