Ферма кентавров - Людмила Пивень

— Вместе с твоей кусучей Змеюкой?

— Конечно! Как без неё?

— М-м-м… Думаю, нет. Ну, во-первых, он же за тебя отвечает. А во-вторых — школа.

— Да на фиг она мне нужна!

Я пожала плечами:

— Мне тоже. А что поделаешь?

— Что-что… Можно и — фьюить! Без спросу.

— Ага, а потом за тобой вся украинская ментура будет гоняться. Исчезла девочка с дорогой кобылой! А когда найдут ещё… Виталию, — это имя почему-то выговаривалось с запинкой, — впаяют на полную катушку. За развращение малолетних.

— Ты чё — совсем?! Я — с ним!? Он же старый, тридцать лет, а то и больше! У тебя крыша поехала…

— У меня-то нет… Но ты же знаешь, когда девушка с мужиками убегает, о чём в первую очередь думают? Ага, трах-трах. Больше ни на что мозгов не хватает.

Верка замолчала. О таком варианте событий она просто не подумала. Потом, когда мы переходили мостик через мутный осенний Салгир, она сказала с тоскою:

— Они из Симферополя в Донецк поедут… Потом — в Харьков… Знаешь, Светка, я, наверное, в прошлой жизни точно цветком была. Говорят же, что все женщины первоначально рождаются цветами… Я была перекати-полем…

— Иди ты! — вот уж кто-кто, а Верка была розой или яркой садовой гвоздикой. Перекати-поле — круглый колючий кустик с мелкими белыми цветами, похожими на пучочки коротких ниток. Осенью он высыхает на корню, делается тускло-бурым и торчит так среди поля, или ветер его срывает и катает по земле. А наши конюха делают из перекати-поля веники и мётлы, которыми удобно сметать солому и навоз.

— Нет, — упрямо сказала Верка, — я точно была перекати-полем. Понимаешь, как только узнала, что можно уехать с каскадёрами, даже больно стало. Я бы всю жизнь ездила, ездила, никогда бы не сидела на одном месте.

— Надоело б.

— Не-а! Эх, скорей бы мне было шестнадцать, чтобы паспорт получить!

— Ага, — я была с ней совершенно согласна.

Небо на западе было всё ещё светлым, зеленоватым а в городе уже стало совсем темно. Мы шли вдоль улицы, мелькали фары и стоп-сигналы, в сухом асфальте отражались огни светофоров и уличных фонарей.

Вдруг Верка быстро глянула на меня, словно кольнула коротким взглядом:

— Машка купила «Криминалистику». Ты что, втянула её в эту историю? Тоже, подруга!

Верка всегда так, говорит-говорит спокойно, а потом ужалит. Я блокировала её удар и перехватила инициативу:

— Она сама себя втянула. Слушай, а чего Анька не переживает? Вы ж тоже подруги, в одной комнате спите!

— Что ей переживать?

— Ну как же! Владимир Борисыч же выгнал с работы её любимого Витеньку!

— Знаешь, — Верка явно растерялась, — а ведь она точно не переживает. Они же, между прочим, спали… А теперь она про него даже не вспоминает. Не плачет, ходит весёлая, довольная… Ей плевать!

До электрички мы гуляли долго и все, не только маленький Димка, устали. Так что вагон сидячий мы очень даже легко превратили в спальный, повалились все друг на друга и, если бы не тётя Оля, наверное бы не проснулись на нашей станции и уехали бы в Севастополь.

Вышли, поёживаясь. Хорошо, что все захватили куртки! Со сна, после душного вагона электрички, даже спокойный прохладный вечер показался нам очень холодным.

Под платформой горели сигаретные огоньки и тянуло не табачным дымком. Там пацаны курили анашу. Из темноты меня окликнули:

— Светка! Э! Тебя Олег искал!

По голосу я узнала Игорёшку, Олегова соседа.

— А зачем?

— Не знаю! Но искал!

Тётя Оля глянула на меня неодобрительно и я подумала, что это из-за того, что я говорю с теми, кто курит план, и она боится, что я тоже начну. Вот уж нет, ни за что на свете! От анаши тупеют по-страшному! Год-два — и человек из нормального превращается в настоящего дуба, который может смеяться от детсадовских анекдотов про Чебурашку и Гену.

Но оказалось, дело совсем не в том. После позднего ужина тётя Оля отозвала меня в нашу с Машкой комнату — она никогда не говорит о личном при всех, только с глазу на глаз — и начала воспитывать.

Мол, я совершенно зря связалась с Олегом.

Он алкоголик и у него с мозгами не всё в порядке, просто сумасшедший.

И о репутации надо подумать, потому что по селу чёрт-те-что про нас говорят.

И вообще, организм у меня молодой, неокрепший, вдруг забеременею?

