Ангел мести - Элизабет Грегг

Тресси вышла из хижины и загляделась на утреннее небо. Там, на западе, клубились тучи, густые и белые, точно кислое молоко.

Едва хижина скрылась из виду, как Рид принялся искать тропы, идущие по берегу. Где-то там непременно должна быть фактория. Если прежде он старательно избегал на своем пути человеческих поселений, то теперь так поступать нельзя – ради малыша. Лишь безумец может надеяться, что ему повезет наткнуться на заблудившуюся козу либо корову, которая только и ждет, чтобы ее подоили. К полудню Рид наткнулся на утоптанную тропу. Индейцы или белые, но какие-то люди явно пользовались ею часто. Быть может, здесь проходили даже солдаты, хотя Клинг и говорил, что все они сейчас сражаются на войне. Страна велика, и вряд ли Риду выпадет недобрый случай столкнуться с теми, кто знает его по службе у Квонтрилла или со времен сражения у Пи-Ридж, а уж солдата-янки здесь и вовсе не встретишь. Рид понимал это и тем не менее нервничал.

Фактория представляла собой низкую бревенчатую хижину без окон и навес, под которым были привязаны несколько коней. Рид углядел крепкого индейского пони под седлом, на которое было наброшено одеяло. Рядом с пони фыркала пара длинноногих гнедых и рыжая кобылка. Перед крылечком стоял фургон. Когда Рид переступил дощатый порог, навстречу вышел мужчина, тащивший на плече мешок с продуктами. Краем глаза Рид успел заметить, как он забросил мешок в фургон.

Внутри, прямо у двери сидел на корточках индеец – очевидно, хозяин пони. Двое мужчин дружески болтали с торговцем, который скучал за дощатой стойкой. Лиц в сумраке было не различить, и Рид лишь порадовался этому. Он окинул взглядом полки с товарами. В углу стоял бочонок, явно наполненный бобами. Удушливо пахло едой и кожей.

Мужчины у стойки примолкли было, когда вошел Рид, но тут же болтовня возобновилась с новой силой. Он прислушался – ничего интересного, женщины, охота, погода… но затем навострил уши.

– Говорят, в форте новый комендант, – заметил один из мужчин.

Торговец гнусаво ответил:

– Точно, и я об этом наслышан. Говорят, его прислали из Миссури с целым полком солдат, чтобы научить краснокожих уму-разуму. Ведь до чего дошло – ни один фургон не может проехать без того, чтоб за ним не погналась толпа дикарей. Недавно эти мерзавцы прикончили целый отряд. Ну как, будешь покупать или подождешь?

Покупатель расплатился и ушел.

Рид терпеливо ждал своей очереди, гадая, каких это солдат-янки пригнали усмирять индейцев. Даже странно, что их сняли с позиций… а впрочем, война все равно идет к концу. Генерал Ли вот-вот сложит оружие – если только уже не сдался северянам.

– Тебе что нужно? – спросил торговец, и Рид лишь сейчас сообразил, что обращаются к нему.

– Молоко.

– Консервированное?

– Любое.

– У меня только три жестянки. Товар сейчас завозят нечасто.

– А бутылочка? Есть у вас бутылочка, чтоб кормить младенцев?

– На них не слишком-то большой спрос. – Торговец смотрел на Рида с откровенным любопытством. Тот кивнул.

– Ясное дело. Так есть или нет?

– Парень, ты бы лучше попросил бутылочку виски! – Торговец фыркнул – видимо, это означало смех.

Рид вынул узелок и принялся его развязывать.

– Ничего, справимся и так. Сколько с меня?

– А бутылка из-под виски тебе подойдет?

– Если только на ней есть эта… как ее там… резиновая штучка. Соска.

– Бог ты мой, да ваш младенчик, как видно, не промах! – Торговец вновь зафыркал, как довольный тюлень Он взял у Рида деньги и отсчитал ему сдачу.

Рид задумчиво разглядывал монетки, размышляя о тряпочной соске, которую пришлось смастерить для малыша Тресси.

– Я, пожалуй, все же возьму эту бутылку из-под виски, – сказал он и, покуда торговец шарил под стойкой, как бы невзначай спросил:

– Ты не знаешь, как звать командира, ну, того, что теперь в форте Ларами?

– Не-а, не слыхал. Говорят, весь седой, как лунь. Староват, бедняга, чтобы драться на войне. Здесь для него самое место. – Он извлек из-под стойки пустую плоскую бутыль. – Подойдет?

– Сколько я за нее должен?

Секунду торговец в упор разглядывал Рида.

– Бери бесплатно, – наконец сказал он. Когда Рид выходил из хижины, индеец у двери сидел все так же неподвижно, словно был вырезан из дерева. Рид с трудом подавил искушение мигом прыгнуть на спину пони и, нахлестывая его, ускакать прочь. Нет, нельзя – тогда ему пришлось бы скрыться в горах и бросить Тресси на произвол судьбы. У девчонки и так полно хлопот – не хватало еще, чтобы по следам Рида к хижине заявились индейцы, жаждущие мести! Он тяжело вздохнул и двинулся в обратный путь – пешком. Остается лишь гадать, надолго ли хватит им трех жестянок молока…

Тресси привыкла жить впроголодь, так что лишь к вечеру вспомнила: с самого утра у нее и крошки во рту не было. Желудок громко требовал пищи. Но она не смела бросить Калеба одного, чтобы отправиться на охоту; стоило ей хоть на два шага отойти от хижины, и тут же ее охватывала паника. Что, если малыш проснется, начнет кричать и захлебнется слюной, а то, чего доброго, свалится на пол? Тресси понимала, что все это глупости, но поделать с собой ничего не могла.

Остатки похлебки были доедены еще вчера, а Тресси, занятая своими мыслями и страхами, напрочь позабыла о стряпне. Сейчас она развела огонь, подлила немного воды в горсть кукурузной муки и состряпала пару оладий. Тресси съела их, стоя на пороге хижины и до рези в глазах вглядываясь в лесную зелень – с надеждой, что на тропе вот-вот появится Рид. Калеб проснулся, и Тресси поменяла ему пеленки. Потом наскоро простирнула испачканный лоскут и развесила его сушиться над огнем.

Малыш пососал кулачки и, найдя их несъедобными, обиженно захныкал. Тресси, вздохнув, обмакнула тряпочную соску в остатки сахарной воды и, впитав ее до капли, бережно вложила соску в крохотный плачущий ротик.

Прижимая к себе Калеба, она сидела на валуне возле хижины и все высматривала Рида. Малыш немного почмокал, но потом опять принялся хныкать и выплюнул соску. Он завертел головенкой, на ощупь тыкаясь ртом в грудь Тресси, но, так и не отыскав желанной пищи, захныкал громче.

Тресси слышать не могла, как маленький плачет. К тому же она знала, что ей нечем его утешить. Она встала и принялась расхаживать перед хижиной, укачивая малыша. Слезы градом катились по ее измученному лицу.

– Тише, милый, не плачь, – бормотала она, успокаивая скорее себя. – Потерпи, он скоро вернется…

Но что, если Рид вообще не найдет молока?

– О боже, боже, – с тоской повторяла Тресси, чувствуя, как бессмысленна эта бессвязная молитва. Красный шар солнца катился к закату. Скоро они с Калебом окажутся в полной темноте – совершенно одни. Мальчик, накричавшись вдоволь, все же уснул, но Тресси боялась положить его, боялась с ним расстаться.