Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо… – Филипп удовлетворенно гладил сына по спине, по шее. – Сына мой… Хорошего я сына вырастил… Купишь себе машину – любую, какую захочешь – кабриолет, или этот… большой такой…
– Лендровер!
– Да… Матери тоже купишь машину, пусть ездит, она давно мечтает о машине… Я уж что, пешком похожу, привычный…
– Я тебя возить буду, батя!
– Будешь… Добейся только всего! Утром проснешься, а тут уже тебе звонят, приглашают на концерт… А ты говоришь: «У меня все концерты на пять лет вперед расписаны»…
– На десять! – тихо подсказал Митя.
Как хорошо, как приятно, когда отец заводит эти разговоры. Все встает сразу на место… Жаль, что не получилось пока рассказать Эле о его будущем. Начинал, когда провожал ее домой, но разговор тогда не склеился, слишком его разносило, прыгал-прыгал вокруг нее, а ничего толком и не сказал. Она и не знает ведь, чтό ждет Митю.
– Я слышал, Денис Мацуев по телевизору рассказывал недавно – на десять!
– Да, на десять… И вот ты идешь по своему особняку, тут везде горничные стоят, кланяются, двери открывают, спрашивают: «Что вы хотите на завтрак, Митрофан Филиппович?» А ты говоришь: «Пшенку, вся сила в пшене!» Подходишь к моему портрету, здороваешься…
Митя, зажатый в объятиях отца, скосил глаза на его лицо, чтобы увидеть выражение глаз.
– Бать, почему к портрету?
– Потому что не дождусь я этого, сына, не дождусь. Не так ты идешь, не туда, силы свои тратишь…
– Нет, нет! – Митя уткнулся головой в ладони отца, поцеловал его руки. – Дождешься, батя! Обещаю тебе!
– Клянись.
– Я… – Митя поднял голову, распрямился. – Я обещаю тебе, отец. Я стану звездой, у меня все будет, ты будешь мной гордиться. Только, пожалуйста, больше так не говори, хорошо?
– Ладно! – Филипп усмехнулся.
– А дальше что, батя?
– Дальше… Вот идешь ты по своему дому, разговариваешь по телефону. Тебе говорят – за концерт в Кремле предлагают пятнадцать миллионов рублей. Ты говоришь – мало. А тебе говорят – президент России приедет. Тогда ты говоришь – хорошо, я согласен.
– Два миллиона я отдам на благотворительность, хорошо?
– Отдай, сына, ты у меня добрый мальчик!
– Или три. Чтобы дети в детских домах могли учиться музыке.
– Да, но ты имей в виду, сына, что музыка нужна не всем, а только избранным. Мы с тобой – избранные, понимаешь?
– Понимаю, батя…
– Неуверенно говоришь. А должен понимать – ты не такой, как все. Ты – особый. Ты – гений. Гений!!! А это очень обязывает. Я знаю по себе… – Филипп сдержанно улыбнулся. – Быть гением, сына, очень непросто.
– Я понимаю, батя, – кивнул Митя, волнуясь. Ведь не каждый день такие разговоры происходят. И отец не всегда так откровенен с ним.
– Я иногда проснусь, сына, у меня, знаешь, столько проектов в голове, столько разных идей… Была бы у меня мастерская…
– Будет, батя, будет!!! – воскликнул Митя. – Я куплю тебе мастерскую! Или… нет, пусть в доме будет огромная мастерская – под крышей, пойдет? Светлая, с большим окном во всю стену… И ты там будешь творить… И они все поймут, все, кто столько лет не давали тебе свободы!
– Да… – Филипп откинулся на диване. – Я уж тогда им всем покажу! Будет у нас звездная пара – отец и сын Бубенцовы!
– Да, батя…
– И вот тебе снова звонят, просят – сыграйте, Митрофан Филиппович, на корпоративе…
– На корпоративе? – ужаснулся Митя. – Нет, я не буду играть.
– Ишь ты, какой ты у меня принципиальный! – усмехнулся Филипп. – Не будет он играть… Смотря за какие деньги!
– Деньги – песок, батя…
– Что-о? – Филипп заорал так, что ему ответила соседка сверху:
– Ничего! Ты что, не сдох еще? Я думала – замолчал, два дня тебя не слышно, значит, сдох!
– Несчастная женщина, – вздохнул Филипп. – Продолжай, сынок, расскажи отцу о том, что такое деньги, которых у него нет.
– Нет, батя, батя… – заторопился Митя. – Я не то хотел сказать… Вот просто Эля…
– Кто такая Эля? – сощурился Филипп.
Митя осекся.
– Я хотел сказать… Ладно.
– Нет уж, говори. Учи отца, учи. Ты же там где-то общаешься с людьми успешными, богатыми, успел узнать что-то о жизни, чего отец не знает. Давай-давай, говори, сына.
Митя поднял голову на отца.
– Бать… Ну просто… У Эли родители богатые, денег очень много, но она говорит, деньги – это песок.
– Ха! Ха! – Филипп встал и тяжело прошелся по комнате, разбрасывая большие ноги в стороны. – Маленький ты у меня еще, наивный! Поэтому они так и говорят, она за родителями наверняка повторяет, потому что денег у них куры не клюют! Наворовали, у народа наворовали, у тебя, у меня!
