Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления - Михаил Фонотов

Даниил Борисович Эльконин, член-корреспондент академии наук, на защите докторской диссертации Мещерякова о Загорском интернате сказал так: «Загорский детский дом для психологов и педагогов – все равно что синхрофазотрон для физиков». А Ильенкову дети, лишенные зрения и слуха, позволили решить давнишний философский спор Дидро с Гельвецием и Спинозы с Декартом – о том, что есть душа человека и как она создается. Говоря словами К. Левитина, случай Ильенкова – одни из редчайших, когда философ в научном споре мог опираться на свою собственную экспериментальную работу. В интернате Эвальд Васильевич имел то, о чем философ мог только мечтать, – наблюдать процесс мышления «от нуля».

Основываясь на психологических исследованиях Мещерякова и на собственных наблюдениях в детдоме Загорска, Ильенков обобщил их философски, тем самым, помимо всего прочего, еще раз допустив родственность педагогики и философии. Я взял у Ильенкова три его умозаключения.

Первое. Опыт Загорска ценен, прежде всего, тем, что он ставит педагога в особые условия. Эти условия не оставляют сомнений по поводу вывода, который ими диктуется. А вывод таков: слепой и глухой ребенок без помощи людей не может стать человеком. Тут спорить не о чем. Этот опыт – чистый. Без помех. Ильенкову остается только сделать следующий шаг: нормальный ребенок в принципе не отличается от инвалида по слуху и зрению. И нормальный ребенок без помощи людей человеком не станет. Нас не должна вводить в заблуждение видимость того, что нормальный ребенок вроде бы не требует такой «тесной» опеки, как слепой и глухой, что его мозг открыт и доступен всем влияниям и потому способен «очеловечиваться» самостоятельно. Конечно, нормальный ребенок, растущий без специального воспитания, впитывает всю «стихийную» информацию, поступающую от окружающей его среды, и становится «каким-нибудь» человеком, но именно «каким-нибудь». Как бы то ни было, всякое влияние, оказываемое на него, – человеческое. От людей. Без них и нормальный ребенок человеком не станет.

Вывод Ильенкова: «Биологически человеческий индивид не предназначен даже к прямохождению. Предоставленный самому себе, ребенок никогда не встанет на ноги и не пойдет». И еще: «В психике человека нет ровно ничего наследственного. В хромосомах не зашифрована ни наша память, ни характер, ни степень эмоциональной возбудимости, ни талант к музыке или стихосложению. Генетика не ответственна ни за нашу лень, ни за легкомыслие, ни за эгоизм. Все это дает нам среда – окружающие люди, предметы, зачастую самые незаметные следы человеческой культуры. Человек – существо целиком социальное». И еще: психика человека «запрограммирована не внутри, а вне тела индивида, в его “неорганическом теле“, как назвала когда-то философия предметное тело цивилизации».

Человека, каждого из нас, «делают» не только родители, не только школа, не только ближайшее окружение, не только какое-то общество, а все человечество. Чтобы получился человек, надо использовать весь опыт, который накопило человечество. Это и есть – воспитание.

Э. Ильенков: «Опосредствованно, через бесконечное количество отношений, каждый индивид на земном шаре реально связан с каждым другим, даже с тем, с которым он никогда непосредственно не входил и не войдет в контакт».

Э. Ильенков: «Сила личности – это всегда индивидуально выраженная сила того коллектива, того “ансамбля“ индивидов, который в ней идеально представлен, сила индивидуализированной всеобщности, устремлений, потребностей, целей, ею руководящих».

Значит – что? Мозг – пустое место? Сосуд, который можно наполнить чем угодно?

А.И. Мещеряков: «Не совсем так. Морфология мозга может иметь существенные особенности. Но эти особенности влияют на психику человека не сами по себе, а только благодаря обществу – через людей. Какие бы особенности своего мозга человек ни унаследовал, что бы ни передалось ему генетическим путем, лишь общество может сделать эти особенности достоинством или недостатком, побудить человека развивать те или иные задатки или бороться с ними. Мы наследуем массу предрасположенностей к тому, чтобы стать Бетховеном или Репиным, или каким-нибудь Рокфеллером, но только малая часть из них реализуется – благодаря другим людям, среде, обществу».

