Страницы олимпийского дневника - Александр Кулешов

А вот с поступлением иностранных газет было трудновато. Однажды я встретил давнего знакомого, корреспондента французской газеты «Экип» Мишеля Клара. Он радостно мчался, размахивая позавчерашним номером своей газеты: его жене удалось купить её в столовой Олимпийской деревни за 1000 иен. «Остаётся тайной, — сказал он мне, — как газета попала в эту столовую, как, впрочем, и моя жена».

Надо сказать, что днём пресс-центр выглядел довольно безлюдным. Журналистская армия с утра растекалась кипящими ручейками.

Первыми, выстояв длинную очередь в столовую, на лыжные гонки уезжают шведы, норвежцы, финны, молчаливые, тепло одетые, румяные.

Потом, шумно и азартно споря, в путь к дальним склонам горы Энива устремляются австрийцы, французы, швейцарцы, — словом, представители горнолыжных держав.

К вечеру в путь трогаются журналисты, которых интересует бобслей и сани. Это канадцы, итальянцы, немцы из ФРГ, американцы. И, разумеется, наши друзья из ГДР.

А ночью неутомимо стучат машинки, трещат телетайпы, орут в трубки хриплые голоса — планета ждёт олимпийских новостей.

…14 февраля. Олимпиада вчера закончилась.

И кажутся странными и необычными опустевшие стадионы, уходящие в леса лыжные трассы, по которым привольно гуляют метели, покрывая всё ровной белой пеленой. Никто не трогает её. В горах и лесах царит безмолвие.

Мир волнуют новые события.

Мюнхен

1972

ОЛИМПИЙСКИЕ РАЗДУМЬЯ

Олимпиада — светлый, чистый, радостный мир спорта, мир благородной и честной борьбы.

Да только вот сумел ли этот мир оградиться от суетности большого мира, от всего того, что должно оставаться за порогом белоснежного спортивного храма, подобно пыльной обуви у входа в мечеть?

Олимпийские игры во все времена служили символом мира. И мало найдётся историков и журналистов, посвятивших играм свои работы и не упомянувших, что в древние времена в период игр наступало священное перемирие, не бряцало оружие и не лилась кровь.

В наше время всё сложнее. Случается, что даже нападают на приехавших в олимпийский город членов спортивных делегаций. Как ни печально, такое произошло и в олимпийском Мюнхене. Но разве Берлинская олимпиада 1936 г. вошла в историю как пример, достойный подражания, как пример торжества дружбы, равенства, мирных идей?

Олимпиады не живут вне времени, и омрачающие их кровавые инциденты — не детища случая. Наверное, имеет всё же значение, где происходит олимпиада и когда, кто в ней участвует и даже кто побеждает, а главное, кто и с чем на неё приезжает.

Помню, как в 1956 г. выступления советских спортсменов, и прежде всего Владимира Куца, оказались подлинным откровением для далёкой Австралии. У наших спортсменов были сложные условия пребывания в стране, в которой было немало враждебных элементов и с которой отсутствовали дипломатические отношения. И всё же, если тщательно разобраться, приезд, выступление и триумф советских спортсменов наверняка способствовали восстановлению и нормализации советско-австралийских отношений.

Не забуду и сказочное путешествие, что довелось совершить на белоснежной «Грузии» из Одессы в далёкий Мельбурн. А вот обратный путь пролёг уже другим курсом — возвращаться в Одессу через Суэцкий канал было нельзя: война, интервенция трёх стран против Египта зажгла в тех местах военный пожар.

Можно вспомнить и Токио, где олимпийский дух победил дух милитаризма, заставив американские войска покинуть территорию, где они располагались словно хозяева, территорию, на которой выросла Олимпийская деревня.

Бывший американский президент Трумэн как-то сказал: «Победа в олимпийских играх важнее победы в холодной войне». А сама-то холодная война — откуда она взялась, кто принёс её в мир?

И не американские ли руководители всячески мешали своим подопечным на Олимпийских играх 1952 г. в Хельсинки общаться с советскими коллегами?

Холодная война, к счастью, уходит в прошлое. Её льды растапливаются тёплыми ветрами миролюбия, берущими начало в нашей стране. Зачем же вызывать рецидивы, да ещё в таких благородных сражениях, как сражения на спортивных полях.

Листая в памяти страницы дневников десяти олимпиад, которых был свидетелем, я с радостью констатирую: это всё исключения, редкие случаи. Но ведь они бывают! Разве попытки допустить на игры команду ЮАР, где махровым цветом полыхает расизм, не подобный случай? А упорное нежелание исключить из игр Южную Родезию, которая ничем не лучше ЮАР?

