Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Мы снова надолго замолчали. А костёр горел, и смеялись вокруг него ребята и дев-чонки, и с десяток лужёных мальчишеских глоток грянули:

— Тренируйся, бабка,

78.

Тренируйся, Любка,

Тренируйся, ты моя

Сизая голубка! — а в ответ Игорек Северцев в ужасе завопил:

— Замолчите, несчастные! Как вы поёте?!

"Пять лет, — подумал я. — В среднем — пять лет." Мне стало холодно, словно от ре-ки подул ледяной ветер.

— Олег, — я почувствовал, как рука Йенса легла на моё колено. — Я раньше тоже думал об этом. Ты прав, мы живые люди, мы хотим жить — и как-то не утешает та мысль, что дома ещё кто-то остался. В начале, русский — в начале всего этого — я просыпался в по-ту и плакал: "Меня не будет!" А сейчас этого нет. просто печально — столько хочется увидеть и узнать, а времени может не хватить…

— Я не о себе подумал, — скомкано сказал я. — Знаешь, Йенс — правда не о себе… Понима-ешь — эти ребята и девчонки — они не просто мои друзья. Они… как бы сказать? Попро-буй понять. У меня много… было много знакомых, мне даже казалось, что они — мои дру-зья. А потом я понял — им было всё равно, какой я. Они мной вполне довольствовались, не пытались заставить меня быть лучше, чем я есть. А с этими, — я мотнул головой назад, — я ссорился и ссорюсь. Потому что им не всё равно, какой я и что со мною. И мне не всё равно… Не всё равно, что с ними будет…

— Я понял, — тихо ответил Йенс. — Тогда учи их фехтовать.

Начинается

плач гитары.

Разбивается

чаша утра.

Начинается

плач гитары.

О, не жди от неё

молчанья,

не проси у неё

молчанья!

Неустанно

гитара плачет,

как вода по каналам — плачет,

как ветра под снегами — плачет, -

не моли её

о молчанье!

— И тополя уходят, — ответил я, улыбаясь, -

Но след их озёрный светел.

И тополя уходят,

Но нам оставляют ветер.

И ветер утихнет скоро,

Обтянутый чёрным крепом,

Но ветер оставит эхо,

Плывущее вниз по рекам.

А мир светлячков нахлынет —

И прошлое в нём потонет,

И крохотное сердечко

Раскроется на ладони…

— Ты знаешь Гарсиа Лорку?! — обрадовался Йенс.

— Я вообще люблю стихи, — признялся я.

Йенс поднялся и гибко потунлся:

— Пойду искупаюсь… Пошли?

79.

— Я не умею плавать, — признался я. Немец наставительно сказал:

— Учись… Эй, а хочешь, сейчас попробуем?!.

Я посмотрел на лежащую поперёк Волги золотую дорожку.

— Пошли.

Олег Чухонцев

Что помню, то помню, хотя и не знаю,

В чём суть всего, если только суть

Не связана с необходимостью прошлое

Сделать опять настоящим.

Помню

Желание войти в ночное озеро и выгребать

К дальней луне. Помню белое пламя

У тёмной норы перед тем, как взглянул

В высокое небо, знойно дрожащее в мареве белизны.

И ещё иногда —

на рассвете обычно —

я вспоминаю крики в горах.

Но всё, что могу — это быть очевидцем.

* * *

Костёр ещё не прогорел — угли давали самый хороший жар, пень не переставал пос-треливать струйками пламени, похожий на раскоряченного чёрного осьминога. И наши и немцы спали вокруг костра кольцом, ногами к пеплу, закутавшись кто во что и прижав-шись друг к другу.

— Часовых не поставили, — сказал я. Йенс не успел ответить — мы увидели Андрюшку Со-колова, он сидел у деревьев подальше и коротко махнул рукой. Наверное, и немец-часовой тоже где-то был…

А в следующий миг в предрассветном сумраке, пропитанном плавающим туманом, я различил, что спят не все.

Танюшка сидела у костра, скрестив ноги и спрятав руки под мышками. На плечи у неё была накинута Сережкина куртка, а он сам спал под одной с Вадимом. Когда мы по-дошли, она только посмотрела из-под спутанных волос — и снова уставилась в угли.

Йенс молча обогнул костёр и улёгся где-то среди своих — я сразу перестал его раз-личать, да и забыл о нём, если честно. От реки тянуло холодком. Я сел рядом с Танюш-кой и молча начал разуваться.

— Поешь, — тихо сказала она, протягивая две палочки шашлыка, уже покрытого белёсым жиром, а на них — тонкий ломоть лепёшки. — Это немцы дали, из чего-то-там дикого. Почти как хлеб… Я рецепт постаралась запомнить… Ешь, ешь. Хорошо поговорили?

— Я потом расскажу всем, Тань, — пообещал я и занялся шашлыком.

