Убийство в Вене - Дэниел Силва

Через несколько минут на площади появился священник и решительным шагом направился к ресторану. Он был высокий, стройный и красивый, как итальянская кинозвезда. Покрой его черного, традиционного для священника, костюма и узкий белый воротничок указывали на то, что хоть это человек и скромный, но не без личного или профессионального тщеславия. Монсеньор Луиджи Донати, личный секретарь его святейшества папы Павла VII, считался вторым самым могущественным человеком в Римской католической церкви.

В Луиджи Донати чувствовалась холодная жесткость, поэтому Габриелю трудно было представить себе его крестящим ребенка или соборующим больного в пыльном горном селении Умбрии. Его черные глаза говорили об остром и бескомпромиссном уме, а упрямый абрис подбородка указывал на человека, которому опасно перебегать дорогу. Габриель по собственному опыту знал, что это так. Годом ранее одно дело привело его в Ватикан и в умелые руки Донати, и они вместе ликвидировали серьезную угрозу папе Павлу VII. Луиджи был обязан Габриелю. И Габриель рассчитывал, что Донати – человек, который платит долги.

Донати был также из тех, кто больше всего любит провести два-три часа в залитом солнцем римском кафе. Его требовательность завоевала ему двух-трех друзей в курии, и он, подобно своему хозяину, выскальзывал, когда мог, из тенет Ватикана. Он ухватился за приглашение Габриеля позавтракать, как утопающий хватается за соломинку. Габриель отчетливо понимал, что Луиджи Донати отчаянно одинок. Иногда Габриель даже думал, не жалеет ли Донати, что выбрал такую жизнь.

Священник поднес к сигарете золотую зажигалку.

– Как идут дела?

– Работаю еще над одним Беллини. Алтарная икона в Кризостомо.

– А-а, знаю.

Прежде чем стать папой Павлом VII, кардинал Пьетро Люккези был патриархом Венеции. Луиджи Донати находился рядом с ним. И у него сохранились крепкие связи с Венецией. Мало что случалось в его старой епархии, чего бы он не знал.

– Надеюсь, Франческо Тьеполо хорошо к вам относится.

– Конечно.

– А Кьяра?

– Благодарю вас, она здорова.

– Вы оба не думали о том, чтобы… оформить ваши отношения?

– Это сложно, Луиджи.

– Да, но что не сложно?

– Знаете, сейчас вы говорили совсем как священник.

Донати откинул голову и рассмеялся. Он начал расслабляться.

– Святой отец шлет привет. Сказал, что, к сожалению, не может к нам присоединиться. «Пиперно» – один из его любимых ресторанов. Он рекомендует нам начать с filetti di baccala.[15] Он уверяет, что оно здесь лучшее в Риме.

– Непогрешимость распространяется и на рекомендации по еде?

– Папа непогрешим лишь тогда, когда он выступает в роли высшего учителя по вопросам веры и морали. Боюсь, эта доктрина неприменима к жареному филе трески. На вашем месте я бы последовал его совету по поводу филе.

– Будет сделано.

Появился официант в белой куртке. Донати сделал заказ. Фраскати полилось рекой, и Донати размягчился, как бывает с погодой во второй половине дня. Несколько минут он угощал Габриеля сплетнями из курии и рассказами о закулисных ссорах и дворцовых интригах. Все это было так знакомо. Ватикан мало чем отличался от Конторы. Наконец Габриель подвел разговор к тому, что свело его с Донати, к роли Римской католической церкви в холокосте.

– Как идет работа в Исторической комиссии?

– Как и следует ожидать. Мы снабжаем их документами из секретных архивов, они производят анализ при наименьшем нашем вмешательстве. Предварительный доклад об их находках должен поступить через полгода. После этого они начнут работать над многотомной историей.

– Есть указания на то, в каком направлении будет сделан предварительный доклад?

– Как я сказал, мы пытаемся поставить дело так, чтобы Апостольский дворец как можно меньше вмешивался в работу историков.

Габриель с сомнением взглянул на Донати поверх своего бокала с вином. Не будь на монсеньоре священнической одежды и узкого белого воротничка, Габриель счел бы его профессиональным шпионом. Самая мысль, что у Донати нет в комиссии по крайней мере двух источников, была оскорбительна. И Габриель, потягивая фраскати, высказал это монсеньору Донати. Священник признался:

– Хорошо, скажем, мне не все известно о том, что творится в комиссии.

– И?

– В докладе будет учтено огромное давление, какое оказывалось на Пия, однако, боюсь, даже в таком случае его действия не будут выглядеть очень пристойно, как и действия национальных церквей в Центральной и Восточной Европе.

