Vampire Heart (СИ) - "Neverletme Go"

Аккерман уже несколько часов пытался достучаться до вампирши, но та, по всей видимости, открывать не собиралась. Да и вообще вряд ли его слышала.

— На кой хер ты запираешься, если к тебе все равно никто не ходит, — прошипел он, понимая, что щеколду придется ломать.

С утра капитан получил приказ об очередном сопровождении, только в этот раз не зажравшихся столичных свиней, а лучших ученых разведки. Вместе с людьми Адзумабито они должны были доработать и опробовать новое оружие, работающее посредством сжатого газа, коим обладали лишь земли Парадиза. Сейчас у острова в приоритете стояла лишь одна задача — возможность дать отпор, если на них нападут вновь. И желательно, не прибегая к Дрожи Земли.

Выбив дверь, Леви абсолютно не был удивлен увиденной картине. Лицезреть лежавшую на полу вампиршу в бессознательном состоянии ему было не впервой. Рошель постоянно морила себя голодом и теряла сознание, отправляясь в кому. В состояние, в котором ее 250 лет кряду держали насильно, Лапьер теперь погружалась по доброй воле.

Увидев растянутые в давно забытой улыбке губы, Леви немного смутился, напрочь забыв, что она вообще когда-то умела улыбаться. Более того, девушка часто смеялась. Да еще и неприлично громко. Словно стая затерявшихся чаек. Сейчас, когда она видела однозначно приятный сон, Рошель напомнила ему ту жизнерадостную девушку, что когда то жила в этой оболочке под названием тело, со всей заносчивостью и дерзкой игривостью. В ней плескалась жизнь и энергия, а теперь была лишь боль, заполнившая ее с ног до головы. И он даже испытал некоторое чувство вины за то, что вынужден разбудить ее.

Капитан открутил крышку от пластикового пакета с кровью, что предоставляла больница, и, приоткрыв девушке рот, начал вливать в нее темно-красную жидкость. Спустя полминуты она открыла глаза, а от былой улыбки на осунувшимся и в миг помрачневшем лице не осталось и следа.

— У меня выходной, — озлобленно бросила Рошель, размазывая рукавом по лицу остатки крови.

— У меня тоже, — невозмутимо ответил Аккерман, — Но пришло поручение, и нас вызывают.

— Еще раз, — прошипела девушка, — Еще, сука, раз вы посмеете ворваться ко мне в комнату и разбудить меня, — она со скрежетом стиснула зубы, пытаясь подавить в себе агрессию, — Я наложу на себя руки, — Рошель приблизилась к нему вплотную, — И срать я хотела, что вы тоже помрете.

— Ты думаешь, я дорожу собственной жизнью? — бросил Леви.

— Нет, — огрызнулась брюнетка, — А вот приказом Эрвина дорожите. Каждую ночь, наверное, грезите о том, как Звероподобного убиваете. Только вот и это тоже вертела я…- она перешла на шепот, — Эрвин мертв, и ему уже наплевать, что он там когда-то говорил.

Рошель поднялась с пола, подошла к окну и задернула шторы, оставив гореть настольную керосиновую лампу. И, повернувшись к капитану спиной, принялась переодеваться.

— Это жестоко! — она внезапно сорвалась на крик, когда Аккерман уже почти покинул комнату, не желая слушать ее и дальше, но почему-то остановился и сделал шаг назад, — Я живу лишь для того, чтобы поддерживать ваше жизнеобеспечение. Разве не может такими простыми делами, как сопровождение хер знает кого, хер знает куда, заниматься кто-нибудь другой? — девушка почувствовала, как дрогнула его ладонь, что сжимала дверную ручку.

— Ты сама обрекла на это нас обоих, — равнодушно напомнил Леви, однако Рошель чувствовала, что он тоже уже на пределе.

— Я, блять, вас не прошу как капитана, а прошу просто как человека, — внезапно взмолилась она, — Позвольте мне уснуть, эксплуатируйте, как это делал король, но только разрешите мне больше не просыпаться, — Умоляю вас… — промычала брюнетка, захлебываясь в слезах, — Я так больше не могу.

Однако никакого ответа не последовало. Лишь приглушенный звук захлопнувшейся двери, на что девушка обреченно вздохнула и принялась собираться.

***Когда солнце стало скрываться за горизонтом, разведчики остановились на ночлег и разбили лагерь. Рошель в последнее время едва ли подчинялась приказам, выполняя их в лучшем случае через раз, а чаще всего не выполняла вовсе. Поэтому, чтобы не ставить себя в неудобное положение перед теми, кто званием ниже, Леви ее вообще ни о чем не просил. Пока все собирали дрова, устанавливали палатки и разжигали костер, девушка овощем лежала на влажной после дождя земле и, не моргая, смотрела в залитое краской закатное небо. Вампирша неподвижно провалялась несколько часов, пока ученые с инженерами не стали распределяться по палаткам. И только когда все до единого уснули, девушка подошла ближе и уселась на бревнышко, лежавшее подле костра. Она с полчаса бездумно вглядывалась в постепенно затухающий огонь, пока не послышались приближающиеся со спины шаги. Счастье одиночества продлилось недолго, ведь коротышка, судя по всему, как и она, спать не собирался. Увидев его силуэт, девушка лишь закатила глаза и развернулась обратно к костру, нащупывая дрова, что лежали слева. Но там их не оказалось.

— Дрова сами собой не появляются, — негромко сказал капитан, складывая на помятую траву колотые поленья.

— Я рассчитывала, что вы ушли спать, — поднимаясь с самодельной скамейки, ответила Рошель, лишая свой тон даже малейшей претензии на тактичность.

— Сядь, пожалуйста, — попросил Леви, и девушка опустилась обратно, переводя на него хмурый вопрошающий взгляд, — Я думал о том, что ты говорила с утра, — он сделал паузу, устанавливая с ней зрительный контакт, — Если с оружием все получится так, как мы и планировали, думаю, твое желание можно будет реализовать. В таком случае в твоем присутствии отпадет необходимость. Так что, если ты сама не передумаешь…

— Не передумаю, — отрезала девушка и поднялась вновь, отряхивая штаны от древесных щепок.

Рошель подошла к походному рюкзаку и вытащила оттуда спальный мешок, после чего обошла на достаточное расстояние их лагерь и, забурившись в мешок, закрыла глаза, пытаясь уснуть. Однако одолевающие мысли не позволили ей этого сделать. Неужели она так жалко выглядит, что капитан снизошел до подобного жеста? Почему он вообще решил пойти ей навстречу? Девушке хоть и был немного интересен ход его мыслей, но по большей части это не имело значения. Однако за утреннее поведение ей все-таки стало стыдно. Рошель прислушалась к тишине, определяя, спит капитан или нет, и, почувствовав его присутствие, все там же, у костра, покинула спальник.

Девушка неуверенными шагами приблизилась к нему со спины и едва слышно спросила:

— Могу сесть рядом?

— Садись, — выдохнул мужчина, наливая только что закипевшую воду в алюминиевую кружку с чайной заваркой, — На тебя делать?

— Да, — виновато прошептала она.

Минут десять Рошель молча вертела в руках кружку в ожидании, пока чай остынет, и набиралась храбрости в очередной раз извиниться.

— Простите меня, пожалуйста, — искренне попросила она, — Мне не стоило грубить, — к горлу подступили слезы, и девушка шмыгнула носом, — Я, конечно, и сейчас такого же мнения…но, в той форме, что я выражалась утром, — она сделала паузу, — Вы не заслужили такого обращения.

— Извинения приняты, — кивнул он, отпивая глоток травяного чая, — На самом деле многие понимают, что тебе тяжело. Ты далеко не одинока в своей трагедии, — его голос звучал спокойно и размеренно. Без упреков, но и без сожаления, — Здесь почти каждый потерял кого-то важного для себя.

— Но я потеряла вообще всех, — замотала головой Рошель.

— Я тоже потерял всех, но кто об этом знает? — парировал он, — Это не игра о том, кто потерял больше. Например, Питер, — капитан махнул рукой в сторону вещей мужчины, — В ту ночь потерял беременную жену и двоих сыновей, но разве ты могла об этом подумать? Помыслить хотя бы на секунду о ком-то кроме себя?

— Вы правы, — поникшим голосом признала девушка, — Как и всегда правы.

— В общем, если все получится, сделаем так, как тебе угодно, — закончил Леви и, скинув с себя плащ, прошел в палатку, оставляя ее наедине с собой.

Хоть капитан и подкинул новую почву для размышлений на ночь глядя, мысль о том, что другим тоже может быть плохо, желания жить не прибавляла. Скорее наоборот, еще больше демотивировала. Задумывалась она о других или нет, особой роли не играло. Ведь ни ей самой, ни уж тем более потенциально «страдающим» не было до этого никакого дела. Разве это как-то могло изменить ситуацию? Или вернуть к жизни близких людей? Конечно же, нет. Рошель не упивалась собственным горем, так с чего ради ей было думать о чужом? Она просто больше не хотела жить. Ей уже не было так погано, как в первые дни, а одиночество и вовсе в скором времени мешать перестало. Теперь она чувствовала лишь апатию и в некоторых случаях отвращение ко всему, что ее окружает. Ценности привычных вещей и установок кардинально изменились. Все потеряло смысл. Каждый новый день ничем не отличался от предыдущего, разве что давался в разы сложнее. Девушке приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы банально заставить себя подняться с постели. Из-за однообразности унылых будней Рошель совсем потеряла счет времени, и если бы не погода на улице, на которую ей все же иногда приходилось выходить, она бы и вовсе думала, что до сих пор идет зима, которая навеки поглотила ее личность.