Мальчик и его собака перед концом света - Чарли А. Флетчер

на которых весной и в последующие пару лет вырастала новая зелень. Местность становилась похожа на лоскутное одеяло, но со временем все выравнивалось и исчезало. Пожар в этом городе тоже прошелся местами и недавно, возможно, даже на этой неделе или в этом месяце. Пламя уничтожило зелень, скрывающую размытые границы уцелевших улиц на северо-востоке, а узор из старых дорог и зданий под обгоревшей травой напоминал скелет. Длинные ряды домов на холме тянулись вдаль от моря, следуя по волнам низких холмов и изгибаясь в долинах между ними. Вереница выгоревших зданий была слишком строгой и прямолинейной для природы. Казалось, они держались за руки в длинной цепочке. Обнимали землю ради утешения, словно это укрепляло их дружбу. Вот о чем я думал в тот момент. В конце концов, я только что ударился головой.

Улицы тоже сгорели. Огонь безжалостно уничтожил их. Прошлый и позапрошлый год выдались особенно засушливыми, хотя папа повторял, что с каждым годом в мире становится все жарче. Вот почему старые пристани на островах находились под водой, несмотря на отливы. Дожди случались все реже, зато шли все сильнее. С одной стороны, они становились беспощаднее, но, с другой стороны, каждый год на островах выпадало примерно одинаковое количество осадков. Ожоги заживали, зелень росла, и маленькие озера на островах никуда не исчезали. Хотя вереск и трава быстрее высыхали летом, острова были почти такими же водянистыми, как и море вокруг них.

Нехватка воды тоже не была неотложной проблемой на вершине башни, потому что пока я оглядывал городские ожоги, пытаясь сориентироваться на местности, темная туча скользнула над нами, и начался дождь.

Я поспешил в комнату и прислушался к ливню, бьющему в окна. На море появились длинные белые барашки. Я был рад крыше над головой. Мне хотелось увидеть отсюда весь проделанный маршрут, но это было невозможно: дом был слишком далеко, и форма берега и островов не совпадала с тем, что я помнил о них на уровне моря.

Резкий порыв ветра захлопнул дверь, и я вздрогнул от неожиданности. Но, сев на пол и почувствовав под собой стены и пол, я убедил себя в их прочности. Я подумал, могла ли обрушиться башня, оттого что спустя столько лет ржавчины и ветра кто-то поднялся по ней, но странным образом шторм успокоил меня. Смотровая площадка была защищена от влаги, и я не чувствовал ни одного признака дрожи в стенах. Если башня простояла все эти годы, то есть больше века, вероятность ее обрушения в ту ночь из всех тридцати шести с половиной тысяч ночей была такой крошечной, что об этом даже не стоило переживать.

Кстати, домики на деревьях. Я прочитал несколько книг, в которых дети играли в домиках на деревьях. Когда-то я мечтал спать на дереве, чтобы листья вокруг меня шуршали на ветру, словно волны. Но проблема всех островов в том, что на них не растут деревья. По крайней мере настоящие деревья. Ветер стирает все до высоты вереска, и лишь немногие деревья вырастают чуть выше человеческого роста. На них невозможно вскарабкаться, не говоря о том, чтобы построить дом. Смотровая площадка казалась лучшим домиком на дереве в мире.

Люди, оставившие свечи, веселились здесь, когда в мире, стареющем и умирающем, творились ужасные вещи. Теперь мне кажется немного безумным то, что я тоже собирался заняться чем-то веселым после всех тяжелых событий в моей жизни.

Снизу послышался лай Джипа. Я спустился, чтобы сказать ему, что со мной все в порядке и мы будем ночевать наверху. Одеял тут достаточно для нас обоих. Когда шторм стихнет, я собирался разложить карту Брэнда на полу и проверить, смогу ли я сопоставить пейзаж с очертаниями на бумаге. Поэтому я убедил себя, что у ночевки в небе был практичный и разумный смысл.

Поднимаясь на вершину башни, я оставил рюкзак на полпути внизу, не желая тащить его наверх. Теперь я спустился за ним и повел за собой сопротивляющегося Джипа.

Он тут же заметил стеклянный пол, и это ему не понравилось. Он улегся посередине, где пол был непрозрачным, и смотрел на меня так, словно я самый большой дурак в мире, что привел его сюда.

Шторм разыгрался не на шутку, и это выглядело невероятно. Небо потемнело, а потом помрачнело еще больше, когда воздух прорезали серые нити дождя. Я отчетливо видел, как они доходили до воды, украшенной белой пеной.

Жаль, я не родился в то время, когда люди летали на самолетах. Мне бы хотелось подняться выше облаков и посмотреть на них с высоты. Ты когда-нибудь летал на самолете? Видел, как выглядят облака сверху?

Я разложил одеяла и дождался, пока Джип уляжется рядом со мной, а потом укрыл нас еще двумя. Затем сел и начал разглядывать море и сверкавшие вдалеке молнии. Джип, никогда не любивший грозу, лаял в ответ на гром из-под одеял. В такие моменты он сильнее прижимался к моей ноге. Я положил руку ему на шею, на знакомую волнистую шерсть, и сказал, что к утру буря стихнет.

Это немного успокоило его, и лай превратился в ворчание. Мне самому хотелось верить в эти слова. Наверное, после перекуса мне стало бы легче, но усталость одержала верх, и я заснул.

Гром по-прежнему гремел, когда я проснулся, но дождь закончился, и раскаты доносились издалека. Паузы между молниями и громом были достаточно долгими, и я понял, что шторм бушевал в десяти-двенадцати милях от нас. Джип ворочался во сне. Я аккуратно отодвинулся, чтобы не разбудить его, и посмотрел на пристань.

Море было неспокойным, но облака слегка разошлись, и кусочек луны отбрасывал свет на поверхность воды. Мне показалось, что я увидел останки «Доброй надежды», все еще привязанной к большому расплавленному колесу, но скорее всего это оказалось лишь игрой воображения. Когда взошло солнце, ее там не было. Но к тому времени я принял решение, и вид сгоревшей лодки не разубедил бы меня. Море смыло предупреждение Брэнда, оставленное им на песке. Оно бы тоже ничего не изменило. Как я уже сказал, надпись лишь доказывала, что Брэнд умел писать. Но не читать хорошие книги и делать правильные выводы. Иначе он бы не сжег мою лодку и не велел мне возвращаться домой.

Ты сжигаешь лодки, чтобы твои солдаты не могли сбежать домой и остались сражаться. Так сделал Эней. Он привел в Италию тех, кто пережил падение Трои, и основал империю в Риме. А еще испанский мореплаватель, чье имя я забыл. Он