Не люблю, когда на меня смотрят во время еды. Но Танька смотрела. И мне не бы-ло неприятно.

— Я очень за тебя испугалась, — сказала она. — Я так испугалась. Ты даже не представля-ешь, как я за тебя испугалась.

— Надо привыкать, Тань, — я бросил одну палочку на угли, и жир на ней вспыхнул сине-ры-жими язычками. — Тут по-другому не бывает. Я это до конца только вот сейчас понял, когда с Йенсом поговорил.

— Всю ночь протрепались, — укоризненно сказала она. — У тебя же есть часы, видел же, который час! — и вдруг она фыркнула, а потом засмеялась.

Я понял, что она вспомнила нашу первую встречу — в парке, год назад, когда мы с ребятами спросили у незнакомой девчонки, который час, а в ответ из кустов вымахнул здоровенный чёрный дог. И как мы спрашивали, можно ли нам теперь идти дальше…

— Ты сама-то ела? — всё ещё улыбаясь, спросил я. Танюшка закивала:

— Ела, ела… Ты тоже ешь и ложись спать.

80.

— Тань, — я очистил вторую палочку и подобрал с ладони хлебные крошки, — ты меня ждала? — она наклонила голову. — Спасибо, — еле слышно добавил я.

— Вместе укроемся, — проговорила она, снимая куртку. — Вот, серёжка позаботился.

Я не понял, услышала ли она моё "спасибо"…

…Мы улеглись спина к спине и подоткнули куртку с боков, вытянув ноги ближе к неостывшему костру.

— Спи, Танюшк, — неожиданно ласково сказал я, и у меня почему-то защипало в носу. Она повозила плечами и как-то удовлетворённо вздохнула.

А я подумал, что спать не буду — я и не устал вроде, и совсем не хочу.

Только вот думал я всё это уже во сне.

* * *

— Куда пойдёте?

Немцы уже уходили по тропинке — головами всё ещё в тумане, над чем я хотел по-шутить, но сообразил, что Йенс не поймёт. Поэтому спросил то, что спросил.

— Пойдём в Сибирь, — сказал Йенс, держа обе ладони на рукояти своего меча. — Зазимуем где-нибудь на Урале, наверное. А вы?

— Пока не решил, — ответил я, пожимая ему руку первым. Он задержал мои пальцы:

— Так пойдёмте с нами?

— Нет, — отказался я с сожалением. — Спасибо, конечно, но… нет.

— Как знаете, — он сильно тряхнул мою руку и широким шагом отправился догонять сво-их. Потом — остановился, обернулся, крикнул: — Увидимся ещё! Время будет — увидимся!

Я махнул рукой. И, повернувшись к своим, улыбнулся им — стоящим какой-то печа-льной стеночкой шагах в двадцати.

— Ребята, — сказал я, — надо серьёзно поговорить. Обо всём сразу.

Все закивали, хотя тему я сформулировал крайне расплывчато. Но мы толпой по-тянулись на место нашей стоянки.

— Душевные люди, — оценил немцев Саня. Остальные молчали. Странно, но почему-то после моих слов на всех накатило серьёзное настроение с размышлениями о своей будущ-ности.

Танюшка держалась рядом со мной. Искоса посматривала — иронично и в то же время задумчиво. Потом сказала:

— Никогда не думала, что мне доведётся зашивать куртку князю… Княже, а что-нибудь ещё зашить не надо? Али постирать?

— А что, откажешься? — спросил я. Танька свела брови, честно обдумывая вопрос. По-том призналась:

— Постираю с удовольствием… А то я, кстати, не стирала! Но сейчас-то — добавочная честь! Не кого-нибудь обстирывать, а князя!

— Из грязи в князи. — буркнул я.

* * *

Когда я закончил говорить — наступила тишина. Её можно было щупать руками, как плотный тёмный занавес. Я видел, как девчонки невольно подались к пацанам, кото-рые сидели ближе — без разбора и рефлекторно. Мальчишки держались за оружие и были хмурыми, точно осеннее небо.

Я ещё раз обвёл их всех взглядом и почему-то испытал облегчение. Может быть, потому что всё это были мои друзья? "Ничего, прорвёмся!" — уже почти спокойно поду-мал я, не совсем отдавая себе отчёт, о чём думаю.

— Если я князь, — сказал я вслух, — то вы все — вече. Понимаете, ребята? И нечего зами-рать, как мыши перед ужом. Даром мы, что ли, ходили в походы? Представьте себе, что и это — такой же поход.

— Длиною в жизнь? — усмехнулась Ленка Черникова.

— Хотя бы и так, — ответил я. — Можно и с этой точки зрения смотреть. И вообще —

81.

тут у нас выбора нет.

— Этот мир — реальность, данная нам в ощущении, — добавил Вадим. — Те, кто постар-ше, поймут, что я сказал, а остальным и не надо.