"АукцЫон": Книга учёта жизни - Михаил Марголис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я потом догадался, из-за чего нас не пускали. Хотели вместо «АукцЫона» включить в программу кого-то из уважаемых артистов, изначально в концерте не заявленных. Александр Градский тогда, кажется, неожиданно подъехал, Андрей Мисин… Не думаю, что они были большими друзьями Башлачева, но их выступление, видимо, для кого-то из организаторов было поважнее нашего. А мы спели-сплясали «Бомбы», и Ленька ушел в одну кулису, а я с Вовой в другую, где нас тут же и повязали. Причем серьезно. Не милиционеры, а гэбэшники. Кто-то нас тогда спас. Возможно, Юрий Айзеншпис — хотя могу путать, — и он выручил меня после другого концерта, когда хохмы ради мы с потолка разбрасывали по залу какие-то бланки с моими автографами. Я уже не знал, как на них еще расписаться, и посоветовался с нашим директором Скворцовым. Он предложил: пиши просто — я хочу трахаться. Так я на одной бумажке и сделал и подписался — Гаркуша. По закону подлости именно она прилетела в руки милиционеру или он ее где-то на полу нашел, но в любом случае после концерта за мной пришли. Я начал отмазываться, объяснял, что адресовал эту записку своей девушке, а она ее потеряла и т. п. Но мне как-то не очень верили. И в этой ситуации, и в той, что произошла в Лужниках, мне хотели дать 15 суток за хулиганство. Спасало только вмешательство авторитетных людей.
Из «Красной кузницы» к бургомистру
Самое экстремальное событие в истории «Ы» — это мой алкоголизм. Он начался не сразу. Серьезный его этап пришелся на период с 1989 по 1995 год.
Олег ГаркушаЯ влился в «АукцЫон» и понял, что здесь гораздо интереснее, чем в «Рок-штате», где у музыкантов постоянно возникали терки друг с другом и фронтмен тянул одеяло на себя. В «АукцЫоне» никто не диктовал, мол, надо играть так и вот так. И до сих пор этого нет.
Борис Шавейников2 декабря 1988-го. Ленинград. ДК им. Н. К. Крупской. Олег на «Пионере» вытащил металлическую конструкцию, опутанную тряпками, и стал на ней развлекаться. В результате сильно побил себе ноги. Пришлось выбросить ее в яму. Колик на «Волчице» надел предложенную мною большую насадку на пылесос. Она пришлась ему впору. Ребята хохотали прямо на сцене…
11 декабря. Москва. ДС «Крылья Советов». Фестиваль «Интершанс». Олегу чуть полегче, хотя рука малоподвижна. Оказывается, у него плюс два ушиба ребер к той травме, о которой я знал. За лечение буду платить…
12 декабря. Москва. Останкино. Съемки «Новогодней песни» для телепрограммы «Взгляд». Снимал один из лучших операторов ЦТ Андрей Разбаш. Под конец подошел Влад Листьев. Ошалел от нашего вида…
В тот же день на «Интершансе» я прыгнул с колонок вниз. Ужас. Олег боится, что изуродую его окончательно. «У тебя глаза бешеные» — его слова…
Из дневника Вовы ВеселкинаОбособленность «Ы» и выпадение из русского народного рок-алфавита зафиксировал не только башлачевский мемориал в Лужниках. Еще показательнее выглядели два объемных хит-парада, опубликованные в декабрьском номере журнала «Аврора» за 1988 год. Александр Житинский, заведовавший в сем издании рубрикой «Музыкальный эпистолярий» (самой, пожалуй, популярной на тот момент официальной рок-трибуной в СССР), еще в мае предложил читателям и «ведущим рок-журналистам страны» назвать «двадцатку лучших альбомов отечественной рок-музыки за все годы — как выпущенных фирмой „Мелодия", так и самодеятельных». За полгода в «Аврору» прислали столько вариантов «лучшего», что хит-парады расширили до 25 альбомов. Ни одной «аукцыоновской» работы в эти топовые списки не вошло. Критики сошлись с простыми читателями по большинству позиций (сегодня подобный факт выглядел бы странно), но в отличие от последних хотя бы протолкнули в свой хитпарад СашБаша и «Странные игры». Феерический же «АукцЫон», не похожий ни на кого, не провозглашавший ничего, ошеломлявший всем, стабильно востребованный западными телевизионщиками как один из ярчайших коллективов пустившейся в пляс «империи зла», проигнорировали обе категории респондентов.
