Из жизни Мэри, в девичестве Поппинс (сборник) - Вера Колочкова

– Господи, да не может быть! Настена…

– Здравствуйте, тетя Маша! Не ждали? – решительно шагнула через порог мощным туловом Настя. – А я вот мимо проезжала – дай, думаю, зайду…

– Настенька, да как же я тебе рада! Проходи, проходи, милая. Какой день у меня сегодня праздничный – с утра Ниночка заходила, теперь вот ты…

– Что? – насторожилась Настя. – Нинка сегодня была здесь?

– Ну да, ну да…

– Вот коза, а? Везде без мыла пролезет. А что ей надо-то было, теть Маш?

– Так пожить она у меня попросилась, Настенька. Плохо она с мужем живет, ой плохо… Да ты проходи, сейчас чай пить будем! А может, поужинаешь с нами?

– С кем это, с нами? У вас гостит кто-то, что ли?

– Ну да, гостит… – вдруг замялась Мария.

– Кто?

– Да девушка одна… Ты проходи на кухню, садись! Я потом позову ее, покажу тебе, – многозначительно произнесла она, искоса взглядывая на Настю и суетливо накрывая стол к чаю.

– А что, тетя Маша, Нинка и прописать ее просила?

– Ну да… А что такое, Настенька?

– Вот сволочь… Да вы не верьте ей, тетя Маша! Врет она все про своего Гошку! Мужик как мужик. Рассудительный, хваткий, богатый. Не то что мой Колька – нищета хренова… Уж кого жалеть надо, так это меня, горемычную. Четыре месяца уже в дом ни копейки не приносит, представляете? Как живу еще – сама удивляюсь! И у Нинки денег не допросишься. Сунет сумку со старыми шмотками, и отстаньте от нее.

– Да, Настенька, я знаю про твоего Колю, мне Костик рассказывал. А только ты Ниночку не ругай.

– А где вы Костика видели, тетя Маша? – озадаченно уставилась на нее Настя. – И когда?

– Так он был у меня три дня назад…

– Зачем?

– Так… В гости приходил, – снова замялась Мария. – И невесту вот свою привел – Сашеньку.

– Что? Какую такую невесту? – выпучила на нее и без того круглые глаза Настя.

– Говорю же тебе – Сашеньку! Она студентка, Настенька, ей жить негде. Да чего ты испугалась так? Она славная девочка, скромная, воспитанная. И застенчивая очень – ты уж не пугай ее, ладно?

– А где она?

– Там, в комнате. Я ее потом позову, сама увидишь…

– Да? Ну ладно, – растерянно моргая белесыми ресницами, медленно произнесла Настя, – поглядим… А Нинку вы что же, и в самом деле у себя пропишете?

– Так мне ее жалко, Настенька.

– А меня не жалко? Вы что, теть Маш! Да я так и одного дня не жила, как она живет! Вы посмотрите, на кого я стала похожа! Мне еще и пятидесяти нет, а уже место в транспорте уступают! Старуха старухой… И разнесло меня на одной картошке с хлебом – видите, какая толстая?

– Так ты всегда крупной была, Настенька! И в детстве росла пышкой румяной, и в девках прыгала – кровь с молоком. Да и сейчас грех тебе жаловаться, такой статной бабой оформилась, троих деток родила.

– Да… Родить – дело нехитрое. А вот куда их потом пристроить, этих деточек? Девкам уж замуж пора, а женихов с квартирами сейчас днем с огнем не найти. Проблема целая. А у вас вон какие хоромы – и пустые стоят.

– Так ведь все вам со временем достанется, Настенька! Я их на тот свет, хоромы-то эти, с собой не унесу.

– А как, как достанется-то, тетя Маша, если вы Нинку к себе пропишете? Думаете, она со мной делиться будет, что ли? Ага, как же…

– Ну так я и тебя пропишу, чего ты!

– Правда?!

– Конечно! Кого скажете, того и пропишу. Вот соберетесь на поминки моего Бориски и решите все ладом да миром. Вы ведь мне все дороги, все самые близкие – и ты, и Ниночка, и детки твои. А Ниночку ты не обижай, вы ж сестры все-таки, хоть и двоюродные. Ваши матери-то сильно меж собой дружили да друг за дружку держались.

– Ладно, тетя Маша, ладно. Разберемся как-нибудь. Вы лучше постоялицу свою кликните, посмотреть на нее хочу – что за невеста такая без места у Костеньки выискалась.

– Насть, ты только не обижай ее, ладно? Знаю я тебя…

– Да не буду, не буду…

– Сашенька! – крикнула громко в сторону коридора Мария. – Иди сюда, Сашенька! Слышишь?

– Здравствуйте… – робко улыбаясь и приглаживая жесткие черные вихорки, нарисовалась в дверях тоненьким изваянием Саша.

– Вот, Сашенька, познакомься. Это Настя, племянница моя, Костина мама.

– Н-да… – критически оглядев Сашу с головы до ног, только и произнесла Настя. – Налейте-ка мне еще чайку, тетя Маша… Выпью еще чашечку да и пойду, пожалуй.

