Царевич Ваня и Серый Волк - Дмитрий Суслин

– Здорово, друг Удача! – поприветствовал он коня крылатого. – Кого это ты на своей спине несешь? Или стал ты теперь перевозчиком? Оседлали тебя? Взнуздали?

И братец Ветер расхохотался, да так громко, что по всему небу его хохот разнеся.

– Ты буйный Ветер Восточный, как был весельчаком, так им и остался, – спокойно ответил Ветру Удача. – А только забыл, что тебе твоя старая мать велела?

– Что-то не припомню.

– Она велела тебе завсегда мне помогать, за то, что я ей сон травы в свое время дал и исцелил ее от бессонницы. Припоминаешь?

– Было такое.

– Ты куда путь держишь?

– Лечу в землю Литовскую, братец Западный сказал мне, что пожары там начались в городах от жары. Хочу Огню Огневичу, другу старому помочь, раздуть его, повеселиться вдвоем.

– Хулиганить вы любите, – ответил Удача. – Нет бы, сестрицу Водицу с тучами черными литовцам понести, да залить пожары буйные, спасти людей от беды горючей.

– Те люди, ляхи жадные, мне жертв давно не приносили, караваев не подносили, песен не пели, ругали только, да срамили. Не хочу я им помогать. Пусть братец Полуденный им помогает. Не мое это дело.

– И верно, не твое, – согласился Удача. – Пусть Полуденный и старается, пожары заливает. А ты лучше мне помоги.

– Чего тебе надобно, Удача? Только, как в прошлый раз, невозможного не проси. Заклятия я с тебя снять не могу. Сие даже моей матушке недоступно.

– Заклятие я с себя службой верной родной земле сниму, ты же снеси меня и моих друзей в царство Запорожское в Киевгород. Опаздываем мы.

– В Киевгород? – обрадовался Восточный Ветер. – Это можно. Там сегодня как раз ярмарка будет. Так киевляне меня давно зовут, пирогами да калачами заманивают, пряники мятные обещают. Полетели. Держись, Удача, за полы кафтана моего. Да покрепче.

Выпустил братец Ветер полы своего кафтана, и побежал. А Удача на полы встал, крылья для равновесия расправил, уперся ногами могучими, чтобы не упасть, и вместе с Ветром полетел на запад.

Ваня и Василинка сидят в седле, удивляются. Поверить всему, что увидели, не могут.

– Я думала, что такое только в сказках бывает, – говорит девочка.

– И я думал, что это всю люди придумали. А оказалось все правдой. И не думал я, что на свете такие девочки смелые есть, как ты. Ведь любая другая на твоем месте, если бы увидела, как пес в человека, а потом в коня превращается, умерла бы на месте. А ты такая отчаянная, ничего не испугалась.

Василинка вся покраснела от удовольствия. Как же, царевич и ей такие слова вдруг теплые говорит.

– Да не смелая я вовсе, а просто за Марфу испугалась. Она девица, хотя и глупая, зато добрая. И матушке о моих шалостях никогда не докладывает. Не могла я позволить, чтобы вы ее вот так взяли и унесли.

– Все равно ты смелая, – не согласился царевич Ваня. – Да еще и умная. Вон как нас провела. Как вокруг пальца. Утащили бы эту твою Марфу, что бы потом с ней делали?

– Вот ведь скажешь, тоже, – смутилась окончательно Василинка. – И поумнее меня есть.

– И скромная ты, как я погляжу.

Но тут Василинка нахмурилась:

– Чего это ты меня нахваливаешь? Сглазить хочешь, или замуж зовешь?

От этих слов Ваня так покраснел, что даже отвернулся, а конь под ним, вернее Удача Индрик захохотал, аж бока ходуном заходили.

– Кто знает, – сквозь смех, произнес он, – может ваши отцы и впрямь свадебку захотят сыграть. Ваши отцы давно для союза близкого повода ищут.

– Что ты такое говоришь, Удача? – возмутился Ваня. – Рано нам еще жениться.