Выдающийся советский философ Эвальд Ильенков считал себя марксистом, но марксистом необычным, не зацикленным на догматах. Марксистская философия, как известно, – материалистическая, а Ильенков признавал идеальное. Поскольку эта тема – особая, я упомяну только о том, что весь опыт человеческой культуры – субстанция идеальная. Этот опыт, независимо от человечества, существует, но неизвестно, где. Где-то рядом и в связи с человеческой культурой, но – идеально. И именно этот опыт позволяет, поколение за поколением, воссоздавать человеческое общество. Из бездуховного тела – создавать личности.

Да, мы одинаковы, но не совсем

Так, не ставя перед собой такой цели, философ Ильенков поддержал педагога Макаренко, согласившись с ним в том, что человек воспитывается в коллективе. Это происходит в любом случае. С педагогами или без них. Какой коллектив, такое и воспитание. А педагогу остается одно: создавать такой коллектив, который необходим обществу.

Второе умозаключение Ильенкова – о том, что такое личность, ее неповторимость. В мире нет ничего абсолютно одинакового. В том числе нет двух одинаковых людей. Неповторимость – фундаментальное свойство личности. «Неповторимость свойственна каждой отдельной личности настолько органически, что если ее отнять, то исчезнет и сама личность». Но можно ли ее, неповторимость, отнять у личности?

Вспомним, в чем обвиняли недруги Антона Семеновича Макаренко? В том, что коллектив подавляет личность. Что он воспитывает безликую массу для тоталитарного режима. Что это «педагогический мусор» – то, что главное коллектив, а не личность. Что за коллективом перестали видеть человека. Что у Макаренко человек – это винтик.

Если вникнуть, такие обвинения не имеют смысла. К кому бы они не были обращены. Стоит ли нам так уж беспокоиться о том, чтобы не «штамповать» одинаковых людей? Стоит ли нам так уж ратовать за то, чтобы люди были не похожи друг на друга? Если следовать логике этого страха, то хорошо не только сохранять различия между людьми, но и углублять и расширять их.

Как бы мы ни старались, ничего у нас не получится. Как сказал Ильенков, «единичное есть единичное, и тут уж ничего не поделаешь». Не получится у нас сделать людей одинаковыми. До сих пор ни у кого это не получалось. И не получится впредь. Федор Моргун, человек, известный на Полтавщине, и не только там, после встречи с коммунарами сказал: «Какие же вы все одинаковые… И какие же вы все – разные».

Я не знаю ни одного примера, чтобы какой-то коллектив каким-то способом добился одинаковости. Даже в тюрьме такого не случается. Тем более в армии. Можно специально подбирать парней по росту, возрасту, цвету волос, глаз и по любым другим признакам – одинаковости не будет. На какое-то время может мелькнуть чисто внешняя похожесть, но только и всего. Даже в близнецах, если вглядеться, обнаружатся различия.

Зачем же мы так печемся о различиях? Не они ли, если оглянуться назад, виновники многих, если не всех, наших бед, – от уличных драк до мировых войн? А какой вред от мнимой одинаковости?

Получается – что? Бороться за различия нет смысла. Они есть и без наших усилий. А если есть что-то недостижимое, так это одинаковость.

Третье умозаключение Ильенкова – о самоуправлении. Размышления о том, как важна роль общества в формировании личности, не могли не привести философа к размышлениям о том, каким должно быть само общество. По каким законам оно развивается. Поддается ли оно какому-то управлению. Ильенков пришел к выводу, что функции управления государство должно передавать людям – «только так можно преодолеть отчуждение человека от человека». В итоге – «движение к коммунизму есть нарастание элементов самоуправления в обществе».

Нет нужды доказывать, что и в этом смысле философ Ильенков «поддерживает» теорию и практику педагога Макаренко.

Граф

Толстой и Макаренко. Сопоставление

Когда умер Лев Толстой, Антону Макаренко было больше двадцати лет. Он мог бы съездить в Ясную Поляну и познакомиться с живым классиком. Но он не поехал туда. Он увлекался Горьким, Чеховым, другими писателями, а Толстым, насколько я могу судить, – нет. Толстой был не его писатель? Что-то не совпадало? Наверное, так.

Толстой прав и когда ошибается

Нет ничего проще, чем опровергать Льва Толстого.

Он считает: «Человек родится совершенным».

Он убеждает: «Воспитание есть принудительное, насильственное воздействие одного лица на другое с целью образовать такого человека, который нам кажется хорошим».

Он сообщает: «Родившись, человек представляет собой первообраз гармонии, правды, красоты и добра».