Убийство в Вене - Дэниел Силва

– Он не знал, что это были военные преступники.

– Боюсь, ваше преосвященство, подобная защита звучит весьма неубедительно. Епископ Гудал был убежденным антисемитом и сторонником гитлеровского режима. В таком случае разве не естественно, что он охотно помогал австрийцам после войны, независимо от того, какие преступления они совершили?

– Он был настроен против евреев теологически, а не социально. Что же до его поддержки нацистского режима, – тут я его не защищаю. Епископ Гудал осужден собственными высказываниями и писаниями.

– И своей машиной, – добавил Габриель, используя во благо досье Мордехая Ривлина. – Епископ Гудал на своем официальном лимузине вывесил флаг рейха. Он не делал тайны из своих симпатий.

Дрекслер отхлебнул своей воды с лимоном и вперил ледяной взгляд в Донати.

– Подобно многим в нашей церкви меня тревожила деятельность Исторической комиссии святого отца, но я держал свои сомнения при себе из уважения к его святейшеству. Теперь, похоже, «Анима» попала под микроскоп. Я вынужден подвести черту. Я не позволю, чтобы репутация этой великой организации была запятнана грязью истории.

Монсеньор Донати с минуту смотрел на складку своих брюк, затем поднял глаза. Под спокойной внешностью секретарь папы скрывал бушевавшее в нем возмущение дерзостью ректора. Епископ нанес удар, Донати готов был нанести ответный. Каким-то чудом ему удалось понизить голос до принятого в церкви шепота.

– Независимо от того, насколько это вас тревожит, ваше преосвященство, святой отец пожелал, чтобы профессору Рубинштейну был дан доступ к бумагам епископа Гудала.

В комнате воцарилась глубокая тишина. Дрекслер взял в руку свой нагрудный крест, пытаясь найти лазейку. Ее не было – единственным достойным образом действия было подчинение.

– Я не собираюсь не повиноваться его святейшеству в этом вопросе. Вы не оставляете мне выбора, кроме как сотрудничать с вами, монсеньор Донати.

– Святой отец не забудет этого, епископ Дрекслер.

– Как и я, монсеньор.

Донати сверкнул иронической улыбкой.

– Насколько я знаю, личные бумаги епископа находятся здесь, в «Анима».

– Совершенно верно. Они хранятся в наших архивах. Потребуется несколько дней на то, чтобы найти их все и так подобрать, чтобы их мог прочесть и понять такой ученый, как профессор Рубинштейн.

– Вы очень заботливы, ваше преосвященство, – сказал монсеньор Донати, – но мы хотели бы видеть их сейчас.

Он повел их вниз по каменной винтовой лестнице с такими вытертыми временем ступенями, что они были скользкими как лед. Лестница оканчивалась тяжелой дубовой дверью, окованной чугуном. Такая дверь могла выдержать таран, но не смогла воспрепятствовать умному священнику с виа Венето и «профессору» из Иерусалима.

Епископ Дрекслер отпер дверь и плечом открыл ее. Он с минуту пошарил во мраке, затем резким, эхом прозвучавшим щелчком повернул выключатель. Целый ряд ламп с жужжанием внезапно хлынувшего электрического тока вспыхнул наверху, осветив длинный подземный коридор со сводчатым каменным потолком. Епископ молча жестом предложил им следовать за ним.

Свод был рассчитан на более маленьких людей. Низкорослый епископ мог спокойно идти по коридору. Габриелю же приходилось нагибать голову, чтобы не задеть лампочки, а монсеньор Донати, ростом выше шести футов, вынужден был согнуться пополам, словно человек, страдающий искривлением позвоночника. Тут хранилась память об институте «Анима» и ее семинарии, четыре столетия записей о крещении, брачных сертификатах и сообщений о смерти. Документация на служивших здесь священников и учившихся в семинарии студентов. Одни бумаги хранились в сосновых картотеках, другие – в ящиках или обычных картонных коробках. Более поздние дополнения хранились в современных пластиковых картотеках. В воздухе пахло сыростью и гниением, и в нескольких местах по стенам, журча, стекала вода. Габриель, кое-что понимавший в том, какое разрушительное воздействие оказывают на бумагу холод и сырость, стал быстро терять надежду на то, что бумаги епископа Гудала будут в сохранности.

Ближе к концу коридора находилась маленькая комната, похожая на катакомбы. В ней стояло несколько больших сундуков, запертых ржавыми замками. У епископа Дрекслера была связка ключей. Он вставил один из ключей в первый замок. Ключ не поворачивался. Епископ помучился немного и отдал ключи «профессору Рубинштейну», который без труда открывал старые замки.

