Дневник Габриеля - Скотт Фрост

Больничные стены были выкрашены в бледно-желтый цвет, из нескольких палат раздавался шум аппаратов искусственной вентиляции легких, которые ритмично качали воздух. С каждым шагом усиливалось ощущение, что я возвращаюсь в прошлое. Я остановилась перед палатой 308, сама того не осознавая. Здесь умер отец Лэйси. Мы с Лэйси ходили по этому коридору каждый день в течение двух недель. Тогда стены были голубыми, но все остальное по-старому: запах хлорки, объявления по системе громкой связи, скрип колес каталок по линолеуму, неестественная тишина в коридорах, которые видели столько разбитых сердец.

Здесь все и началось. Лэйси ускользала от меня с каждым слабеющим вздохом ее отца. Первое невысказанное чувство, первый секрет. Первый шаг к тому, где она оказалась сейчас. Как я могла такое допустить? Ведь это материнский долг — видеть то, что другие не замечают. Но почему же я не увидела?!

Я остановилась рядом с постом медсестры, и мне сообщили, что сейчас немного поздновато для визитов, но я показала значок и сказала, что я на минуточку.

Я зашла в палату Трэйвера и несколько секунд топталась на входе. На больничной койке он казался меньше. Выглядел более уязвимым. Из его носа торчала трубка. На голову наложена многослойная повязка, начиная с того места, где ему просверлили дырку, чтобы уменьшить внутричерепное давление. Лицо отекшее и все в синяках. Доктора сказали, что он полностью поправится, но сейчас меня ни в чем нельзя было убедить.

Я подошла к кровати и взялась за стальной поручень. На тумбочке стояла фотография близняшек в одинаковых костюмчиках медвежат панды.

— Сколько времени? — шепотом спросил Трэйвер не своим голосом. Его глаза открылись на пару секунд, посмотрели на меня и снова закрылись. Дэйв пошевелил пальцами, и я взяла его за руку.

— Уже поздно.

Его грудь поднималась под простыней, когда он делал глубокий вдох, а потом выдыхал с громким свистом, как будто ему требовались все силы для того, чтобы выпустить воздух из легких.

— Я слышал, — прошептал он. — Это правда?

— Поправляйся.

Дэйв слабо пожал мою руку, а потом, казалось, уснул. Его дыхание стало ровным и спокойным.

— Лэйси… — прошептал он, и его голос оборвался. Единственная слезинка скатилась из уголка глаза и потекла по искалеченному лицу.

12

Гаррисон был прав насчет телефона, который мы обнаружили в дочкином личном журнале. Адрес в Азусе действительно принадлежал жилому дому — испанскому бунгало, расположенному на улочке, обсаженной высокими пальмами, где на подъездных дорожках были припаркованы автомобили с низкой посадкой. Но что делали этот телефон, принадлежащий адресу в двадцати милях от нашего дома, и непонятная буква Д в ее записях? Если Д означало Дэниель Финли, и дом, возле которого мы притормозили, принадлежал кому-то из его доверенных лиц, то тем самым мы проводим прямую линию между похищением моей дочери и пулей, выпущенной в затылок Финли в его магазине. А если есть связь с убийством, то, значит, и со всеми остальными преступлениями, которые Габриель успел совершить после этого.

Но что, если никакой связи нет? И Д — это всего лишь симпатичный парень, с которым Лэйси познакомилась и только, тогда мы тратим зря драгоценное время, которого нет у моей дочери.

Я открыла окно и вдохнула влажный ночной воздух. В полумиле к северу каньон реки Сан-Габриел отгораживал от нас заповедник Анджелес, который в ведомстве шерифа называли «гетто системы национальных лесных заказников».

Я посмотрела на стаканчик кофе из круглосуточного супермаркета на приборной панели, а потом отщипнула кусочек от куриного сэндвича.

Мы уже два раза позвонили по телефону, но никто не ответил. Внутри было темно, машина рядом с домом отсутствовала.

— Попробуй еще раз, — попросила я.

Гаррисон набрал номер, подождал десять гудков и повесил трубку.

— Что вы хотите предпринять? У нас ведь нет ордера? Телефон в личных записях вашей дочери — еще недостаточная причина для обыска.

— Если только мы не найдем чего-нибудь еще.

— Но в таком случае нельзя будет использовать найденные улики в суде.

— Да и фиг с ним, с судом.

Мы некоторое время сидели молча. Несколько дождевых капель упали на ветровое стекло и скатились к дворникам. Ленты темных облаков уступили место тяжелым свинцовым тучам, сползающим с гор и надвигающимся на Азусу. Еще одна капля стукнула по стеклу, а потом еще одна. Возможно, из-за дождя люди останутся сидеть по домам и не пойдут на парад, подумала я. Господи, даруй нам дождь, ливень, наводнение, грязевой оползень. Господи, сделай так, чтобы нам повезло.

