Евангелие зимы - Брендан Кили

Он засмеялся, и я тоже, радуясь, что он счастлив. Мы вместе допили ром из моей бутылки и затянулись коротким косячком. Через некоторое время мы уже покатывались от глупого смеха. Я тыкал пальцем в звезды, и, когда я на них показывал, Марк тоже указывал в небо, а другой рукой тыкал в меня. Я помирал со смеху.

Марк встал.

– Давай освободимся по-настоящему. – Он начал снимать одежду. Я перестал смеяться, когда он остался в трусах и носках. Марк смотрел на меня с серьезным видом. – Ты тоже, дуралей!

Я поколебался, но последовал его примеру, радуясь, что Марк хоть трусов не снял. Когда я остался в нижнем белье и носках, ноги сразу замерзли, и я отпил еще рома, чтобы согреться. Марк отобрал у меня бутылку, допил, размахнулся и зашвырнул ее за край крыши. Пластиковая бутылка загромыхала о пожарную лестницу.

– Йе-ху! – заорал он. – К черту!

Мы прыгали по крыше как сумасшедшие, потрясая кулаками в воздухе, в дикой пляске вокруг вороха сброшенной одежды.

– По-моему, можно забраться еще выше, – сказал он. – Смотри!

Он разбежался и запрыгнул на соседнюю террасу.

– Давай, – позвал он, нагнувшись ко мне.

Я последовал его примеру. Тем же способом мы забрались на следующий уступ и на животах поползли по крутому уклону. Добравшись до края, посмотрели вниз. По улице проехала машина, но не притормозила.

– К чертям их всех! – снова крикнул Марк.

Казалось, мир подо мной переворачивается. Чувство равновесия во мне было разбалансировано, и я, хоть и лежал неподвижно, не мог избавиться от ощущения, что меня тянет вперед, за край крыши. Я сполз пониже и перевернулся на спину. Стало легче, но при виде купола ночного неба мне показалось, что я падаю вверх, к звездам.

– Черт! – воскликнул я.

– Да, – согласился Марк. – Мне кажется, будто я лечу.

Я запрокинул голову и посмотрел на него. Он стоял на краю крыши, опустившись на колени и разведя руки в стороны. Я вздрогнул.

– Слушай, давай одеваться, – сказал я. – Я больше не могу.

– Нет, – уперся он. Когда я оглянулся, он придвинулся еще ближе к краю. – Нет.

– Марк!

– Нет. Пошли они все! Пусть поцелуют сенатора Ковольски в жопу. – Он сдернул трусы и сверкнул передо мной задницей. Потом попытался повернуться на коленях и показать зад всей улице, и его ноги взметнулись над крышей и задергались в воздухе над школьным крыльцом. Он засмеялся и свесил голову на грудь, и я не мог понять, плачет он или нет.

– Эй, ты чего? – окликнул я.

– Как у тебя получается? Как ты с ума не сошел? – спросил он тихо, стоя на самом краю в верхней точке крыши.

– Это же ты всегда хладнокровный, собранный.

Руками Марк опирался о крышу перед собой, и, хотя скат был крутым и уклон шел в мою сторону, его ступни торчали над краем и казалось, что его носки вот-вот улетят в родной квартал.

– Эй, – сказал я, – спускайся оттуда, слышишь?

– К черту все это. Это я-то хладнокровный? Скорее отмороженный. И ты это знаешь. Причем лучше, чем другие.

– Чувак, ты набрался. Кроме шуток, ты пьян.

Он поднял голову.

– Ты хочешь сказать, что я тебе небезразличен?

Его голос шел вверх, и я не мог понять, то ли он передразнивал Джози, сказавшую это на новогодней вечеринке, то ли действительно хотел это знать.

– Да ладно тебе, успокойся.

Марк вытянул одну ногу – колено оказалось в воздухе, за краем крыши. Почти голый, перегнувшийся через край крыши, он казался фигурой берсерка с какой-нибудь ладьи викингов, несущейся в темноту. С невеселым безумием во взгляде он спросил:

– А правда, ты бы меня выручил в случае чего?

– Господи Иисусе, парень! – Я встал на четвереньки и пополз к нему. – Ты что, свихнулся?

– Ты это знаешь. – Он оторвал руки от крыши и начал клониться назад. Нога выехала еще дальше за край. Марк улыбнулся, но тут же покачнулся, и его повело вбок. Он вскрикнул.

– Марк!

Он поскользнулся и потерял равновесие – нога соскользнула с карниза. Он изогнулся, ударился о выступ на краю, но я успел схватить его повыше кисти, когда он уже съезжал с крыши. Он не упал – я держал его крепко. Он дрожал всем телом, когда мы забросили руки на плечи друг другу и съехали по скату крыши, как с горки. Марк не сопротивлялся. Я остановил скольжение у первой низенькой стены и без сил лег на холодную крышу.

– Что с тобой творится, черт побери? – спросил я.

Марк молчал, но через мгновение его глаза стали красными и мокрыми. Он приподнялся и сел, опустив голову между коленей, потом привалился ко мне. От ветра кожа у меня покрылась мурашками.

– Пошли, – сказал я, – надо одеться.