Примечательно, что в авроровских хит-парадах не нашлось тогда места и для «Звуков Му», и для «Ноля». Творцы «русского психоделического, космополитического рок-н-ролла» (формулировка Колика Рубанова) отслаивались от доминировавшего дискурса своего поколения. Его определяли «Наутилус Помпилиус», «Алиса», «ДДТ»… Перед «Ы» не стояло краеугольных духовно-нравственных задач. Вопреки классическому марксистскому утверждению «аукцыоновский» герой мог жить в нашем обществе и быть свободным от него. Общество наблюдало за ним с интересом и… недоумением.
Меня теперь не обижаютЛюбой чужой отныне свойМеня не трогают, а знают,Что я плохой, плохой, плохой…
Зато за границей «АукцЫон» наряду с теми же «Звуками Му» воспринимали едва ли не самыми радикальными и примечательными рок-проектами «перестроечной России». И уже первая половина 1989-го нежданно-негаданно обернулась для «Ы» насыщенными гастрольными странствиями по Европе и изданием во Франции альбома «Как я стал предателем» на компакт-диске, который в ту пору, по замечанию Гаркунделя, «в Союзе можно было только на пальцах прокрутить».
В полдень 1 февраля 1989-го питерский «Ы» в компании московских «Звуков Му», «Ва-банка» и теперь практически забытой, кудрявой советской певицы-
эквилибристки Кати Суржиковой высадился в берлинском аэропорту «Шенефельд», а вечером того же дня присутствовал на приеме у бургомистра города Гёттинген (ФРГ). Если учесть, что для всех, за исключением Гаркуши, «аукцыонщиков» это был первый выезд в капстрану, а за десять дней до встречи с бургомистром ребята целую неделю резвились в северодвинском ДК строителей и архангельском ДК «Красная кузница», легко представить испытанные ими контрасты.
«До 1989-го на Запад выезжали „Песняры", „Земляне", „Автограф" и кто-то еще. Но это было, конечно, не то, что удивило бы загнивающий Запад, — рассуждает в мемуарах Гаркундель. — А тут герои рок-н-ролла, обиженные КГБ, МВД, ВЛКСМ, КПСС. Без работы, без средств к существованию. Радость-то какая! Мы вас заждались! Может, пивка? Сигарет? Или еще чего-нибудь? Примерно так встречали нас сытые бюргеры. А мы, как принцы из Сомали, попивали пиво и курили сигареты „Принц Денмарк", которыми изрядно снабдили нас наши спонсоры».
— Первая встреча с Европой, конечно, поразила, — говорит Рубанов. — Тогда нас вывезли в Германию, что называется, в угар перестройки, кажется, на деньги «Кока-колы», производителей пива «Jever Light» и прочих. Мы ездили там по стране, дали шесть или семь концертов. Полный шоколад, особенно на фоне общей советской разрухи. Все у нас там на сцене работало, все звучало. Воспоминания о той поездке сохранились самые радужные. Но акция носила, безусловно, чисто политический характер, к музыке она отношения не имела. Вскоре мы аналогичным образом, с «Кино» и теми же «Звуками Му», съездили во Францию. Красные звезды, серпы-молоты, перестройка, тра-ля-ля… Для меня те европейские поездки совпали с окончанием моего контракта с пожарной охраной. С того момента я перестал где-либо работать и сосредоточился только на музыке. Дольше всех из «аукцыонщиков» на официальной работе держался, по-моему, Гаркуша, но и его в конце концов из-за систематических продолжительных отлучек перестали терпеть в кинотеатре на должности киномеханика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});