Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник) - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт! Суетится, значит, наша мадам. Надо же… Молодец, кто бы мог подумать. А ничего новенького она старушке не втюхивала кроме своего злыдня Гошки? Не помнишь?
– Да нет, ничего такого. Ой, а ты знаешь, кто ее туда привозит? Я первый раз увидела – глазам своим не поверила. Думала, случайно его машина тут оказалась. А потом смотрю – точно, он.
– Кто? – насторожился вдруг Костик.
– Да один наш клиент, из постоянных! Ну, не наш с Танькой, конечно, у нас с ней другой контингент. Он к другим Серегиным девчонкам ходит. Так вот, девчонки рассказывали, что будто бы он профессиональный жиголо, старушек богатых обслуживает, а к ним просто так забегает – отдохнуть от вредных трудов да пожаловаться-поплакаться по-приятельски – коллеги же все-таки. Ему все девчонки нравятся. И он жалеет всех. И никогда ни одну из них не унизил.
– Хм… А что значит не унизил? Как это можно, интересно, проститутку унизить? Все равно что мертвого минералкой лечить.
– А по-твоему, проститутка – и не человек уже?
– А ты что, по-другому считаешь? – издевательски-весело хохотнул Костик, игриво подтолкнув ее плечом. – Ну расскажи давай, как тебя, к примеру, унизить можно? А?
– Да что ты вообще обо мне знаешь-то? – подняла на него грустные глаза Саша. – Ты и не представляешь даже, как в это дерьмо попасть легко.
– Почему не представляю? Вполне представляю. Вы сами в него летите со всех концов на запах денег, только и всего. Это ведь издали деньги красиво и одуряюще пахнут, а вблизи – кому как… Для тех, кто поумнее, они вообще запах теряют как таковой, а для таких, как вы, дерьмом и пахнут! Что хотели, то и получили. И барахтайтесь теперь в этом. Унижают их, видите ли.
– Так я ж не о физическом, я о душевном унижении говорю.
– О! Сколько я новенького сегодня узнаю, боже мой! У проститутки, оказывается, и душа еще есть? Как интересно! И у тебя есть?
– Есть. У меня – есть. А у тебя – нет. И можешь сидеть тут и изгаляться надо мной сколько угодно. Только особо не старайся, ладно? Душу – ее все равно унизить нельзя, если только она сама этого не захочет.
– Ладно, хватит. Лирическое отступление началось и на этом закончилось, – вдруг грубо оборвал ее на полуслове Костик. – Так что, говоришь, за парень мадам Нину возит? Опиши-ка мне его поподробнее!
– Молодой совсем, красивый такой, ухоженный с головы до ног, сладкий и блестящий, как леденец на палочке. И лицо почти детское, наивно-грустное и доброе, будто немного обиженное. Лицо бедного Пьеро. Да Серега его знает – он частенько к девчонкам приходит, что-то вроде праздника им устраивает. А зато я один раз видела, как он Нину в машину усаживал – совсем другое у него было лицо! Такое прянично-счастливое, как у мальчика-колокольчика, щелкни по лбу – и зазвенит от радости. Удачно притворяется, наверное.
– Да? Ну хорошо, если так. Разберемся… А как зовут этого Пьеро, помнишь?
– Да. Олегом его зовут. А Нина, я слышала, его Олежкой называет.
– Ладно, понял. Хорошая информация. Молодец. Теперь давай главное выкладывай – старуху уломала на свое официальное вселение?
– Нет пока.
– Как это – нет? Ты что? Идиотка!
Он подскочил со скамейки и, больно ухватив рукой за подбородок, поднял вверх ее лицо, долго смотрел в него, отстранившись, льдисто-голубыми неживыми глазами, будто изучая впервые.
– Саш, может, ты не поняла чего? А? Как это – нет? Там тебе делов осталось – на чуть-чуть совсем. Она же носится с тобой, как потерпевшая! У тебя возможностей официально прописаться на ее жилплощади уже давно больше, чем у всех родственников, вместе взятых! Старушке же просто самую малость капнуть на мозги осталось – и все. В чем дело-то?
– Не могу я, Костик… Понимаешь, не могу. Жалко мне ее. Ну не смотри на меня так! Ты… Ты не понимаешь.
Она отдернула от лица его руку, опустила голову и совсем по-детски заплакала, сжавшись в комочек и выкрикивая сквозь рыдания торопливо и невнятно:
– Она добрая! Она булочки эти мне каждое утро. Ты не понимаешь! Она всех любит! Она вас всех, всех одинаково любит! Она… Нельзя с ней так, Костик! Я не могу! Чем дальше – тем больше не могу! Прости… Отпусти ты меня лучше, Костик.
Костик долго и ошарашенно смотрел на нее во все глаза, будто сказала она что-то совсем уж неприличное, из ряда вон выходящее, или вдруг взяла и залопотала что-то на непонятном ему языке – на китайском, например, или на суахили. Даже в мертвых его глазах-льдинках промелькнуло на миг что-то насмешливо-озорное, еще немного – и расхохочется весело.