И тут я боковым зрением заметила какое-то движение внутри дома. По крайней мере, мне так показалось. Я потерла глаза и уставилась на окно. Сказать, что я устала, это не сказать ничего. Должно быть, просто свет уличного фонаря отразился от стекла. Нет, снова что-то мелькнуло.

— Смотри. — Я кивнула в сторону дома.

Гаррисон ничего не видел и покачал головой.

— Последнее окно справа.

Ничего.

— Мне кажется, я видела…

И тут в темном проеме окна загорелся крошечный оранжевый огонек сигареты. Гаррисон несколько секунд рассматривал его, а потом наклонился ко мне:

— А вот это уже интересно.

— Какая тебе в голову придет первая мысль, если посреди ночи зазвонит телефон?

— Что кто-то умер.

Я кивнула.

— Почему же ты не ответишь?

— Потому что не хочу, чтобы кто-то знал, что я дома.

— Потому что ты что-то скрываешь.

— Согласен.

Огонек снова появился в окне, а потом исчез в темноте.

— Думаю, у нас только что появилась причина войти в эту дверь.

Мы обогнули дом и подошли сбоку, с противоположной стороны от окна, где стоял наш курильщик. Входная дверь изготовлена из дуба, так что ее трудновато выбить, поэтому мы медленно двинулись к тыльной стороне здания. На всех окнах были опущены жалюзи. А за ними поблескивало тонкое пламя свечи. Мы дошли до угла и остановились. В нескольких метрах от нас залаяла собака, то ли услышав, то ли учуяв нас, при этом она громыхала цепью, как диккенсовское привидение.

С задней стороны имелось небольшое крылечко — три ступеньки вели к хлипкой двери с сеткой от насекомых, за которой скрывалась стандартная для подобных домов фанерная дверь. Мы, пригнувшись, миновали окна, поднялись по лесенке и заняли позицию с обеих сторон от двери.

Я взяла в руки свой «глок», и Гаррисон тоже достал оружие. Он нахмурил лоб. Насколько он был крутым, когда смотрел на бомбу, способную разнести его на кусочки, настолько его пугала перспектива столкнуться с живым и дышащим подозреваемым. Я не могла спорить с его логикой. Вламываться в дома, выбивая дверь ногой, это для любителей адреналина, а не сорокачетырехлетних мамаш.

— Я не думаю, что мы будем стучать, — прошептал Гаррисон.

— Ты молодец. Справишься.

Гаррисон нехотя кивнул, словно только что ухватился за выдумку, что он молодец, которая тащилась за ним против его воли.

— Мы не знаем, что там внутри, так что опусти пока пистолет. Ты выбьешь дверь, и я пойду первой.

Я протянула руку и рывком открыла первую дверь. Скрип петель практически мог бы заглушить сирену.

Тут на кухне зажегся свет, и я услышала топот ног. Гаррисон посмотрел на меня с сомнением.

— Давай, — скомандовала я.

Он ударил дверь ногой пониже ручки. Полетели щепки, но замок остался цел. Гаррисон нанес второй удар, и дверной засов поддался. Дверь распахнулась. Я зашла, и тут над моей головой просвистела банка кока-колы, вылетела за дверь и скатилась вниз по ступенькам во двор.

Я завопила: «Ни с места! Полиция!», но неизвестный уже скрылся внутри дома.

— Полиция!

Я услышала топот подозреваемого и звук закрывающейся двери.

От кухни можно было выйти через арочный проем в небольшой коридор, другая арка вела в гостиную, располагавшуюся слева от кухни. В коридоре виднелись три двери. Две с правой стороны, а третья — в конце. Гаррисон прошел мимо меня и встал на входе в гостиную.

Я показала на полоску света, пробивавшуюся из-под двери в конце коридора:

— Иди за мной и следи за дверями справа.

Гаррисон кивнул, и я двинулась по темному коридору, подняв свой «глок» и вцепившись в него так, словно это линия ограничения на краю обрыва. Гаррисон шел следом, держа на мушке двери справа. Я остановилась и резким движением распахнула первую дверь. Это оказалась пустая кладовка. Вторая дверь была прикрыта неплотно и открылась от легкого толчка.

— Ванная, — прошептала я.

В дальнем конце помещения темная занавеска полностью отгораживала от нас ванну. За ней раздался резкий металлический звук Я подняла пистолет и нацелила его на угол занавески. Гаррисон сделал два шага внутрь, потом медленно протянул руку и рванул занавеску в сторону. Капля воды из душа стукнулась о перевернутое ведро, лежавшее в ванне. Гаррисон с явным облегчением посмотрел на меня.