Меч Константина - Наталья Иртенина

— Не избегнут, — лаконично подтвердил Паша.

Леха помолчал, а потом снова за свое: — Ну а чем мы-то отличаемся от этих бандитов? — беспокойно спросил он. — Мы же просто погромщики. Даже если за идею.

Февраль зло засвистел и отвечать на это не стал. Матвей от удивления закашлялся, а Паша, как всегда в противоречивой ситуации, начал вздыхать. Я мысленно сказал Лехе спасибо — если б он меня не опередил, я бы сам задал Святополку этот вопрос Может быть, не при всех, наедине, но обязательно спросил бы.

— Да ничем, — спокойно, не оборачиваясь, произнес командир. — Ничем не отличаемся.

Я оторопел и споткнулся о корягу на дороге.

— Как это ничем?! — взвился Фашист, мгновенно охрипнув от возмущения. — Какая там еще идея?! Мы воюем за страну, за народ…

— Утихни, юноша, — невозмутимо оборвал его Святополк и повторил: — Мы ничем не отличаемся от бандитов. Мы даже не партизаны. Национальную освободительную войну можно вести только от лица всего народа, а не от своего собственного. Но нельзя воевать за народ, который не видит агрессии против него, не чувствует дыхания смерти, не передавал нам права сражаться за него. Да и Церковь ни к чему такому пока еще не призывала. В этом вся хитрость нынешней войны. Она всех нас, дерущихся, ставит вне закона, вне права. И наши враги это хорошо понимают, они с самого начала положили это в основание своих действий. Поэтому они всеми силами тиражируют «мир и безопасность», поют нам свою бесконечную колыбельную про стабильность, борьбу с бедностью и прочее. Можно хоть в каждой деревне с трибуны рассказывать о войне и устраивать курсы по гражданской самообороне — большинство не услышит или ничего не поймет. А если и поймут — безнадежно опустят руки. Оружие массового поражения сознания работает по всем направлениям. Специально для таких понятливых внедряется мысль о бессилии что-либо изменить.

— Но ведь вокруг смерть, как же они не видят войну? — наивно поражался Леха.

— Ты-то сам давно ее заметил? — осведомился Варяг.

Леха стушевался и умолк. Через пару минут командир решил ободрить его:

— Это, парень, настоящее искусство — кромсать мясницким ножом по-живому и внушать жертве, что она испытывает райское наслаждение. На худой конец — просто не чувствует боли. Именно это они и делают с нами.

— Ювелирная стратегия, — пробормотал Фашист.

К вечеру мы зашли на церковное подворье в невзрачном фабричном городишке. Служба уже закончилась, священник, отец Василий, сперва приглядывался к нам, расспрашивал, а потом пригласил отужинать чем Бог послал. В трапезной на стол перед нами выставили угощение — целую гору пельменей со сметаной.

— Так ведь пост сегодня, батюшка, — удивилась Василиса.

— Все вы путаете, ребята, — улыбнулся священник. — Пост в душе, а не в пельменях.

После такого благословения от всей горы через пять минут ничего не осталось.

Отец Василий остановился возле Кирюхи, облизывающего пальцы, и погладил его по го лове. Кир ошалело дернулся, уходя от внезапной ласки.

— Я не маленький, — буркнул он.

— Верно, — вздохнул отец Василий. — У тебя на душе, видно, столько, что на троих взрослых хватит. — Затем оглядел всю компанию и печально молвил: — Ох, не делом вы занимаетесь, ребятушки, не делом.

И вышел из трапезной.

За столом стало тихо — как ангел пролетел. На Кира и вовсе будто ведро ледяной воды вылили, на замерзшего воробья стал похож. Он кое-как запихнул в себя последний пельмень, заел сметаной и выскользнул из комнаты. Потом я видел его во дворе, возле церкви. Вместе с отцом Василием сидел на скамейке, о чем-то они разговаривали. Кир смотрел на священника с явным уважением, как на авторитета.

Утром командир наконец-то повел нас на базу, которую я до сих пор еще не видел. По дороге я спросил Кира, о чем он говорил с отцом Василием.

— Ну так, обо всем, — уклончиво сказал Кир и добавил с загадочным видом. — Он контра.

— Чего?! — разинул я глаза.

— Не понимаешь? Контра — это кто против обожравшихся уродов, ну, типа таких, как тот лебенсраум, про которого я тебе рассказывал. Мы с пацанами себя так называли — контра. Мы хотели иметь много денег, чтобы плевать сверху на этих гадов и не унижаться перед ними, Ваш отряд тоже контра, только со своими фишками. Вы тоже уродов бьете. — Кир замялся. — Только он сказал, что нельзя уродов называть так, это типа плохо. А чего плохо, если они и есть уроды? Дерьмо не назовешь конфетой, так?

В этот момент я и решил открыть ему свою тайну. Убедившись, что нас никто не слышит, я спросил:

— Ты играл в Лору Крафт?

— Ну играл. А чего?

— Интересно было?

— Не-а. Она кукла. Зачем мне играть в куклы, если можно по-настоящему убивать. Если ты умеешь водить истребитель, ты же не будешь за имитатором сидеть с утра до ночи?

— А ты знаешь, кто такая на самом деле Лора Крафт?

— Кто?

— Она диверсант, — горячо зашептал я. — Ее к нам специально заслали, чтобы она тут все громила.

— Как это громила? — изумился Кир. — Она же кукла.

— Так и громила. По-тихому. Кто в нее играет или кино про нее смотрит, тем она в мозги незаметно программу вставляет — такую, что все стирает у тебя в башке. Ты дебилом становишься, понял? Уже ничего не пони маешь, что вокруг тебя делается. Люди чего-то копошатся, какие-то у них там идеалы, цели, вера какая-то, любовь там. Чего-то они строят, изобретают. А у тебя в башке — пустыня, залитая бетоном, и программа продолжает работать. Она тебе говорит, что и вокруг все должно быть пусто и залито бетоном. Для полной гармонии внутреннего и внешнего мира, усек? Ты теперь — как ходячая атомная бомба с протекающей ядерной головкой. От тебя радиацией шибает за версту. Где проходишь, там все рассыпается в труху. Понял? Они нас завоевали, а теперь добивают, чтобы мы не поднялись снова, не вылезли из-под них.

— Кто они-то? — ушибленно спросил Кир.

— Пришельцы. С которыми мы деремся. Марсиане.

— С Марса? — вытаращился он.

— Да нет же, глупыш. На Марсе жизни нет, доказано. Они — просто чужие. Называют себя «освободителями».

— От кого освободителями?

— Говорят, что от неправильною пути. Но на самом деле — от правды. Они все время врут и всех к этому приучают. Оккупантам без этого нельзя. А то все поймут, что они оккупанты, и захотят дать им в рыло. Лора Крафт — их агент Я так решил: кто играет в нее — тот уже готовый предатель.

— Так он же не знает?

— Незнание не освобождает от ответственности, — процитировал я.

— Будешь мочить предателей? — деловито осведомился Кир.

— Не, у меня другая миссия. Я хочу убить Лору Крафт.

У Кира отвалилась челюсть.

— И всех ее подружек, — продолжал я. — Кору Дрофт и Мару Штоф, и Клару Болт.