– Так. Приехали. Опять у нас что-то новенькое. Перед нами неизученное наукой явление, господа! Называется – шлюха-философ. Я зачем тебя туда притащил, дурочка? Мысли думать? Или в старческом маразме копаться? А? Твоя задача была – развести старушку на жалость. Потом оформить свою задницу там официально. И все! А про любовь рассуждать – задачи не было. Поняла? И надо сделать так, как тебе большие дяденьки приказали. Потому что выбора у тебя другого нет. Серега ж убьет тебя, если что, дурочка. А на твое теплое местечко в два счета другого воробышка найдет – помоложе и посексапильнее. Только свистни – прилетит целая стая! Или того хуже – заставит, как всех, под фарами стоять, или на ночных трассах тусоваться. А там тебя быстренько копытами потопчут, потому как фактурка у тебя не та. Ты ж у него в приличных условиях существуешь, вот и научилась мысли всякие гонять про душевное унижение. И вообще, мы с ним в этом деле в доле. Так что у тебя выхода нет, поняла? И не реви. Не смеши меня… Сейчас ты встанешь и пойдешь доводить дело до логического конца, если жить хочешь. А ты ведь хочешь жить, правда, Саша? Так что завтра утречком бери святую старушку под белы рученьки да веди оформлять свое законное проживание на святой ее территории.
– А потом ты ее сразу убьешь, да? Или не сразу? – подняв на него заплаканные глаза и заикаясь от коротких всхлипов, тихо спросила Саша.
– Заткнись, дура! Не твоего ума дело! – шикнул на нее испуганно Костик, воровато посмотрев по сторонам. – Твоя задача – штампик правильный в паспорте получить и ждать.
– А чего ждать? Когда вы ее красиво убьете? А потом я подпишу вам какую-нибудь генеральную доверенность, да? А потом вы и меня…
– Саш, ты чего? Детективов начиталась, что ли? Такую дурь несешь! Я думал, ты умнее.
– Я не люблю детективов. Вообще их не читаю никогда.
– А что ты читаешь?
– Достоевского…
– А! Ну все! Понятно теперь! Боже, как я сразу-то не допер… Кому рассказать, не поверят. Это ж надо! Шлюха – и с книжкой Федора Михалыча в руках. Нет, точно не поверят! Хотя в этом что-то есть, пожалуй.
Прищурив глаза, он удивленно и внимательно начал разглядывать ее заплаканное лицо со всех ракурсов, будто киношный режиссер, открывший неожиданно в заурядной, в общем-то, актрисульке необыкновенный талант перевоплощения и не понимающий совершенно, что ему теперь с этим открытием делать.
– Так я, выходит, для тебя кто? Самый настоящий Родион Раскольников, да? Дурень с больными мозгами, задумавший старушку убить? Тварь я дражащая иль право имею? Так, что ли? А ты, значит, у нас теперь Соня Мармеладова. И на панель пошла не по собственной корысти, а исключительно ради голодных деточек, которым надо срочно хлебушка принести. И что у нас там дальше по сюжету, а? Не пора ли мне уже бухнуться на колени и каяться начинать? Ты давай, подсказывай мне, а то вдруг я чего не так сделаю…
– Отстань… – устало произнесла Саша, глубоко вздыхая и откидываясь на спинку скамейки. – Хватить ерничать…
– Согласен. Хватит. Перейдем к нашим баранам, госпожа Мармеладова. Времени-то у нас с тобой совсем мало осталось. Когда, говоришь, старушка поминки по усопшему мужу устраивать собирается?
– Послезавтра.
– Как? Это что, один день остался? Черт… Ты давай, подсуетись, Сашенька! Ты же умница у нас, как оказалось. Фантазируй лучше, придумывай что-нибудь! Слушай, а может, тебе беременность изобразить? А что, очень жалостливо получится! Бедный беременный воробушек. И с ребеночком будущим податься ему совсем некуда… А? А я завтра приду, подыграю. Тебе как лучше? Чтоб я был коварным «поматросил-и-бросил» или, наоборот, придурковато-счастливым? Главное, чтоб старушка прониклась! Чтоб полностью была уверена в правильности своего поступка! У тебя получится, Саш. Она тебя уже безумно любит. Ты же рядом! А такие старушки, они как собачки – любят только тех, кто рядом.
– Нет, Костик… Она всех, всех вас любит одинаково. И прописать вас всех готова, и тебя, кстати, тоже. Отпусти меня, Костик! Ну пожалуйста… Не смогу я. Тебе ведь и так свой кусок достанется, чего ты?
– А мне кусок не нужен. Мне весь пирог нужен. И хватит ныть!
Резко выбросив руку, он неожиданно схватил Сашу за черные вихорки и с силой дернул ее голову назад. Сильная короткая боль – и что-то хрустнуло в затылке, разошлось колкими иглами по предплечьям – не столько и больно, сколько страшно.