Карманный атлас женщин - Сильвия Хутник

Девочки должны сами справляться со своими трудностями. Жить либо как бог на душу положит, либо по написанному сценарию. Откуда им знать, как играть свою роль? Какие интонации придать голосу, как двигаться, кем быть. Ведь надо всем вокруг нравиться: и учительницам, и родителям, и знакомым.

Рецепт простой: прежде всего надо избавиться от себя. Окоротить свои представления о жизни и приспособиться к требованиям окружения. Чтобы ничего не торчало, чтобы все гармонировало. И если что-то не укладывается в шаблон, это следует немедленно уничтожить. Например, свое тело. Маленькие девочки прячутся от взрослых в шкафах, обматывают животы бинтами или стягивают их корсетами, взятыми тайком из гардероба старших сестер. Глубоко засовывают себе в рот два пальца, а если не получается, то думают о чем-то отвратительном или глотают уксус, горькие сиропы. Их рвет. Чем-то розовым. Они анорексируют или булимируют в своих тюлево-кружевных платьицах. И опять нехорошо, а вскоре они узнают, что у них неполадки с пищеварением на нервной почве и что им необходимо пройти курс лечения. Если родители их били, тогда все пройдет гладко. Если же ничего плохого в их жизни не было, то они услышат вопрос: «Ну зачем ты так назло всем вокруг, ты ведь делаешь больно и мамочке, и папочке, и своей собачке, и своему мишке».

Марыся Козак часто выходила по ночам. Чтобы не задерживаться в темной прихожей, выходила босиком, с туфлями в руках. Тихо открывала дверь на лестничную площадку. Часто встречала там Черную Маньку, которая нервно курила свои сигареты, спрятанные за газовым счетчиком.

— Угостишь?

— Да пожалуйста, девочка, закури, малышка.

Две женщины: одна маленькая, вторая чуть больше — стояли на лестничной площадке и пускали клубы дыма.

— А ты умеешь делать колечки?

— Нет, научи меня, научи!

— Вот так, делаешь губы таким круглым клювиком и пускаешь дым изо рта. Видишь? Фокус!

Манька и Марыся какое-то время смотрели на свои колечки, после чего гасили с шипением сигареты о заплеванный пол. Манька возвращалась в квартиру, а Марыся Козак шла в темноту ночи. Ведь ночь создана для женщин, не так ли?

В кармане мяла специально на эту экскурсию припасенных желатиновых мишек. Сворачивала к перекрестку и обходила киоск печати. На улице Варшавской Битвы был банкомат: любимый ящик с деньгами в стене. Марыся одним движением вдавливала мишек в щель для карты и шла дальше. В доме неподалеку, в подвале, было выбито окошко; она проскальзывала через него внутрь. Спотыкаясь о разбросанный хлам, она искала ощупью выключатель. Включала свет и начинала сбивать замки на дверцах чуланов. Некоторые были старыми и ржавыми и отлетали очень быстро. Открывались двери, а за ними — санки, банки с заготовками и старое шмотье. Марыся вытаскивала весь этот хлам наружу, закрывала деревянную дверцу и навешивала замок. И так с каждым чуланчиком, который удавалось открыть. Не брала ничего. Просто устраивала традиционный сюрприз жильцам: пусть порадуются, что вор ничего не украл.

Когда уже повытаскивала все, что только можно было вытащить, выходила тем же путем — через окошко. Слегка припорошенная пылью, она плевала на ладони и размазывала серые полосы по пальцам. Потом энергично проводила по листьям ближайших деревьев и, теперь уже с чистыми руками, шла на очередное дело.

Перед ней была любимая ее автостоянка. Она возникла после вырубки ближайшего скверика, в котором когда-то росло много деревьев и кустов. Теперь здесь стояло с десяток машин, взятых в кредит, в лизинг, напрокат. Достаточно было заткнуть выхлопные трубы листьями, травой, валявшимся рядом мусором, и машина становилась бесполезной. На такой не поедешь на работу, не отвезешь детей в школу. Не заправишь, не помоешь, не спрячешь обертку от жвачки в пепельницу, вмонтированную в дверцу. Увы!

А потом вопросы, догадки: кто это, что это? Как можно было загубить столько автомобилей?

Маленькая Девочка — словно благоуханный цветок. Спит спокойно, убаюканная в коляске, а мама слагает для нее песни. «Баю-бай, моя дочурка, послушанье счастье даст», — выводит мамочка над головкой в локонах, а алебастровые ангелочки мило улыбаются. И теперь только остается наряжать ее в пух и перышки, мех и плюш, во фланельку и кружавчики. Гладить по щечке и шептать ей на ушко: «Не сутулься, засранка, как ты со старшими разговариваешь, проси прощения, дай руку, убери весь этот хлам, приведи себя в порядок». А у болезненно сиротливого благоуханного цветка с торчащим пупком головка качается в ритме обещаний вечного счастья.