– А ужинать, Настён? – разочарованно протянула Мария. – Посидели бы, поговорили…

– Так некогда мне. Дома семья еще не кормлена, сами понимаете… Ты не проводишь меня до автобуса, Саша? А то сумки у меня тяжелые, самой не допереть…

– Конечно! Конечно, проводит! – обрадованно махнула рукой в сторону Саши Мария и, обращаясь к девушке, торопливо проговорила: – Иди оденься быстрей, чего стоишь, как пенек. Давай, давай, подсуетись!

Через полчаса они, составляя довольно-таки странную пару, вышли из подъезда и дружно направились в сторону автобусной остановки. Саша, сделав несколько робких попыток взять из рук Насти одну из больших хозяйственных сумок, оставила наконец свою затею, услышав ее снисходительное:

– Да ладно, развалишься еще! Ножки-то вон как две спички… А тебя что, правда сюда Костька привел?

– Да…

– И надолго?

– Не знаю… Как Костя скажет.

– Так ты и впрямь студентка или лапшу вешаешь старухе на уши вместе с Костькой?

– Ну да… То есть нет… Студентка, конечно.

– А учишься где?

– В университете, на филфаке.

– Училкой будешь, значит?

– Ну почему училкой? Совсем даже не обязательно.

– Да ладно… Мне без разницы… А к нам почему в гости не ходишь? Раз невестой назвалась, так пришла бы, познакомилась по-людски! Костьку-то моего любишь, нет?

– Люблю…

– Понятно. Ладно, пусть будет так. Ну, спасибо, что проводила, вон мой автобус как раз идет! До свидания, Саша, будь здорова.

Настя с трудом впихнула свое большое неповоротливое тело в автобусные двери, грудью протаранила стоящих в проходе людей и, запыхавшись и согнав с одноместного сиденья скромную молодую женщину с книжкой в руках, рухнула на него всей своей тяжестью, на ходу пристраивая на коленях огромные сумки. «А Костька-то молодец! – обдумав ситуацию до конца, окончательно вынесла она свой вердикт после третьей остановки. – Явно что-то задумал провернуть для себя с тети Машиной квартирой, неспроста эту девку туда приволок. Тоже мне, невеста. Размечталась. Да Костька еще такую себе найдет, что никому и во сне не снилось, – богатую, красивую… А пока пусть и эта в невестах походит, раз ему так надо. Он у меня умный да хитрый – может, и получится у него что. И пусть. Я только рада буду».

Саша проснулась от знакомого уже, щекочущего ноздри запаха свежеиспеченных булочек, который, странным образом смешиваясь с холодным, проникающим в комнату из форточки осенним воздухом, наполненным терпкой и вкусной влагой, создавал иллюзию покоя, любовно-семейного уюта и теплоты. Как же, наверное, бывают счастливы люди, которые так просыпаются изо дня в день, из утра в утро, всю жизнь… Потягиваются под теплым одеялом и счастливо улыбаются сами себе, и запахи эти вызывают у них обыкновенную человеческую радость, а не сердечную боль. Господи, чего ж она печет эти булочки каждое утро? Зачем?

Откинув теплое одеяло, Саша вскочила на ноги, вздрогнула худеньким телом, ощутив на коже прикосновение холодного воздуха, пробравшегося за ночь в комнату, и, закутавшись в толстый махровый халат, пошла навстречу сладким ванильным запахам, на ходу затягивая потуже пояс.

– Доброе утро, тетя Маша! Опять булочки печете? Запах такой стоит…

– Какой, Сашенька? – повернулась к ней от плиты раскрасневшаяся Мария. – Плохой разве?

– Нет, что вы… Наоборот, обалденный просто! Жизнью пахнет, счастьем.

– Да? Ну вот и хорошо… Садись давай, ешь, пока горячие!

– Ой, мне так неловко, тетя Маша. Я у вас уже две недели живу, и каждое утро вы чуть свет встаете, мне булочки эти печете.

– Так я привыкшая, Сашенька! Что ты! И Бориска мой был привыкший. Тоже вот так вставал с утра на запах да приходил ко мне сюда.

– М-м-м… Как вкусно… – закрыв от удовольствия глаза, впилась Саша зубами в хрусткую горячую корочку. – Ничего вкуснее в жизни не ела!

– Так чего ты в сухомятку-то, – засуетилась над ней Мария, – вон чай свежий с травками заварен, вон сливки теплые.

– Спасибо, тетя Маша! Господи, какая ж вы хорошая…

– А мама твоя, Сашенька, не пекла разве?

– Пекла. Только по-другому…

– Как это, деточка?

– Ну, это у нее называлось «разоставок». То есть она весь день, с утра до вечера стряпала-пекла, чтобы много-много было пирогов и чтобы надолго хватило – на неделю целую. И мы с сестрами должны были всю неделю только эти пироги и есть, чтоб на другие продукты денег не тратить. Экономила она так. Троих нас одна растила, отец рано умер, я еще в школу не ходила. Как мы ненавидели этот самый «разоставок», тетя Маша, если б вы знали! Если утром просыпались от запаха пекущихся пирогов, настроение сразу портилось.