Апогей - Явь Мари

А еще в этом парне не было ничего фальшивого и приторного, а после семи месяцев на вилле мне необходима была доза обыденности и простоты.

И постепенно разговорившись со своим новым знакомым, я увлеклась беседой настолько, что даже перестала чувствовать боль от порезов и ссадин.

Мы не представились друг другу, но, думаю, он тоже понимал, что больше мы не встретимся, потому не было ни малейшего смысла тратить время на официальное знакомство.

И вот что удивительно: прошло всего несколько минут, — время, которое занял у нас путь до машин — а казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь.

Еще пара минут, и мне пришлось признать, что моя симпатия обусловлена еще кое-чем: bambino напоминал мне кого-то… черты его лица, вечно взъерошенные, непослушные волосы, карие глаза, даже эта извиняюще-глуповатая улыбка и не всегда уместное «знаешь?» — все это словно было у кого-то позаимствовано.

— Так как ты оказался там? Почему они… напали на тебя?

— Ну… скажем так, я взял кое-что чужое. С едой тут проблемы, а я прошел хренову тучу миль…. — Бормотал парень в нос, отчего его итальянский казался мне — сравнительно недавно принявшейся за его изучение — языком древних инков. Приняв с благодарностью из рук Франси гипотермический пакет, он приложил холод к переносице. — Короче, меня застукали и решили выбить все дерьмо. Сам виноват.

— О… так ты не откажешься пообедать со мной? — Улыбнулась я, радуясь тому, что появился еще один повод удержать его рядом на подольше.

Стоит ли говорить о том, в каком восторге от моего поведения была Франси? Устав повторять из раза в раз просьбы быть благоразумнее и залезать в машину, хранительница отошла и вместе с молчаливой охраной наблюдала за нами со стороны. А мы, сидя на нагретом солнцем капоте, уплетали сэндвичи, фрукты, пили сок и болтали.

— Значит, ты ищешь свою сестру? — Пробормотала я, смотря на своего собеседника несколько обеспокоенно.

Все-таки он был старше меня лишь года на два-три. Мне бы это время не добавило столько смелости, что бы однажды отважиться идти на поиски своей родни, о которой у меня не осталось воспоминаний. А ведь судя по его словам, он мало что о ней знал.

— Знаешь, я думаю… — Парень замолчал, рассматривая разноцветный пластырь на своих пальцах. — Я пойму, что нашел ее, когда увижу.

От его слов захотелось умилено разрыдаться. Вот это преданность, все же некоторые люди по-настоящему поразительны. Жертвовать стольким, терпеть боль, холод и голод, но стремиться к объединению своей семьи.

— А что насчет тебя? Ты… — Он обернулся через плечо, кидая взгляд на мою свиту. — Кажется, ты не абы кто.

— Нет, это просто… — Я вздохнула, кусая губу.

Он был никем мне, и мы расстанемся на веки вечные спустя какой-то час. Чем не повод выложить все как на духу?

Под конец моей исповеди, которую Франси не собиралась прерывать, хотя и слышала каждое слово, глаза парня расширились до размера крупных монет. Выпив еще воды, он посмотрел себе под ноги. Моя история впечатлила его, это точно.

— Ты прости, конечно, но жить с ними… Нет, я не осуждаю, сейчас каждый выживает, как может, однако… знаешь, я не думаю, что… что они… ну… — Парень вновь обернулся, словно проверяя, безопасно ли озвучивать свои мысли. — В общем, будь я на их месте, то не стал бы разбрасываться едой, от которой зависят мои силы, здоровье и жизнь.

Почему-то слышать от посторонних правду о моем нынешнем статусе было намного больнее, чем рассуждать об этом самой с собой.

— Я верю им. — Призналась я неловко.

— Твое дело. — Пожал плечами знакомец. — Кто знает, как поступил бы на твоем месте я. Вряд ли мне когда-нибудь такое предложат, однако… — Повернувшись, парень крикнул Франси: — Если вдруг что, вы не сбрасывайте меня со счетов.

Хранительница отреагировала на это молчанием. Впервые за все время, что я ее знаю, Франси была раздражена и не пыталась это скрыть.

— Что ж, думаю, тебе действительно пора. — Гнусаво проговорил пострадавший, слезая с капота и отдавая мне гипотермический пакет. — Спасибо за помощь… и еду. Теперь я чувствую себя человеком.

Никогда не предавала смысла этой фразе, но теперь, произнесенная им, она казалась напоенной значением. Он чувствовал себя живым и готовым двигаться дальше, несмотря на трудности и преграды, которых еще будет полно на его пути. Я теперь тоже чувствовала себя человеком. Так что это мне нужно было его благодарить.

— Чокнулась что ли? — Усмехнулся он моим словам. Кажется, он тоже ощущал неловкость из-за предстоящего расставания. — Береги своих… все же семья — единственное ценное в этом прогнившем мире.

— Да… — Согласилась я, легонько пожимая протянутую руку. — Желаю тебе найти то, что ты ищешь.

— Непременно. — Бросил паренек, отходя от машины.

И смотря ему вслед, я думала над тем, как нестерпимо хочу увидеть отца, Марту и брата.

12 глава

— Мы же никому ничего не расскажем, да? — Допытывалась я уже несколько минут к ряду, смотря то на Франси, то на водителя, то на мужика, сидящего рядом с ним. — Никому не нужно знать о нашем небольшом приключении. Правда?

Судя по молчанию, которое воцарилось после моих слов, каждый из троих имел свое мнение на этот счет. Отличное от моего, естественно.

— Особенно господину. Ему тем более не надо быть в курсе деталей нашей прогулки. Верно?

Франси, скрестив руки на груди, смотрела за окно. И мысли ее были так тяжелы, что казались материальными, давя на каждого находящегося в салоне. Призванная беречь и защищать, она совершенно точно думает, что снова оплошала, подставив мою жизнь под угрозу. Правда была иной: я сама ее туда подставила, а от глупости никто не в состоянии защитить.

Именно это я намеревалась сказать доку Мелчиоре, брату Лукасу или его maman… любому, кого встречу, и кто поинтересуется причинами моего эффектного вида.

Однако я переоценила свои силы, потому что, как только машина остановилась, Франси, подхватив меня на руки, словно я была смертельно ранена и требовала немедленной госпитализации, доставила в кабинет дока.

— Да ничего такого… — Пыталась я начать запланированный разговор, но док так пронзительно на меня посмотрел, что я поспешила умолкнуть и все оставшееся время молча выполняла указания.

Я даже ничего не сказала против, когда он настоятельно порекомендовал мне остаться в больничной палате, под его наблюдением. Может дело в повисшем угнетающем молчании или в чуть ли не осязаемой тревоге, но я тоже заразилась этим настроением. Судя по лицам Франси и Мелчиоре, им было совершенно не до шуток, потому я притихла, как нашкодивший котенок, ожидая развязки ситуации и надеясь, что она будет благополучной.