Епископ Дрекслер потоптался возле них и предложил помочь в поисках документов. Но монсеньор Донати похлопал его по плечу и сказал, что они сами справятся. Дородный маленький епископ перекрестился и медленно пошел назад по сводчатому коридору.

Нашел это двумя часами позже Габриель. Эрих Радек прибыл в «Анима» 3 марта 1948 года. Двадцать четвертого мая папская комиссия помощи, ватиканская организация помощи беженцам, выдала Радеку ватиканское удостоверение личности за номером 9645/99 на имя Отто Кребса. В тот же день – с помощью епископа Гудала – «Отто Кребс», воспользовавшись своим ватиканским удостоверением личности, получил паспорт от Красного Креста. На следующую неделю он получил въездную визу от Арабской Республики Сирия. На деньги, полученные от епископа Гудала, он купил билет второго класса и в конце июня отправился в плавание из итальянского порта Генуя. В кармане у Кребса было пятьсот долларов. Епископ Гудал сохранил расписку на эту сумму за подписью Радека. Последним в досье Радека было письмо с сирийским штемпелем и маркой Дамаска, в котором Радек благодарил епископа Гудала и святого отца за помощь и обещал со временем оплатить свой долг. Подписано оно было Отто Кребсом.

20

Рим

Епископ Дрекслер в последний раз прослушал аудиопленку и набрал номер в Вене.

– Боюсь, у нас возникла проблема.

– Какого рода проблема?

Дрекслер сообщил человеку в Вене об утренних посетителях «Анима»: монсеньоре Донати и профессоре Ивритского университета в Иерусалиме.

– Как он назвался?

– Рубинштейн. Сказал, что он исследователь и работает для Исторической комиссии.

– Никакой он не профессор.

– Я тоже так подумал, но едва ли мог подвергнуть сомнению его добропорядочность. Монсеньор Донати – всесильный человек в Ватикане. Более всесильным является лишь еретик, на которого он работает.

– Чего они хотели?

– Посмотреть документацию о помощи, которую епископ Гудал оказал одному австрийскому беженцу после войны.

Наступило долгое молчание, прежде чем тот человек задал следующий вопрос.

– Они уже уехали из «Анима»?

– Да, около часа назад.

– Почему вы столько времени ждали, чтобы позвонить?

– Я надеялся, что у меня появится полезная информация.

– И она появилась?

– Да, мне так кажется.

– Сообщите же.

– Профессор остановился в отеле «Кардиналь» на виа Джулия. Он зарегистрирован там под именем Ренэ Дюран с канадским паспортом.

– Мне нужно, чтобы вы забрали часы в Риме.

– Когда?

– Немедленно.

– Где это?

– В отеле «Кардиналь» на виа Джулия остановился человек. Он зарегистрирован под именем Ренэ Дюран, но иногда выступает под именем Рубинштейн.

– Сколько времени он пробудет в Риме?

– Неясно, поэтому вам необходимо выехать немедля. Самолет компании «Аль-Италия» вылетает в Рим через два часа. На ваше имя забронировано место в бизнес-классе.

– Если я полечу самолетом, то не смогу взять с собой те инструменты, какие мне нужны для ремонта. Надо, чтобы кто-то снабдил меня этими инструментами в Риме.

– У меня как раз есть такой человек. – Он назвал номер телефона, который Часовщик запомнил. – Это профессионал и главное – чрезвычайно дискретный. Иначе я не направил бы вас к нему.

– У вас есть фотография этого джентльмена Дюрана?

– Я немедленно перешлю ее вам по факсу.

Часовщик повесил трубку и выключил свет в лавке. Затем прошел в свою мастерскую и открыл шкафчик. В нем лежала небольшая дорожная сумка со сменой белья и бритвенными принадлежностями.

Звякнул факс. Часовщик в ожидании поступления материала надел пальто и шляпу. Изображение было не оптимальным, но достаточно ясным, так что шанса на трагическую ошибку быть не могло. Часовщик положил фотографию в сумку и выключил свет, затем вышел через задний ход и пошел по затененному проулку. В конце проулка стоял черный седан «БМВ». Часовщик сел за руль и поехал в аэропорт.

21

Рим

На другое утро Габриель сел за столик «У Донея», чтобы выпить кофе. Через полчаса в зал вошел мужчина и прошел к бару. Волосы у него были как металлическая мочалка для мытья кастрюль, а на широких щеках рубцы от прыщей. На нем был дорогой, но сильно поношенный костюм. Он быстро выпил два эспрессо, продолжая все это время курить сигарету. Габриель опустил глаза на свою «Република» и улыбнулся. Шимон Познер пять лет работал представителем конторы в Риме, но так и не расстался с внешностью колючего поселенца Негева.