Хождение под мухой - Дарья Донцова

– Почему же самого ленивого? – удивилась я. – Я думала, лучших избирали.

– Кто же позволит хорошему работнику предприятие покинуть? – справедливо заметила Капа. – Нет, старались от балбесов и бездельников избавиться. Не умеют ничего делать? Пусть заседают. Вот я несчастная и мучилась: справа слесарь, слева ткачиха. Темные совсем! Ужас! Хорошо еще, если понимали, что лучше помолчать. А встречались такие, которые во все вмешивались, в особенности учительницы. Я, если видела, что заседатель педагог, прямо синела. Все, судебный процесс превратится в родительское собрание вкупе с педсоветом. Слышь, Лампа, я возьму твой красный свитер, мне такой цвет очень к лицу.

Выпалив последнюю фразу, она полетела в мою комнату. Я вздохнула. Теперь понятно, отчего при каждой возможности Капа поминает Конституцию.

Утром я принялась названивать Маркиной. Трубку сняли после третьего гудка. Сонный женский голос произнес:

– Алло.

– Центр трансплантологии вас беспокоит, – бесстрастным голосом рявкнула я, – у нас тут Маркина Лариса Михайловна указана…

– Простите, – ответила женщина, – Лариса умерла.

– Интересное дело, – я продолжала разыгрывать из себя бездушную медсестру, – почему нас в известность не поставили, а? Мы тут донора ей подыскиваем.

– Ошибка вышла, – совершенно спокойно ответила тетка, – мы все сообщили, небось у вас в документах бардак.

– Нам требуется копия свидетельства о смерти, – наседала я.

– Вот придумали, – вспылила баба, – вам надо, вы за ним и приезжайте, что это мне через весь город переть?

– А с кем я разговариваю?

– Маркина Антонина Михайловна, старшая сестра Ларисы, – буркнула тетка, – сводная, по отцу.

Похоже, родственница не слишком убивается по сестре. Отметив сей факт, я изменила тон:

– Вы правы, Антонина Михайловна, тут такой бардак в регистратуре, конь ногу сломит, никакого порядка. Половина бумаг потеряна. А меня назначили месяц тому назад начальницей канцелярии, уж извините за бестактный звонок.

– Ничего, – вздохнула Антонина, – работа есть работа, я сама с документами в бухгалтерии дело имею. Знаю, какой геморрой начинается, коли листок потеряется!

– У вас копия свидетельства о смерти есть?

– Конечно.

– Можно мне за ней подъехать?

– Пожалуйста, – пошла мне навстречу Антонина, – в любое время, я руку сломала, вот и кукую дома.

Примерно через час я карабкалась вверх по грязным ступенькам пятиэтажки. Ну кто придумал дома без лифта? Ладно я, иду налегке, а если в каждой руке и в зубах по сумке, да на горбу одетый по-зимнему ребенок с санками. И вообще, как жильцы втаскивают наверх коляски, велосипеды и мебель? Отдуваясь, я полезла на самый верхний этаж и позвонила в нужную квартиру.

Раздался многоголосый лай, и на лестницу вылетели две небольшие, палево-серые собачки с умненькими складчатыми мордами. Мопсы!

– Эй, Кара, Надина, домой! – раздался оклик.

Но собачки не собирались слушаться хозяйку. Они весело крутились около моих ног. Я наклонилась и погладила их нежные, шелковые спинки.

– Любите животных? – улыбнулась Антонина.

Я посмотрела на нее. Излишне полная женщина, явно отметившая тридцатилетие.

– У меня дома тоже две мопсихи, Муля и Ада.

– Одной бы вполне хватило, – вздохнула хозяйка, загоняя в квартиру вертящихся собак, – только когда я Кару покупала, заводчица сообщила, будто мопс – стайная порода, один не живет, вот я и приобрела еще в придачу к ней Надину.

Я рассмеялась:

– Вас обманули, впрочем, как и нас. Нам рассказали ту же сказочку о «стайности» мопсов, не верьте. Великолепно живут одни в семьях, просто заводчикам охота продать помет побыстрей.

Из глаз Антонины ушла серьезность.

– Да вы проходите, раздевайтесь. Совсем не жалею, что купила двух собак, от них одна радость.

– Вот тут я согласна с вами целиком и полностью.

– Кормите «Педигри палом»?

– Упаси бог, выглядит как отрава. Мне самой совсем неохота есть эти противные комья, отчего же моей собаке должно быть приятно.

– А консервы «Чаппи» жутко воняют, – подхватила Антонина.

– Мы кашу варим, на мясе. Овсянку, гречку, рис…

– Я на индюшатине делаю, попробуйте, – посоветовала Тоня, – очень вкусно.

Мы обсудили собачью диету, витамины для псов, поговорили о расческах, когтерезках и поделились опытом чистки ушей. Потом Антонина, вздохнув, положила передо мной листочек. Я взяла бумажку. «Свидетельство о смерти»: Маркина Лариса Михайловна, 1984 года рождения.

