Меч Константина - Наталья Иртенина

— Где-то час назад рухнуло, — на глаз определил Фашист. — Пыль еще не осела.

Монах присвистнул.

— Готов съесть свой ботинок:, если это не наши подрывники. Горячий след.И если мы сейчас его не возьмем, мне придется съесть оба своих ботинка.

Мы смешались с толпой и через десять минут вынырнули из нее с охапкой информации, совершенно бесполезной. Церковь собирались реставрировать после полувекового ее бытия в качестве насосной станции. Мэр даже выделил на это дело немножко казенных денег. Часть толпы придерживалась мнения, что сам мэр и велел подорвать церковь, чтобы прикарманить уже списанные деньги. А те, что наскакивали на патрульных, оказались энтузиастами возрождения храма. Они хотели устроить в нем местный краеведческий музей. У этих вообще никаких предположений не было, они просто выражали свою гражданскую позицию.

— М-да, — почесал в затылке Фашист. — Полный мрак. Что-то я не вижу тут ни одной благочестивой физиономии. Зачем им церковь?

И тут всех взбаламутила старушка, откуда-то прибежавшая. Махонькая, в телогрейке и резиновых сапогах. Она прошепелявила, что «убивцы тута, за рынком, в пивной расседают» и пошла разносить свою весть по толпе. Поймать эту махонькую, вертлявую оказалось труднее, чем думалось. Монах ухватил ее за локоток уже на другой стороне улицы. Народ под впечатлением вести стал поспешно разбредаться. Даже энтузиасты подкрутили фитиль у своей гражданской позиции, осадили назад.

Монах выведал у старушки координаты пивной, и мы отправились смотреть на убивцев. Сколько их и что нам с ними делать, было пока неясно. Монах просчитывал что-то в уме, а Фашист сказал, что в таких случаях лучше всего тактика импровизации.

Мы вошли в пивную — она оказалась подвальным кафе-баром. Посетителей было несколько, работал телевизор, за стойкой протирал стаканы пожилой дядька-бармен. В углу расположились две ярко-подозрительные личности. Монах направился к ним, сел за столик. Фашист занял соседний. Моей задачей был бармен. Я подошел к стойке, сел на высокий стул и улыбнулся дядьке. Продемонстрировал рукоять пистолета в кармане куртки и приложил палец к губам. Он кивнул с совершенно спокойным видом. Остальные, кто тут был, не отрываясь, смотрели футбол на экране.

О чем говорил Монах с теми двумя, я не слышал. Только видел, как один перекосил физиономию и полез рукой под полу куртки. На стол в ту же секунду легла обнаженная сабля Фашиста. Звон клинка о ножны заглушила реклама в телевизоре. Перекошенный все-таки вытащил свою пушку и попытался затеять стрельбу. Сабля краем лезвия уперлась ему в горло. Но тут в руке второго сама собой появилась граната, и палец уже рвал с нее колечко.

Единственного выстрела никто из посторонних не услышал, Монах еще на улице навернул на ствол своего «Дротика» глушитель. Для хирургической работы по цели у него была крайне неудобная позиция. А для смены ее не было времени. Пуля пробила парню руку и вошла с сердце — чистая случайность. Колечко он не успел сорвать. Монах подхватил гранату.

Внезапная смерть психованного подельника подействовала на перекошенного усмиряюще. Он отдал свой пистолет и согласился на прогулку. Монах повел его к выходу. Фашист убрал саблю в ножны и быстро проверил сумки на полу. Одну взял с собой и подошел к стойке.

— Наш приятель переселился в вечность, — печально сказал он бармену. — Жаль, там его, очевидно, ждет неласковый прием.

— Не повезло бедняге, — понимающе отозвался дядька.

— Слишком нервный был, — объяснил Фашист. — Все болезни от нервов. Не поверишь, целую сумку взрывчатки с собой таскал, такой нервный был.

— Я организую похороны. — Бармен нам попался сообразительный.

— Вы тут хозяин?

— Я. Можете не беспокоиться. Эти двое мне сразу показались такими… мм, болезненными.

— Ага, Церковь вашу снесли. Ну просто больные люди.

— Да. Мы собирали деньги на ее восстановление. — Лицо бармена слегка омрачилось.

— Ну бывай, дружище.

— И вам не кашлять.

На выходе я задержался — очень хотелось застрелить телевизор и Лору Крафт вместе с ним. Чернокосая бестия покачивалась в гамаке на тропическом острове, сосала из банки пиво и одной левой отстреливала пиратов. Пираты перешли с рома на пиво и хотели отнять у нее целый ящик банок. Посетители бара смотрели на Лору, наслаждающуюся пойлом, и глотали слюни. Убивать телевизор я не стал — бармену убытки, а он хороший дядька. Да и вообще, массовое слюнотечение этим не остановишь.

На обратном пути мы купили местную газету и вернулись на базу с чувством выполненного долга. Монаху не пришлось есть свои ботинки. Еще по дороге мы узнали, что пленника зовут Ахмад, а его подельникбыл Махмуд. На другие вопросы он не отвечал. Только физиономию время от времени перекашивал. На базе устроили ему допрос, но он молчал, как вареная рыба. Через час бесплодных усилий за дело взялся Паша Он крепко привязал парня к дереву, принес со склада здоровенные кусачки и еще несколько слесарных железяк.

— Буду тебя пытать, — сказал он пленному и принялся разводить костер.

Парень забеспокоился, тупое равнодушие с него вмиг слетело. Паша раскалил на огне кусачки, придирчиво оглядел и двинулся к дереву. Ахмад задергался, закричал на своем языке.

— Что ты кричишь, я еще даже не начал, — успокаивал его Паша. — А может, ты хочешь рассказать, кто вам заказал церкви взрывать? Давай послушаем.

И парень заговорил. Взахлеб, путая русские слова и косясь на остывающие кусачки в руках Малыша.

— Ну вот видишь, как все просто, — сказал Паша, когда парень умолк, и повернулся к Святополку. — Командир, я что-то не очень понял, про какой фонд он талдычит.

— Ты хочешь, чтоб он полностью выговорил тебе название? Он его сам, наверно, толком не знает.

— Эта фонд, — твердил пленный, — гражданский култур. Они платят. Ест дэнги — работай, нет дэнги — нет работай.

— Ты их сам видел?

— Видел один. На машине, на окне нарисовано… круг, птица с крыльями.

— Птица с крыльями, — повторил командир. — Ну, это уже что-то. Что они говорили?

— Говорили — мечети неверных взрывать, старые, лишние. Не нужны. Русский Иса много места занимает, надо убавлять. Надо равно… поровну с Аллахом. Так говорили.

Паша убрал кусачки, затоптал костер.

— Ну и что нам делать с этим уравнителем? — спросил Февраль.

— Пока в подвал, — ответил командир. — Потом решим.

Февраль и Горец отвязали пленного и увели.

— Ты правда пытал бы его? — спросил Леха у Паши.

— Да ну, глупости, — отмахнулся Малыш. — Эти абреки уважают только силу. Другим их не возьмешь. Словами уговаривать — будут считать тебя слабым. Изуверство всякое очень уважают.