Мы спустились с первого уступа. Со второй террасы спортплощадка и парковка открывались как на ладони. Слева на дороге я увидел фары машины, свернувшей к школе. Я торопливо повел Марка к следующей террасе, но не успели мы добежать до нее, как машина въехала на парковку. Я упал на живот и рванул Марка за собой.

– Не поднимайся, – велел я.

Мы ползком добрались до низенькой стенки и, выглянув из-за нее, посмотрели на нижнюю террасу и пришкольную территорию. Машина остановилась перед спортплощадкой; включился дальний свет. Полиция. Из машины вышел коп и поводил лучом фонарика по игровому городку, качелям и бетонным кубам. На кубах он задержался. Наша одежда лежала на следующей террасе, но я боялся, что нас заметят, пока мы будем перелезать через стенку. Лежа на животе за бортиком, мы были невидимы. Я замерз, но двигаться не решался. Марк вниз не смотрел – он лежал на спине с мокрыми от слез щеками и глядел в небо.

Полицейский обошел спортплощадку, посветив в каждый из бетонных кубов. Спустя целую вечность он вернулся в машину и выключил дальний свет. Потом еще посидел, не глуша двигатель, наконец развернулся и уехал. Когда свет фар исчез за поворотом, я поднялся на колени и хлопнул Марка по плечу.

– Пошли.

Мы спрыгнули на нижнюю террасу и молча оделись. Марк казался подавленным. Я часто топал ногами и потирал руки, стараясь согреться, но никак не мог прогнать холод.

– Давай убираться отсюда, – сказал я.

Марк поколебался, потом шагнул ко мне и обнял. Сперва я не шевельнулся, но он сжимал меня все сильнее, и я понял, что это не просто дружеский жест. Я попробовал высвободиться, но он стиснул руки.

– Брось, – сказал я. Он ничего не ответил, и я оттолкнул его. – Пожалуйста, я не буду этого делать.

Марк отступил.

– Ого, как ты умеешь! Включаться и выключаться, когда нужно, да?

– Что?

– Я вот так не могу, – сказал Марк. – Быть совершенно свободным.

– Можешь.

– Что? Да пошел ты!

– Слушай, все нормально, все в порядке. Но об этом, извини, меня не проси.

– Ага, конечно. – Он скрестил руки, глядя на меня в упор.

– Слушай, мы просто друзья. Мы можем быть друзьями, это здорово.

Марк отвел взгляд. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза покраснели и казались дикими, взгляд метался.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Что, по-твоему, было бы, если б нас здесь застали?

– Ну, не застали же. – Я шагнул к нему и положил руку ему на плечо. – Пошли отсюда.

– Ты не понимаешь. – Марк сбросил мою руку.

– Ты о чем?

Он забегал передо мной, обхватив себя руками.

– Я так больше не могу. Я схожу с ума. Как тебе это удается?

– Возьми себя в руки, я отказываюсь тебя понимать!

– Перестань прикидываться!

– Чего ты взбесился, я не понимаю?

– Что за треп насчет того, чтобы остаться друзьями? Мы же можем обойтись без вранья и объясниться начистоту! Я уже говорил, что никогда в жизни не вернусь в Драгоценнейшую Кровь Христову! Я об этом сказал, а ты пропустил мимо ушей. Хорош выпендриваться!

Несколько мгновений я молчал в надежде, что, если я ничего не отвечу, Марк успокоится и самообладание вернется к нему настолько, что можно будет предложить какой-то план. Молчание меня ужасало. Мне казалось, еще можно что-то сделать, чтобы сменить тему и никогда не возвращаться к этому разговору, но Марк смотрел на меня в упор, и мне хотелось кричать.

– Пожалуйста, – сказал он, – я же пытаюсь тебе сказать. – Он подошел ко мне совсем близко. – Я схожу с ума, чувак, разве ты не видишь? Тебе не кажется, что у нас с тобой общий секрет?

Я взял его за плечо и отодвинул на некоторое расстояние.

– Замолчи. Закрой рот, – велел я. – Ничего не говори. Больше ни слова, пожалуйста.

Марк отшатнулся.

– Зачем ты так? У меня крыша едет, я больше не могу молчать! Это повсюду!

Я протянул к нему руку, но он отступил.

– Что за хрень, ты меня не слышишь, что ли? Я подыхаю от молчания, чувак! Родители хотят пригласить психолога, им нужно знать, что меня можно «спасти», что меня можно починить, прежде чем я окончательно обесценюсь!

– Не говори так, – начал я, но он не слушал.

– Они уже думают, я ни на что не годен. А что подумают остальные? Я не могу ходить на занятия. Я никуда не могу пойти! Я конченый человек. – Он посмотрел в небо и вздохнул. – Я сам не понимаю – это началось, и все. Я был в восьмом классе. Отец Грег сказал мне, что это любовь. Но мне не дает покоя мысль, что с отцом Грегом все было неправильно. Однако я чувствую, я точно знаю, что мне нравятся парни. Он меня не любил. Я думал, что любит, но это не была любовь. Но я могу полюбить другого парня. – Он поднял на меня взгляд: – Брось, ты же знаешь, о чем я! Не можешь не знать! – Я не ответил, хотя Марк повторял это снова и снова. Он подошел ближе: – Ну же, чувак, ответь!