Шифр «X» - Иоанна Хмелевская

Замок как таковой, по моим представлениям, уже давно кончился, а те помещения, где мы сейчас оказались, следовало бы назвать подземельем. Причем весьма запущенным подземельем. Гориллы с трудом открыли какую-то дверь, я думала, что за ней будет моя камера, но перед нами опять был коридор, а в конце его опять лестница. Теперь я уже очень внимательно считала: семнадцать ступенек и еще семнадцать, всего тридцать четыре. Эта лестница была полуразрушенная, совсем без перил, очень неудобная. Внизу оказалась небольшая дверца, вернее, просто каменная плита, подвешенная на громадных петлях. Прежде чем ее открыть, пришлось разобрать скопившуюся перед ней кучу камней и каких-то железяк. Судя по всему, последний раз эту дверь открывали лет триста назад. Один служитель караулил меня, а двое других навалились на дверь, пытаясь открыть ее. С большим трудом им удалось это сделать. Заскрежетав по каменному полу, дверь приоткрылась.

Нет, добровольно я туда все-таки не вошла, меня втолкнули. Оставив мне средневековый масляный светильник, три гориллы совместными усилиями потянули дверь к себе. Я услышала лязг и скрежет засовов, на которые они еще повесили замки, что было уже явным излишеством. Даже если бы эта дверь не была заперта, я все равно не смогла бы ее открыть. И не только потому, что у меня не хватило бы сил, – просто не за что было тянуть. Создатель этих покоев не предусмотрел возможности открывать дверь изнутри.

Теперь бы самое время проснуться, стряхнуть с себя этот кошмарный сон. Трудно было поверить в реальность происходящего, слишком ужасной выглядела она и в то же время какой-то нереальной, фантастической, средневековой. Может быть, все-таки это сон или просто-напросто глупый розыгрыш? Неужели и в самом деле меня собираются держать здесь в заключении?

– Эй, ты! – загремело вдруг у меня над головой. Глаза постепенно освоились с темнотой, которую не мог рассеять жалкий светильник. Высоко подняв его, я увидела, что готические своды уходили в высоту, заканчиваясь небольшим черным отверстием диаметром сантиметров в двадцать пять.

– Эй, ты! – опять раздался вой из черной дыры.

– Ну, чего? – злобно заорала я в ответ.

– Как тебе понравились новые апартаменты?

Я узнала голос мерзавца. Если он рассчитывает, что я начну канючить и хныкать, то ошибается!

– Чудесное помещение! – закричала я изо всех сил, чтобы мой голос дошел до него. – Люблю высокие гробы.

Из черной дыры донесся язвительный смех:

– Это камера приговоренных к голодной смерти. Слышишь?

– Слышу! Очень хорошо, всегда мечтала похудеть.

– Будешь сидеть там до тех пор, пока не надумаешь. Еду тебе дадут, не бойся. Как надумаешь, позови меня. Приятных раздумий.

– А пошел ты… – невежливо ответила я.

Не было больше сил изощряться в остроумии. В ответ послышался смех, и все стихло.

Со светильником в руке я попыталась осмотреть помещение. Отчаяние приглушило бушевавшую во мне ярость. Подземелье было небольшое, метров пять на шесть, неправильной формы, с каменными стенами и каменным полом. Один угол занимала куча гнилья – видимо, когда-то это было соломой; в другом валялись кости, может быть, человечьи; в третьем лежали два больших камня, на которые можно было сесть. Я села на один из них, светильник поставила на другой и уставилась на мокрые стены, пытаясь подавить охвативший меня ужас.

Так вот что он имел в виду, говоря, что мне придется быстро принимать решение! И он прав. Здесь я быстро схвачу ревматизм, заболею цингой и сойду с ума. Я уже не говорю о кислородном голодании, малокровии, потере зрения. И о колтуне. Когда все это вместе навалится на меня, мне, пожалуй, уже будет на все наплевать.

И все-таки рассудок отказывался поверить в случившееся. Просто этот негодяй хочет меня запугать. Он ждет, что я сдамся, а потом с издевкой покажет мне выход из моей темницы – наверняка самый простой, а я не смогла его обнаружить. Нет уж, не дождется!

Через несколько часов решимость моя весьма поубавилась. Где-то высоко надо мной наступила глубокая ночь, нормальные люди спали в нормальных постелях, дышали нормальным воздухом. Только я, как какая-то пария, сидела на мокром твердом камне в омерзительной черной яме, вонючей и осклизлой, костенела от промозглой сырости, и не было у меня никаких надежд выбраться отсюда!

