...Да поможет мне бог - Феликс Джексон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Коммунист ты или нет? Если ты не коммунист, тебе не о чем беспокоиться, — сказал он. — Привлеки его к суду за клевету и потребуй деньги.
Он скинул ботинки и начал расстегивать рубашку.
Внезапно Спенсер почувствовал острую боль в желудке. Ему пришлось немного подождать, прежде чем он оказался в силах снова заговорить.
— Дело совсем не в том, что я беспокоюсь, Лэрри, — сказал он. — Дело совсем не в том. Ты знаешь причину появления этой статьи. Ты единственный, кто знает. Отныне я вынужден обдумывать каждый свой шаг. Ты и я должны обсудить это вместе.
Лэрри продолжал раздеваться. Наконец он встал совершенно голый, в одних носках.
— Что с Луизой? — спросил он.
— Она думает, что у тебя есть другая женщина.
— Ах, это! — махнул рукой Лэрри. Он повернулся, чтобы отворить дверь ванной. — Извини меня, я приму душ.
Спенсер сделал шаг вперед.
— Лэрри, накинь халат или еще что-нибудь и сядь. Я должен поговорить с тобой.
Лэрри взглянул на него, и его угрюмое лицо расплылось в улыбке.
— Прости, старина, я немного не в себе: я провел довольно бурную ночь.
Он сел, взял с ночного столика сигарету и чиркнул спичкой. Свет спички упал на стоявшую на столике фотографию Луизы, и мужчины с минуту смотрели на нее.
— Откуда ты знаешь, что есть связь между твоим письмом и статьей Фаулера?
— Ну, это довольно легко предположить. Почему он написал статью именно сейчас? Почему упомянул ФБР?
— Возможно, — согласился Лэрри, кивнув головой. Он задумался. — Но ведь ты именно этого и добивался, не так ли? Чем больше ты извлечешь из этой статьи, тем лучше для твоей затеи.
— Да, — подтвердил Спенсер. — Но, видишь ли, об этом знаем только ты да я, больше никто. Все остальные считают, что я должен рвать и метать, лететь в Вашингтон, добиваться приема у Эдгара Гувера. Мне нужно как-то действовать, иначе люди, которые верят мне, начнут что-то подозревать. С другой стороны, я не могу слишком усердствовать, защищая себя, а то вся затея полетит к черту. Я должен действовать так, чтобы довести дело до конца.
— Ты в дьявольски трудном положении, а?
— Я же знал, что так будет.
— Да. А потом будет все хуже и хуже. И добрый старый Лэрри окажется единственным, кто сможет спасти тебя, единственным, кому это под силу. Добрый старый Лэрри верхом на белом коне.
Он засмеялся.
Из гостиной вышла Луиза. Не глядя на мужчин, она подошла к другой стороне кровати, быстрым движением развязала кушак и сбросила халат.
Спенсер отвернулся, а Лэрри подскочил на месте.
— Эй, что ты делаешь? Ты в своем уме?
— Извините, — ответила Луиза. — Я и не думала, что вы изволите обратить на меня внимание.
12. Суббота, 21 июля, 1.30 ночи
В ночь на субботу, в половине второго, Спенсер сидел за столом. Он достал папку из ящика, собираясь записать события, происшедшие за день.
Зазвонил телефон, и мужской голос спросил:
— Это мистер Донован?
— Кто говорит?
— Я целый день не могу дозвониться... — сказал голос. — К сожалению, меня...
Внезапно мужчина начал кричать:
— Убирайся из Америки, сукин ты сын и мерзавец! Убирайся, пока цел! Нам коммунисты не нужны. Мы…
Спенсер положил трубку. Его руки дрожали. Спустя минуту телефон начал звонить снова, но он не поднял трубки. Телефон продолжал звонить еще минут пять, а потом замолк.
Гордон Беквуд рассказывал ему о таких звонках — о сотнях звонков, после которых он наконец выключил свой телефон. Тогда начали поступать телеграммы, письма, а по ночам какие-то люди звонили у дверей. Спенсер снял колпачок с ручки и начал писать.
«20 июля. В одиннадцатом часу утра я разговаривал с Биллом Спайксом из Вашингтона относительно юрисконсульта для «Алтуна миллз» по делу об аннулировании правительственных заказов. Он проявил упрямство и, пожалуй, даже враждебность. Я сильно подозреваю...»
Его рука все еще дрожала, и он остановился. Он попытался представить себе лицо человека, который только что ему позвонил: открытый рот, узкие глаза, — и вдруг он понял, что перед ним возникло знакомое лицо. Лицо Лэрри. Он покачал головой, смеясь над самим собою. Должно быть, его взволновала истерика Луизы. Конечно, в те далекие годы он ничего не знал о ее отношениях с Лэрри; тогда у него не было никаких подозрений. Зачем сейчас вспоминать об этом? Это дело прошлого. «Даже слепой обо всем догадался бы, — сказала Луиза, — а тебе и в голову не пришло». Наверно, они часто смеялись над ним за его спиной — его девушка и его лучший друг. Тогда это могло иметь для него какое-то значение, а сейчас нет. Лэрри оставался его другом в течение почти пятнадцати лет; Спенсер без минутного колебания избрал его соучастником своей борьбы. Избрал бы он его и сегодня — или нет? Но почему, думал Спенсер, почему я никогда не подозревал их?
Только брюки от пижамы да ночные туфли составляли туалет Спенсера, но внезапно он почувствовал, что по его спине и груди льется пот. Он прошел в ванную, чтобы вытереться, а затем с полотенцем на шее возвратился к письменному столу. Карие преданные глаза собаки, сказала Луиза. Возможно, она права. Ему следовало бы это понять раньше. А может быть, он боялся понять?
В Лос-Анжелесе, вспомнил Спенсер, ему впервые пришло в голову, что Лэрри влюблен в Луизу. Лэрри уже больше года жил в Калифорнии. Его родители, Лоуренс У. Хант и бывшая Элиза Вогн с Бродвея, погибли при автомобильной катастрофе в Швейцарии, и отец Спенсера, который был юрисконсультом нескольких акционерных обществ Лоуренса Ханта, помог Лэрри справиться с частью затруднений, вызванных внезапной смертью родителей...
Спенсер стоял на аэродроме вместе с Луизой, они смотрели на медленно приближавшийся к ним самолет Лэрри. (Спенсеру исполнилось тогда двадцать четыре года, он был на два года моложе Лэрри, который в двадцать шесть лет считался одним из ведущих авиационных инженеров в Америке.) Луиза что-то сказала, но Спенсер не расслышал ее слов из-за рева моторов. Он улыбнулся ей, пожал плечами и снова перевел взгляд на самолет, с которого спускался Лэрри. Затем он быстро повернулся к Луизе и увидел, что она все еще смотрит на него напряженно и испытующе, но и тогда он не уловил смысла этого взгляда.
Шум