Мне стало смешно и я уже хотела всё объяснить тёте Оле, как вдруг меня поразила одна мысль и я только слушала с виноватым видом и кивала: да, виновата, да, исправлюсь…

Дело в том, что, сколько мы дружим, Олег никогда меня специально не искал. Все наши встречи получались как-то так, сами по себе.

Если он искал меня, значит, случилось что-то важное.

Что?

ГЛАВА 12

Я хотела на другой же день после уроков найти Олега и поговорить с ним, но ничего не получилось.

На предпоследнем уроке, на биологии, в кабинет заглянул Костик — собственной персоной!

— Извините… Здравствуйте, Инна Петровна, можно вас на минуточку?

Надо же! Он знает имя биологички, хотя до сих пор ни разу не появлялся в школе, ему всегда было до такой степени на нас плевать, что он даже не задавал обычного вопроса, который всегда задают взрослые, когда не знают, о чём говорить со школьниками: «Как ваши оценки».

Машка удивилась:

— Интересно, чего это он? Явно, в лесу что-то сдохло, раз Костик в школу припёрся!

Инна Петровна улыбнулась Костику — конечно, он же смазливый такой, хоть и маленького роста! — и вышла. Вернулась минут через пять.

— Измайлова, Орехова, Зуйков — собирайтесь, вам надо домой.

Это я, Верка и Арсен. Машкину фамилию биологичка не назвала. Я посмотрела на Машку — она безразлично пожала плечами: ну нет, так нет.

В классе, естественно, зашумели:

— Э, я тоже хочу домой!

— И мне надо домой, у меня детки плачут, маму хочут!

— Ни фига себе, чего этим всегда везёт…

Инна Петровна сделала нам жест — мол, выметайтесь поскорее, — и негромко сказала:

— Тихо! Продолжаем урок!

И все замолчали. Из всех школьных учителей только биологичке никогда не приходится орать. Дело в том, что наш физрук, тот самый, который секцию бокса ведёт — её муж. Как-то раз, года два назад, один пацан решил «доводить» биологичку. Так физрук поймал его на селе и выпорол, не будет же он бить морду мелочи тринадцатилетней. Выпорол самым натуральным образом. Посреди улицы снял с него штаны и по голой заднице — ремнём. Представляете, какой позор!? И теперь Инну Петровну все слушаются. Как-то не хочется проверять, вступится ли за неё муж ещё раз.

Если повезло, то повезло. Мы быстренько собрали вещи — и вперёд. Только Машка осталась. И у меня возникло такое гадкое чувство, что я её бросаю, хотя я-то тут не при чём, это Костик не отпросил её с уроков…

В пустом коридоре гулко звучали наши шаги. У большого школьного окна с узким подоконником нас ждали Костик и Аня.

— Сейчас приезжают покупатели, — сказал Костик, — надо лошадей почистить и показать так, чтобы Владимиру Борисовичу не было за вас стыдно.

«И мой кошелёчек не похудел», — мысленно добавила за него я и спросила:

— А почему Маша не с нами?

Костик удивился:

— Разве она уже в порядке? Она же пока ещё не ездит.

Он был прав. Машка после подчинения Муската стала приходить смотреть на тренировки, но в седло не садилась. Только вот Владимир Борисович забрал бы из школы всех, независимо, кто полезен, а кто — не очень.

Костик решил, что вопрос закрыт:

— Давайте в машину!

У него, в отличие от нашего тренера, был не работяга-«газик», а «джип-чероки» тёмно-вишнёвой масти. Мы вчетвером уместились на заднем сиденье, правда, из-за Ани было тесновато, очень она толстая. Когда поехали, Арсен спросил:

— Это что, Владимир Борисович покупателей прислал?

Аня авторитетно заявила:

— Кто же ещё!

— Чего же он сам не приехал?

— Мало ли, дела…

Аня с Арсеном говорили довольно громко. Не орали, конечно, но Костик вполне бы мог услышать их слова и объяснить, в чём дело. Арсен, скорей всего на это и рассчитывал. Но Костик ничего не сказал.

Приехали на ферму и он снова заторопил нас:

— Быстренько шевелитесь, чего вы как мухи сонные, переодевайтесь — и на конюшню!

— А кого седлать будем? — спросила я.

— Всех, всех до единого!

Мы переглянулись. Интересно, что это за покупатели такие, что им надо показывать всех лошадей?

Те, кто раньше бывал на нашей ферме, делились на два сорта: одни, их было гораздо больше, покупали лошадей для конкура, а другие — просто чтобы кататься. Если Владимир Борисович ошибался в способностях лошади, а это иногда случалось, или кто-то специально заказывал, мы кроме спортивных лошадей готовили ещё и прогулочных.

Лошадь, которую покупают, чтобы кататься по полям-по горам, может скакать не слишком резво, прыгать же и вовсе не уметь. Она должна быть красивой, выносливой, послушной и спокойной как слон. Сейчас у меня прогулочных нет, да и вообще на ферме только одна такая, серая Фланель, та, которую Верка работает.