Ну да ладно! К счастью, олимпийская общественность ныне научилась давать отпор попыткам нарушить её жизнь. А уж сколько их было этих попыток — и снаружи, и изнутри! Ушёл в отставку престарелый американский миллионер Эвери Брэндедж, более двух десятилетий возглавлявший МОК. Грех поминать его бранным словом: он сделал немало для олимпийского движения. Но сколь противоречивы и путаны порой бывали его дела и слова! Справедливо высказавшись за изгнание с игр ЮАР, он в своём выступлении в Мюнхене расценил исключение Родезии как поражение МОК, да ещё провёл при этом неуместную параллель с совершенно чуждой играм террористической акцией. А наивные попытки ревнителя олимпийской чистоты бороться с профессионализацией и коммерциализацией спорта?..

Трудно без улыбки вспоминать представителей Оргкомитета в Гренобле, стоявших на стартах горнолыжных трасс, дабы закрашивать на лыжах марки фирм! Или в Мехико огромные, в человеческий рост, фотографии прославленных чемпионов, у которых были стёрты лица только потому, что они украшали стены расположенного в деревне магазина фирмы спортинвентаря «Адидас», той самой, чью обувь с тремя хорошо известными полосками носит 90 процентов участников игр.

Нет, не такими методами следует бороться с рекламой и коммерцией!

Коммерция и реклама начинаются, к сожалению, задолго до поднятия флага очередной олимпиады! Они движутся быстрее, чем олимпийский огонь, и сжигают многие представления о чистоте олимпийских идей.

Уже на само предоставление права проведения очередных игр влияют факторы, подчас имеющие весьма далёкое отношение к истинным достоинствам города-кандидата, но зато близкое к его богатству и щедрости. Рассказ же города о себе не всегда бывает объективен. Он порой смахивает на рекламу, а порой обещает то, чего на самом деле не оказывается.

Так же было и с Мюнхеном. Организаторы обещали «Игры самых коротких расстояний», т.е. по их замыслу все спортивные сооружения, пресс-центр, Олимпийская деревня должны были сосредоточиться на малом пятачке. Удалось ли это? Отнюдь нет.

Соревнования по стрельбе, современному пятиборью, конному спорту, стрельбе из лука, борьбе, дзюдо, фехтованию, тяжёлой атлетике, велосипедному спорту, велогонкам, гребле, баскетболу, парусному спорту, т.е. более чем половине номеров программы, проводились на значительном расстоянии от олимпийского центра. Да и пеший переход внутри этого центра, скажем, от входа в Олимпийскую деревню до дома прессы, а оттуда до главного стадиона, занимал очень много времени. Думается, что хорошо налаженный автобусный транспорт, как было, например, в Риме, Мехико и особенно в Гренобле, куда выгодней.

Да и сама Олимпийская деревня была уж слишком «городской», что ли! Где вы, буколические деревни Мельбурна или Токио, с вашими двухэтажными домиками, зелёными лужайками, рощицами и тихими дорожками? Ныне Олимпийские деревни всё больше превращаются в многоэтажные города. Гренобль, Мехико… Но там хоть были просторные площади и зелёные аллеи! Мюнхенская Олимпийская деревня была задумана как город будущего. Что ж, строители, безусловно, достигли своей цели! Но ох как не хотелось бы мне жить в таком городе! Чудовищные громады домов, воздушные и изящные издали, по-баварски тяжёлые и могучие вблизи, словно гигантские скалы, стеснили узкие, неровные долины улиц. Ни клочка зелени, ни одной ровной просторной площадки. Неимоверная теснота «деревенских» улиц, немыслимая толкотня в магазинах, информационных центрах, барах и других помещениях.

Конечно, квартиры (ещё до начала Игр проданные по 100–200 тысяч марок зажиточным мюнхенцам) имеют свои удобства! Например, подземные автомобильные подъезды и стоянки. Но как будут играть юные мюнхенцы в этих каменных, неприветливых джунглях, где, словно нить Ариадны, протянулись декоративные разноцветные линии труб, похожих на водопроводные: хочешь попасть туда-то — иди вдоль жёлтой, а хочешь сюда — вдоль красной. Хоть бы эдакий изящный шнур протянули, что ли, а то водопроводные трубы!

Столь же огромны и путаны были корпуса, где жили журналисты. Они постоянно куда-то торопились — это понятно. А потому мучились и проклинали всё на свете у своенравных и упрямых лифтов, обладавших капризным и непонятным характером. И в конце концов, торопливо спускались или, пыхтя, поднимались по лестницам, расположенным почему-то снаружи дома. Нет, неуютным городом была мюнхенская деревня…