– Ничего, – ответил весело Индрик. – Царских детей под венец рано ведут. Долгих лет не ждут, коли на то придет нужда государственная.

Царевич Ваня покраснел еще больше, да и Василинку Удача в краску вогнал. Замолчали ребята, больше разговаривать не стали. И Индрик тоже замолчал, потому что Восточный Ветер вдруг кругами плясать пошел, известен он своей буйностью неожиданной, характером игривым. Коню крылатому нелегко удержаться на полах его стало.

– Стой, братец Ветер! – закричал он тогда, когда буйного великана вдруг в сторону уносить начало. – Ты куда побежал? Нам ведь не туда надо, а в Киев, на ярмарку!

– А меня, почему-то к Смоленску потянуло, – обернулся Восточный Ветер. – Дух оттуда медовый слышу. Не иначе как Праздник Урожая там начинается. Хочу посмотреть.

– Тогда нам не по пути.

– Что ж, слезайте, и своим ходом дальше ступайте. Я все-таки заверну.

Соскочил Индрик с полы ветровой, вновь по облакам поскакал. А Восточный Ветер дальше побежал, в сторону Смоленска.

– Вот ведь характер непредсказуемый, – проворчал вслед ему Удача. – Ну да ладно. Дальше сами поскачем. До Киевгорода совсем немного осталось.

И не пришло еще время послеобеденное, для сна самое приятное, а царство Запорожское, уже под ними было, красовалось полями ровными, городами богатыми, куполами золотыми, садами зелеными.

Вот и Киевгород на высоком обрыве виден стал. Колокольный звон его еще раньше друзья услышали.

Подлетел к городу Индрик сказочный, опустился у Лапотного оврага, в безлюдном месте, сложил крылья белоснежные, прижал их к боку круглому, и сразу срослись они с шерстью шелковой. Исчезли в теле лошадином, и снова обыкновенный конь под Ваней и Василинкой. Только красивый и богатый.

Направил его Ваня к городу. К главным воротам. Едет, а лицо у него грустное.

– Что невесел? – спрашивает его Василинка.

– Чего веселиться? – отвечает Ваня. – В позорный плен тебя везу. Думаешь, сам не знаю, что это такое? Сам двенадцать лет на руке кольцо рабское носил. Ой, тяжелое оно, хуже гири к земле тянет. От этого тягостно мне. Только слово тебе даю, что как батюшку с матушкой спасу, и сам жив останусь, приду к царю Владисвету, и себя на тебя поменять попрошу.

Ласково на него Василинка посмотрела:

– Не знаешь еще ты до конца царя Владисвета. Этот царь и моего батюшку столько раз обижал, обманывал, столько раз слово не сдерживал, когда он у него богатырем на заставах пограничных служил. Кто знает, что в этот раз он тебя сделать заставит? А вдруг опять слова тебе данного не сдержит?

– Тогда, – Ваня схватился за саблю, – я его убью.

С такой решимостью он это сказал, что даже конь под ним вздрогнул, тихо пробормотал:

– Не стоит он того, чтобы об него саблю поганить, да звание богатырское позорить.

Затем они к городу подъехали и разговор прекратили. Каждый думал о своем. Свою думу обдумывал.

А в Киевгороде веселье идет. Радуется народ посадский. Ликует. После того, как Ванька Каин разбойник в тюрьме оказался, а Юдище из Заповедного леса изгнано было и убито, в город купцы со всех сторон понаехали, мужики с хлебом и салом, и такая ярмарка развернулась, какую горожане лет двадцать не видывали. Торгуют киевляне, празднуют, калачи пироги едят, вино, мед и брагу пьют, наряды новые одевают, сундуки добром набивают, товары свои нахваливают, да царевича Ваню добрым словом поминают, царя своего втихомолку ругают за то, что соседу Дубраву в беде помочь не захотел, яблок не дал, да еще царевича сына его красть дочку муромского царя отправил. Не по-людски это. Не по христиански.