Поочередно я прошла через стадии уныния, паники, ярости и впала в апатию. Находясь в этом последнем состоянии, я заснула, сидя на камне и опершись спиной о стену. Спала я недолго и проснулась от холода. Все тело затекло. Мне казалось, что у меня уже начинают выпадать зубы и вылезать волосы. И еще меня тревожила мысль о крысах. Я чувствовала, что чего-то здесь не хватает, и только теперь поняла, чего именно. Ну, конечно же, крыс. Если бы они здесь водились, то уже повылезали бы. Почему их не видно?

И мои мысли приняли иное направление. Я стала думать над тем, сколько времени крысы могут обходиться без пищи, и пришла к заключению, что они наверняка все повымерли еще лет сто назад. Если мне специально и подпустят парочку, это меня не испугает. Ни мышей, ни крыс я не боюсь, в этом отношении я не типичная женщина. Значительно больше мне не понравилось бы наличие здесь хотя бы самой завалящей змеи.

Часы показывали шесть. Должно быть, шесть утра, вряд ли я смогла проспать на этом камне почти сутки. Машинально заведя часы, я сделала несколько гимнастических упражнений, пытаясь восстановить нормальное кровообращение и хоть немного согреться. От одного только взгляда на воду, стекающую по стенам с тихим плеском, становилось холодно.

Мне абсолютно нечем было заняться – совершенно чуждо моей душе и моему складу характера состояние. Единственное место, где я была бы счастлива, если бы мне нечего было делать, – побережье теплого моря, эти же «апартаменты» никак его не напоминали. Во всяком другом месте я обязательно должна чем-нибудь заниматься. Боюсь, мне не хватило бы книги, чтобы описать все глупости, которые я наделала в своей жизни лишь из-за того, что моя активная натура упрямо требовала деятельности.

А вот теперь я могла только сидеть на камне и бессмысленно таращиться в темноту. Ах да, я еще могла метаться по камере. Известно, что как первое, так и второе занятие всячески способствуют тому, что заключенные скорее сходят с ума. Поскольку это отнюдь не входило в мои намерения, я принялась интенсивно размышлять.

Очевидно, негодяй решил продержать меня здесь дня три, рассчитывая, что я смирюсь. Не на такую напал! Три дня – не вечность, за три дня вряд ли моему здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Три дня я выдержу. А пока не мешает заняться чем-нибудь, чтобы время шло быстрей. Раз физическая работа невозможна, займемся умственной.

Подложив под, извините, себя целлофановый пакет с незаконченным вязаньем (сразу стало мягче), я оперлась спиной о стену и начала думать о замке, в котором нахожусь. Попыталась его себе представить. Я хорошо помнила дорогу в эту проклятую темницу. За ее дверью – тридцать четыре ступеньки крутой лестницы, поворачивающей направо, потом коридорчик. Он тоже, если смотреть отсюда, сворачивал вправо. Оно и понятно, ведь башня круглая. Высота каждой ступеньки, ну, скажем, сантиметров двадцать восемь, они были жутко неудобные. Двадцать восемь умножить на тридцать четыре… Больше девяти метров. Интересно, будет ли девять метров до отверстия в потолке?

Наряду с умственным я все-таки занялась и физическим трудом. Надо было измерить помещение – в длину, ширину и, по мере возможности, в высоту. Отмерив метр на нитке акрила (расстояние между вытянутыми пальцами моей правой руки равнялось двадцати сантиметрам, а, кроме того, приблизительно метр составляло расстояние от конца пальцев вытянутой руки до другого плеча), я измерила все, что могла. По моим предположениям выходило, что коридорчик находится выше потолка моей камеры.

Затем я стала вспоминать, как выглядела лестница верхнего яруса. Один пролет состоял из десяти ступенек. Какой они были высоты? Пожалуй, от двадцати до двадцати трех сантиметров, как в обычной подвальной лестнице. Допустим, что в каждом пролете около двух метров двадцати сантиметров. Всего было шесть пролетов. А перед этим была еще лестница, по которой я шла с первого этажа здания в башню, там было четырнадцать ступенек, очень удобных. Минутку, сколько это будет всего?

Когда я уже подсчитала, что в данный момент нахожусь на двадцать восемь метров ниже уровня первого этажа замка, и пыталась представить эту высоту в привычных мне мерках варшавских жилых домов, над моей головой раздался хриплый вопль:

– Эй, ты-ы-ы!

– Ну, чего еще? – заорала я в ответ, недовольная тем, что меня отрывают от дела.

– Ты еще жива?

В хриплом голосе мне послышалось как будто сочувствие. Нет, это явно не голос шефа.

– Нет, померла!

Из черной дыры донеслось визгливое похрюкиванье, а потом тот же голос прокричал: