Спасти нельзя развестись - Екатерина Серебрякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одиночку я умяла трубочки с кремом, рассчитанные на нас с Борисом.
– Никогда не любила заварной крем, – сказала себе под нос, заказывая из пекарни еще несколько позиций сладкой выпечки.
Из-за ухода мужа я почему-то совсем не переживала. Стало даже легче, когда я осталась один на один с собой в нашем семейном доме. И, когда раздался звонок, я в какой-то степени даже расстроилась…
– Галина Яковлевна?
За воротами стояла именно свекровь, а не муж, как я сначала предположила.
Женщина, конечно, стала частой гостьей в нашем доме, но сегодня ее появление почему-то встревожило меня.
Она был без чемоданов и вещей на первое время, с порога не начала гневную триаду, адресованную ее неверному мужу.
Свекровь выглядела так, как будто из нее вытянули все силы, и сейчас она не была способна даже сетовать на своего супруга.
– Галина Яковлевна, что случилось? Вы сама не своя.
– Мы разводимся, Оль. Это точно и окончательно. Я сегодня сняла себе квартиру и перевезла вещи.
– Боже мой! – схватившись за голову, я развернулась на сто восемьдесят градусов и шумно выдохнула.
Все шло к этому. Непрекращающиеся ссоры не могли кончиться ничем иным кроме как разводом.
И сейчас я чувствовала, что это не пустые слова со стороны Галины Яковлевны, а реальное и обоснованное желание закончить брак длиной в сорок лет.
– Не реагируй так остро. Ты же понимаешь, что иначе быть не могло. На вас с Борей это никак не повлияет.
– Я с ума сойду за время вашего развода!
– Ничего не сойдешь, – Галина Яковлевна уже по-хозяйски шла в направлении столовой, судя по всему, пытаясь обнаружить сына. – Ты стала как-то остро реагировать на всё происходящее. И где Борис? И что это за фото?
Свекровь застыла посреди пустой столовой, тыча пальцем с красным маникюром в экран ноутбука, где все еще была открыта наша с Кириллом фотография, сделанная пронырливым журналистом.
– Галина Яковлевна, лучше сядьте…
Как на духу я выложила женщине всю правду о своей беременности, о вранье Кириллу и Борису, о наших непростых отношениях с мужем.
Эмоции на лице свекрови менялись со скоростью света. Стоило услышать, что скоро станет бабушкой, она улыбалась и едва ли не плакала от счастья. Но когда я говорила о фактах, связанных с моей беременностью, она впадала в крайнюю степень отчаяния.
– Вот так как-то… – заключила я на не самой положительной ноте.
– Оленька, ты и маленькое чудо внутри тебя – самое важное, что сейчас может быть на всем свете, – свекровь подошла ко мне и любовно обняла, поглаживая рукой плоский живот. – Я так рада, что стану бабушкой!
– Галина Яковлевна, Вы точно меня хорошо слышали? Ребенок не от Вашего сына.
– Ребеночек твой, а ты моя дочка. Так что, когда я официально стану бабушкой?
За реакцию свекрови я была ей бесконечно благодарна. Не став читать мне нотаций и правил морали, она просто поддержала и порадовалась.
– Ровно через восемь месяцев. Я совершила много ошибок, да?
– Все мы совершаем ошибки, – философски изрекла Галина Яковлевна, присаживаясь за стол в столовой.
Я пошла на кухню, чтобы сделать нам чай. Но, наверное, я просто хотела на мгновение уединиться и искренне улыбнуться, почувствовав внутри тепло, которым со мной делятся самые близкие люди.
– Ты не должна так обходиться ни с Кириллом, ни с Борисом. Но я понимаю, почему ты солгала.
– Я не смогла сказать правду. Казалось, что чтобы сохранить семью и репутацию, мне нужно соврать. Вот только что теперь делать с этой ложью? Я ошибалась, когда думала, что смогу навечно запечатать правду в своем сознании.
– Для начала не переживать по этому поводу. Кто сказал, что солгала именно ты? Может, это врачи ошиблись? Мне до шестого месяца говорили, что родится девочка! А уж ошибиться на УЗИ со сроком в несколько недель…
– Но сказать правду все равно придется, – напомнила я. – Это будет непросто. И чем дальше, тем сложнее.
– Кто сказал?
Мне нравилось, как рассуждала Галина Яковлевна.
Ее отношение к происходящему было отчасти ироничным и даже саркастичным. Как будто она не видела большой проблемы в том, что я ношу ребенка не от мужа и вру об отцовстве и мужу, и настоящему родителю ребенка.
– Наладь отношения с мужем. Если вернете гармонию и былое понимание, спокойно обо всем расскажешь. Если нет… Поделюсь контактами знакомого юриста по разводам.
– Галина Яковлевна!
Свекровь успокоила меня. Я все меньше винила себя в происходящем, однако полностью ответственности не снимала.
Каша была заварена мной из-за моего вранья, мне ее и расхлебывать. Но, может быть, не так уж все и страшно? Может быть, Люда и Галина Яковлевна правы, и мне удастся выйти из этой ситуации с минимальными последствиями?
– А Борис почему не дома?
– Поругались из-за фотографий журналистов, – я кивнула на экран ноутбука, где по-прежнему светилось пресловутое фото. – Он усомнился в том, что я закончила отношения с Кириллом.
– Ну и муженек у тебя, конечно… Необоснованно усомнился?
– Галина Яковлевна, и Вы туда же? – на мгновение я даже обиделась и разозлилась на свекровь, но эти эмоции быстро прошли. Я понимала, что в какой-то степени она имеет право задавать такие вопросы, зная всю правду в текущей ситуации. – Необоснованно само собой. Мы встретились в одном ресторане случайно. Это была единственная наша встреча после расставания, не считая деловых переговоров.
– Я верю, Оль, верю. Для тебя всегда понятия семьи и верности были во главе всего. А Борис просто не в себе, ей богу. После собственной измены сомневаться в верности супруги! Это все кризис среднего возраста.
– Может быть, он просто чувствует, что я вру ему насчет ребенка? – я любовно погладила свой живот и глазами полными надежды посмотрела на свекровь.
– Оля, он же мужчина! Мужчины не чувствуют ничего кроме похмелья и голода. Не пытайся его оправдать, он не прав, скоро сам это поймет.
Мне хотелось верить, что Борис действительно осознает беспочвенность своих обвинений и принесет извинения.
Но еще больше мне хотелось верить в то, что обвинения мужа и впрямь не имеют за собой никаких оснований.
Ведь, если подумать, сидеть в ресторане с бывшим любовником и ощущать внутри полную гармонию – в какой-то степени измена…
Галина Яковлевна собиралась уехать к себе на съемную квартиру, но я упросила ее остаться на ночь. Почему-то спать в пустом доме было для меня сейчас невыносимо. Страх одиночества, взявшийся из ниоткуда, сковывал меня