– Похоже, вы нервничаете, Луиджи.

Священник нагнулся над столом и заговорил, казалось, тщательно подбирая слова:

– Мы открыли ящик Пандоры, мой друг. Начав подобный процесс, теперь уже невозможно предсказать, где он кончится и какие другие стороны церкви он затронет. Либералы ухватились за действия святого отца и требуют большего – Третий Совет Ватикана. Реакционеры вопят о ереси.

– Что-то серьезное?

Снова монсеньор необычно долго молчал, прежде чем ответить.

– До нас доходят очень недобрые слухи о недовольстве реакционеров во Франции, в районе Лангедока, – тех, что считают Ватикан-два творением дьявола, а всех пап после Иоанна Двадцать Третьего – еретиками.

– Я думал, в церкви полно таких людей. У меня самого было столкновение с «дружелюбной» группой прелатов и мирян, именовавших себя Crux Vera.[16]

Донати улыбнулся.

– Боюсь, группа, о которой я говорю, скроена из такого же материала с той разницей, что в противоположность Crux Vera она не имеет мощной опоры в курии. Они – чужаки, варвары, стучащиеся в ворота. Святой отец в очень малой степени контролирует их, и атмосфера там начала накаляться.

– Дайте мне знать, если я чем-то могу помочь.

– Будьте осторожны, мой друг, я могу ведь поймать вас на слове.

Прибыло филе трески. Донати выжал лимон на рыбу и заглотнул одно филе целиком. Запил рыбу фраскати и откинулся на стуле – на красивом лице его читалось полнейшее удовлетворение. Священнику, работающему в Ватикане, бренный мир предлагал мало удовольствий, более манящих, чем ленч на залитой солнцем римской площади. Донати взялся за второе филе и спросил Габриеля, что он делает в Риме.

– Пожалуй, можно сказать, что я занимаюсь одной проблемой, связанной с работой Исторической комиссии.

– А именно?

– У меня есть основание подозревать, что вскоре после окончания войны Ватикан, очевидно, помог разыскиваемому эсэсовцу по имени Эрих Радек бежать из Европы.

Донати перестал жевать, лицо его неожиданно стало очень серьезным.

– Будьте осторожны в словах и ваших предположениях, мой друг. Вполне возможно, что этот Радек получил от кого-то в Риме помощь, но не от Ватикана.

– Мы полагаем, что это епископ Гудал из «Анима».

Напряжение исчезло с лица Донати.

– К сожалению, добрый епископ действительно помог целому ряду беглецов-нацистов. Этого нельзя отрицать. Что дает вам основание думать, будто он помог этому Радеку?

– Разумная догадка. Радек был австрийским католиком. Гудал был ректором австрийской семинарии в Риме и отцом-исповедником немецкой и австрийской общины. Если Радек приезжал в Рим за помощью, то он наверняка обратился к епископу Гудалу.

Донати кивнул в знак согласия.

– Да, против этого не возразишь. Епископ Гудал был заинтересован в том, чтобы защитить своих сограждан от того, что он считал мщением со стороны союзников-победителей. Но это еще не значит, будто он знал, что Радек является военным преступником. Откуда он мог это знать? Италию после войны наводнили миллионы перемещенных лиц, и все они искали помощи. Если Радек пришел к Гудалу и рассказал ему печальную историю, Гудал скорее всего предоставил ему кров и помощь.

– А разве не следовало Гудалу спросить такого, как Радек, почему он в бегах?

– Наверное, следовало, но вы наивный человек, если думаете, что Радек правдиво ответил бы на этот вопрос. Он солгал бы, а у епископа Гудала не было бы повода для сомнений.

– Человек не становится беженцем без причины, Луиджи, и холокост не был тайной. Епископ Гудал должен был понимать, что он помогает военным преступникам уклониться от правосудия.

Донати подождал с ответом, пока официант подавал спагетти.

– Вы должны понимать, что в то время было много организаций и людей как в самой церкви, так и вне ее, помогавших беженцам. Гудал был не единственным.

– Откуда он брал деньги, чтобы финансировать свою операцию?

– Он утверждал, что все деньги шли со счетов семинарии.

– И вы этому верите? Каждому эсэсовцу, которому помогал Гудал, требовались карманные деньги, плата за проезд на корабле и за визу, а также средства для новой жизни в чужой стране, не говоря уж об оплате проживания в Риме до отъезда. Считают, что Гудал помог таким образом сотням эсэсовцев. Это стоило больших денег, Луиджи, – сотен тысяч долларов. Мне трудно поверить в то, что у «Анима» было такое количество свободных денег.