В любви дозволено всё - Элис Детли

Уайлдер беспокоился о Сьюзен, запертой внизу, но не мог ни на минуту покинуть рубку. Сочетание шквального ветра и сильных приливных течений заставило его неотлучно находиться у штурвала, чтобы их не выбросило на скалы. Зная характер Сьюзен, он предполагал, что та — в бешенстве, но в общем ничего серьезного ей не грозит. Уайлдер утешал себя подобными соображениями, обходя северо-западный мыс острова Коули и направляясь к воротам гавани.

Спрятавшись за утесами от ветра, Фрэнк завел мотор, приспустил главный парус. Вскоре он бросил якорь посреди бухты — достаточно далеко от входа, чтобы судно труднее было заметить со стороны моря, но и не у самого берега, чтобы Сьюзен дважды подумала, прежде чем пускаться вплавь, если еще не оставила мысль о побеге. Теперь можно было свернуть парус и зачехлить. Затем, достав ключи из кармана, Уайлдер спустился вниз по сходному трапу.

Он отпер каюту, распахнул дверь, готовый пригнуться, если Сьюзен запустит чем-нибудь ему в голову.

— Алло! Прошу прощения, что пришел так поздно… — начал было Фрэнк виноватым тоном, переступая через порог, но осекся, увидев на койке Сьюзен.

Она лежала, прижавшись к стене каюты, скрестив руки на груди, коленки подтянуты к подбородку, голова свесилась набок. Хотя в помещении было довольно тепло, Сьюзен не сняла ветровку. Рядом с койкой валялась сумка, к которой она явно не притрагивалась. Через иллюминатор проникало мало света, но ни одна лампа не включена.

— Вы плохо себя чувствуете? — обеспокоенно спросил Фрэнк, сел на койку и приложил ладонь к ее щеке.

Дыхание Сьюзен оставалось легким, свободным, кожа лица — прохладной и сухой. Не похоже, чтобы у нее был жар. Может, просто спит? Но что-то в ее позе показалось Уайлдеру странным.

— Сьюзен, в чем дело? — тормошил он ее.

Снова никакого ответа.

Чертыхаясь сквозь зубы, он включил лампу у койки, и у него перехватило дыхание. Глаза у Сьюзен были открыты, но она даже не мигнула, когда вспыхнул свет. Ни словом, ни жестом не отреагировала на приход Фрэнка. Страшно подумать — даже не шевельнулась ни разу с тех пор, как тот вошел в каюту.

Ему стало здорово не по себе, от волнения на лбу выступил пот. Случилось что-то страшное, может, она в обмороке? Фрэнк дорого бы дал, чтобы привести ее в чувство.

Сьюзен не уступала ему ни в чем, даже когда от наркотиков потеряла на время контроль над собой. И потом, вроде бы приняв на словах его условия, она тем не менее демонстрировала непокорность. А теперь лежит перед ним, словно тряпичная кукла. Что же произошло, когда он оставил ее одну в запертой каюте? Почему она вдруг сломалась, отказалась от борьбы, как будто ей больше ни до чего нет дела?

Ему вспомнилось, что она говорила, когда он сообщил, что намерен посадить ее под замок. Сьюзен не стала умолять его сжалиться, но обещала, что никуда не уйдет. А потом лишь смотрела молча, и в глазах стоял страх, когда Фрэнк заявил, что не доверяет ей.

Не перешла ли она какую-то эмоциональную грань, оставшись одна взаперти на такой долгий срок? Может, она страда клаустрофобией, о чем из гордости раньше не пожелала сказать? Он никогда не оставил бы ее здесь одну на долгие часы, намекни она хоть словом. Но ведь она могла и не знать о своих страхах. Фрэнк заставил ее столько пережить, силой надел на нее наручники, несмотря на то что она бурно протестовала, да мало ли что еще…

— Сьюзен…

Имя едва слышно слетело с его губ. Кончиками пальцев он гладил ее округлую щеку, словно выпрашивая ответ.

Но Сьюзен оставалась безучастной. Он наклонился, приподнял ее и посадил к себе на колени.

— Скажи же что-нибудь, дорогая, — нежно умолял Уайлдер, прижимая ее к груди, гладя ее волосы. — Объясни, что случилось?

Еще какое-то время она не подавала признаков жизни. Потом ее тело сотрясла судорога, и она вздернула голову, глаза заморгали, как если бы она только что очнулась от глубокого сна.

— Уайлдер? — едва слышно проговорила она, выпрямилась и недоуменно огляделась. Фрэнк ждал какого-нибудь язвительного замечания, но Сьюзен молчала. Она лишь мельком взглянула на него и отвернулась.

— Черт возьми, Сьюзен, нельзя же меня так пугать, — пробормотал он, сильнее сжимая ее в объятиях; Фрэнк еще не отделался от страха, что она может снова замереть, как бы уйти от него. — Вы в порядке?

— Я… да, — ответила она без всякого выражения, отводя глаза в сторону. Тело ее было настолько напряжено, что Фрэнк чувствовал, как она дрожит.

— Извините, что не пришел к вам раньше. Сильный ветер, пришлось повозиться с управлением.

— Понимаю.

— Если бы я знал, что вы так напуганы…

— Я? Вовсе нет, — прервала его Сьюзен, и по ее телу снова прошла судорога. — Больше мне не страшно.

— О Господи, Сьюзен! — Он как безумный качал головой из стороны в сторону, проклиная себя за страдания, которые причинил ей своей черствостью. Он был далек от мысли сломить непокорность своей пленницы, посадив ее под замок, но, похоже, оставалось совсем немного, чтобы в ней что-то необратимо разрушилось. Сейчас он держит ее в объятиях, однако у него отвратительное ощущение, будто Сьюзен где-то далеко. — Простите меня, что подверг вас такому испытанию. — Он прижался лицом к ее волосам, мысленно умоляя Сьюзен поверить ему. — Обещаю никогда впредь не запирать вас одну.

Она промолчала, продолжая сидеть неподвижно и отрешенно глядя перед собой.

Фрэнк окончательно растерялся. Он ожидал, что Сьюзен закричит, влепит ему пощечину, на худой конец подденет его одним из своих убийственно-саркастических словечек. У него бы, черт побери, отлегло от сердца. К сожалению, она выбрала иное оружие — Сьюзен решила просто-напросто игнорировать его. Фрэнк терялся в догадках, отчего так происходит, но ее безразличие ранило его чуть ли не больнее всего из арсенала средств, к которым Сьюзен прибегала, упорно не желая покоряться его воле.

Снова и снова он говорил себе, что Сьюзен — самая несносная женщина, какую ему доводилось встречать. Тем не менее надо вернуть ее к жизни. И он не остановится ни перед чем, лишь бы она стала прежней Сьюзен со всеми ее колкостями, капризами и упрямством. На день-другой он оставит ее в покое, потом пустит в ход немного лести, начнет ласково поддразнивать и не успеешь оглянуться, как она примется рвать и метать, словно бы и не случилось с ней этого страшного приступа клаустрофобии, словно бы это та прежняя Сьюзен, какой он ее впервые встретил и которая ему так понравилась.

— Хотите есть? — спросил он, нарушив наконец молчание, разделявшее их. Уайлдер, полный решимости сломить ее отчуждение, не знал, с чего лучше начать. Впрочем, почему бы не поговорить об обеде — тема не хуже любой другой.