– Они хлеб пекут… – робко вставил Митя. – Я вот принес там булочки… – Митя осекся, видя как у отца стали раздуваться ноздри от гнева.
– Спорь с батей, сынок, спорь! Смело спорь, вот таким я тебя воспитываю. Тебя бьют, а ты – спорь, молодец! Ничего в жизни не бойся! Хлеб пекут и продают его в пятнадцать раз дороже, чем он стоит, ты что, не понимаешь? Почему мы в крохотной хрущобке ютимся, а они в особняках с прислугой жируют, ты же сам рассказывал!
– Я не говорил – жируют! Я вообще не знаю, есть ли у них прислуга, особняк… Просто она сказала – дом большой… Вот, наверно, на репетицию поеду, посмотрю…
– Не жируют, а что они делают, если у них прислуги наверняка больше, чем у нас тараканов? Знаю я таких! – Филипп захохотал. – Эксплуатируют людей, эксплуататоры! Буржуи недобитые! Не добил их мой прадед в семнадцатом году! Вот они головы-то и подняли! И людей искусства пытаются в своих рабов превратить. Вот звонят тебе такие и говорят: «Митрофан Филиппович, умоляем вас к нам на корпоратив! На юбилей, на свадьбу!» А им знаешь что отвечаешь?
– Отвечаю – нет.
– Не-а, сына! Ты им отвечаешь: «Сколько?»
– Я не продаюсь, батя, – твердо ответил Митя.
Филипп пнул голову сына.
– Ты не продавайся, а денежки свои имей в виду, сына! Ты им скажи – тридцать тысяч, в твердой валюте! Вот так-то!
– Тридцать тысяч?! А дадут столько?
– Больше дадут, сына, ты только стань звездой… – вздохнул Филипп. – А ты – Эля, Эля… Да какая к ляду Эля, сына! Когда перед тобой такие горизонты открываются! Знаешь, как тяжела будет слава… Ты должен приготовиться, я тебя должен еще научить… Это бремя, сына, самое тяжелое. По себе знаю.
Митя доверчиво прильнул к отцу.
– Вот слушай. Славу переносить очень тяжело, чтобы под ней не согнуться, не растерять весь талант. Все тебя любят, все превозносят, а ты так скромненько улыбайся и думай про себя: «Вы даже не можете понять, насколько я талантлив, мозги у вас куриные понять это! Гения может понять только гений!» Ясно тебе?
Митя с сомнением кивнул.
– Вот… И сейчас уже есть люди, которые готовы тебе служить, которые видят в тебе гения. Лови эти взгляды, копи их, собирай своих поклонниц, пусть ходят на концерты, пусть хлопают, цветы носят…
Митя взглянул на отца:
– А… а как я пойму, что это мои поклонницы?
– Ну как там у вас в интернетах… Не знаю… Держи, в общем, всех девок на короткой привязи. Всем обещай, всем подмигивай, всем намекай. И ни одной ничего не давай. Пусть ждут, надеются, думают, что каждую из них ты выберешь в подруги…
– Батя, но я еще не настолько популярен… – несмело возразил Митя.
– Так ты работай над этим, сына, работай! Одевайся соответствующе, каждый день меняй наряды, следи за собой, будь загадочным, сдержанным, и в то же время наглым. Надо тебе – подойди, обними любую… Что ты, не самец?
– Самец…
– Ну вот… Ладно, пошли, каша уже подгорела, наверно…
Глава 12
– Мам, ты уверена, что это правильно, что мы его пригласили?
– Конечно. У вас песня такая, что чем больше вы общаетесь, тем лучше номер получится. И потом, здесь, на природе, как-то все по-другому, чем в городе. Вот увидишь.
– Да…
– Не понимаю причин грусти, дочка…
– Не знаю, мам, как сказать… Как будто я чувствую, что что-то будет плохое, но не понимаю, что и почему плохое…
– Глупости! – Лариса обняла Эльку. – Это от… – она замялась, подбирая мягкие слова, – оттого что у вас как-то все… неровно развивается…
– А бывает, что отношения ровно развиваются?
– В пятнадцать лет – не знаю, особенно когда мальчик – почти ровесник…
– А если не ровесник, мам, то у него другие потребности будут!
– Что ты имеешь в виду?
– В постель потащит, мам!
– Элька! – Лариса искренне ужаснулась. – Где ты набралась такого?
– Мам, ты издеваешься? Вы с папой вообще в капсуле своей живете какой-то, да? У нас одна семиклассница четыре месяца жила дома у восьмиклассника… В соседней комнате с его родителями.
Лариса внимательно слушала дочь.
– Мам, ты слышишь меня?
– Да-да, и что? Не понимаю… Почему жила? Ей жить негде было?
– Спала с ним в одной постели, мам! Пока он ее не прогнал. Надоела ему.
Лариса закрыла уши.
– Ужас какой ты рассказываешь! Это исключение! При чем тут ты… И вообще… Это надо на художественной литературе все проходить… Я подумаю, что тебе дать почитать…