– Вот уж горе так горе, – вздохнула я, – и не пожила как следует, ребенок совсем.

– Знаете, что я вам скажу, – нервно воскликнула Антонина, – горе было с ней жить, прямо беда, катастрофа… Нет такого слова, чтобы описать. Всех измучила, умерла и освободила нас.

– Зачем вы так? – тихо сказала я. – Она вам сестра!

– Сводная, – ответила Антонина, – отец второй раз женился, и на свет появилась эта чертовка, прямо наказание божье.

– О мертвых принято говорить только хорошее.

– Ага, – подскочила Антонина, – а когда ничего светлого припомнить нельзя!

– Такого не бывает! Зачем вы о ребенке так плохо…

– Ребенок! – окончательно вышла из себя собеседница. – Это мы с вами рядом с ней дети. Вот послушайте, какие, с позволения сказать, детки встречаются.

Ларисочка родилась в нормальной, хорошей семье, у любящих отца и матери. Особого богатства в доме не наблюдалось, но голодными не ходили и имели весь нехитрый набор людей со средним достатком: трехкомнатную квартиру, старенькие «Жигули», щитовой домик на шести сотках. Ларочка ходила в школу, дружила с одноклассницами, а сводную сестру Тоню считала кем-то вроде второй матери. Оно и понятно, между родственницами было двадцать лет разницы.

Мать Антонины давным-давно умерла, отец долго ждал и, только когда дочь пошла в институт, женился на Марине, которая и родила ему Ларису. Поэтому никакой ненависти Тоня к мачехе, кстати, ненамного старше ее самой, не испытывала. Наоборот, они дружили, никогда не спорили, кому заниматься домашним хозяйством, и души не чаяли в Ларочке. А последняя росла беспроблемным ребенком, принося в дневнике одни пятерки. Жить бы да радоваться. Но все резко переменилось, когда Ларисе исполнилось тринадцать.

Она принялась прогуливать школу, грубить родителям… Сначала все списали на трудный подростковый возраст. Потом Лара начала пропадать на ночь, возвращалась грязная, иногда побитая. Отец и мать то хватались за ремень, то осыпали дочурку поцелуями. Но им и в голову не приходила истинная причина столь безобразного поведения, пока один раз Ларе не стало так плохо, что перепуганные родители вызвали «неотложку». Приехавший доктор мигом прояснил ситуацию. У Ларисы ломка, она наркоманка. Сотни людей, узнав о том, что их дети сели на иглу, проходят один и тот же путь, переходя попеременно от отчаяния к надежде и снова к отчаянию.

Марина сделала для Ларисы все, что смогла. Она протащила ее по наркологам, экстрасенсам, колдунам, бабкам-шептухам. Несколько раз девочку укладывали в специализированную клинику… Наконец чудо свершилось. Продав дачу и машину, отец отвез Ларису в Узбекистан, к доктору Наргалиеву, о котором в среде родителей детей-наркоманов ходили фантастические рассказы. Якобы Наргалиев творил настоящие чудеса, вытаскивая буквально с того света обреченных людей.

Если сказать честно, родители не слишком-то рассчитывали на успех, но решили использовать все возможности. И вот случилось то, чего никто не ожидал. Лариса вернулась домой нормальным человеком.

– Все деньги в ее лечение вбухали, – пояснила Антонина, – у меня как раз Костик родился, знаете, как дача нужна! Пришлось снимать, а все из-за Ларисы, считайте, семья только на нее работала. И ведь хитрая какая! Вернется после очередного курса дезинтоксикации тише воды, ниже травы. Родственникам на шею кидается: простите, это больше никогда не повторится. Отец с матерью в слезы: естественно все забывают, а она через месяц, глядишь, опять никакая является, и по новой поехало. У меня к ней любви не осталось. Она-то с нами не слишком считалась. Пока возможность есть, колется, курит, с парнями таскается, домой не приходит, а если явится, грубит в лицо. Как хвост прижмет, сразу ангелом становится и ну стонать, да плакать. Хитрая, сил нет, а родители верили ей, каждый раз считали, что дочурка искренне решила завязать.

Доктор Наргалиев, похоже, хорошо знал свое дело. После месяца, проведенного в Узбекистане, Лариса больше не хваталась за шприц, зато пришла другая беда. У девочки стали отказывать почки. И снова потянулись больницы, больницы, больницы. Потом прозвучало слово «трансплантация»… Опустив кучу подробностей, скажу только, что в конце концов Марина вышла на Рыбакову. Вновь встал вопрос о деньгах. Пятнадцать тысяч – огромная сумма для Марковых. Ее собирали, продав буквально все что можно: старинные часы, серебряные ложки, украшения матери и старшей сестры, влезли в долги…