Под елочкой ее уже ждет большой подарок; ой, а сто ето? А здесь, Ясочка моя, Ласточка, Котенька, Санта-Клаус принес тебе сюрприз: пластмассовый кухонный набор, пылесос и утюг! Ой, как хорошо. Сейчас я вам кое-что приготовлю. Пожалуй, на первое будет блюдо изо всех моих грез стать Солдаткой, Пожарницей, Космонавткой, Террористкой, Воровкой, Проституткой. Приправлю это мечтой стать психом-одиночкой, разводящей кошек и всегда сидящей на углу стола. А потом десерт: коктейль из непристойных выражений. Прекрасно, семья рукоплещет, все пляшут вокруг стола, уставленного блюдами из недоваренной, полусырой жизни. Нате, жрите, все равно всех вас поубиваю, как только заснете ночью.

На улице был еще банк, но милосердная Марыся оставила в покое это заведение. Она направилась прямо к Западному вокзалу. Там слонялись люди, ожидавшие утренний автобус на Россию. Клетчатые сумки, набитые товаром, которым в свое время прибыльно торговали на Стадионе. Теперь, когда в столице стали ликвидировать базары, приходилось ехать в маленькие городки. Остановиться, например, в Перемышле, продать что-нибудь на тамошнем базаре, а на вырученные деньги купить еды. И домой. За границу. За границу великого Евросоюза.

Среди ожидавших Марыся искала семьи с детьми. Таких, как правило, было немного, потому что жизнь торговцев тяжела и опасна. Но иногда можно было найти прячущуюся среди юбок головку ребенка. Спящего, скучающего или отупевшего от усталости. Наша Бунтовщица пихала ему в ручку конфетки и ореховые батончики. Ешь на здоровье. Разве детишки виноваты, что в стране такой социальный строй. Что они бедные, грязные, без игрушек. Пусть полакомятся. Марыся — Робин Гудка. Давала и отходила с отвращением. Боже, как от них воняет.

Западный вокзал с открытыми перронами и стоянками для автобусов, весь в бесконечных коридорах и туннелях, где даже в три часа утра можно купить старую газету. Марыся вставала перед таким длинным прилавком и высматривала названия любимых журналов. Но под голубой пленкой у продавцов был свой, настоящий, товар. Расфасованный и запакованный, он ждал своих клиентов — покупателей с полузакрытыми глазами.

Старушки к ним приглядывались.

— Ой, вижу, вы совсем засыпаете. Это все из-за давления — падает, по радио сказали, что ночью будет меняться погода. Знаете, чтобы глаза не слипались, как у вас сейчас, я, например, сосу мятную конфетку. Очень помогает. Вот, есть тут у меня одна, сейчас достану из пакетика, угощайтесь. Вы ее разверните, пососите — сразу почувствуете, будто заново родились.

Наркоман медленно клал себе в рот конфетку, голова у него запрокидывалась. Вот если бы этот мятный леденец от бабы был с амфой. Но он без амфы. Наркоман заснул, конфетка выскользнула у него изо рта на подбородок. Бабуля встала.

Один из журналов рядом с гашишем — «Успехи и неудачи». Прекрасное название, биография населения Западного вокзала. Истории, которые прикидываются правдой, украшенные снимками простых людей. Когда бабушка Крыся была в хорошем настроении и ей хотелось поговорить с кем-нибудь, она доставала из-под подушки помятые номера этого журнала и громко читала: «Мы с мужем долго ждали ребенка. И когда я наконец увидела две полоски на тесте, случилась эта жуткая трагедия: вся моя семья сгорела в дачном домике». И бабушка, уже взволнованная, недоверчиво качала головой, шепча: «Боже ж ты мой, какое несчастье, вот ведь как у людей бывает, за какие грехи, и чтобы так вся семья сразу сгорела, как евреи в сарае». Хлип-хлип плакала бабка Крыся. Самое себя оплакивала, бездетных женщин, женщин с детьми, но без родственников, или калек, хромых, прокаженных. Эти журналы говорят правду, самую правдивую правду, потому что в жизни не знаешь ни дня, ни часа, дорогая моя, идешь себе вся из себя довольная по улице и — хоп — под машину попадаешь, какой-то гад тебя переехал, а ты и сообразить-то не успела, что тебя больше нет на свете. А какие похороны нынче дорогие, какие дорогие…

Были и другие заголовки, провоцировавшие бабку на откровения, на апокалиптические видения и кошмары. Это ежедневные газеты, которые католическими литерами сообщали о заговорах, тайных союзах и колдовстве. К счастью, буковки были слишком мелкими, чтобы старушка могла сама прочесть их, и поэтому редко покупала эти издания.