Пламенная нежность - Дженнифер Маккуистон

Патрик нерешительно протянул руку:

– Я рад, Уиллоуби.

Кузен, с секунду поколебавшись, ответил крепким рукопожатием: – Взаимно, Хавершем.

Этот публичный жест слегка разрядил напряжение, охватившее толпу. Дворецкий, придя наконец в себя, закрыл входные двери и отвесил Патрику запоздалый, однако почтительный поклон:

– Добро пожаловать домой, милорд!

Патрик слышал эти слова из уст мистера Питерса без малого тысячу раз, но они всегда были обращены к отцу. Теперь, когда они адресовались ему, Патрик, в который уже раз, задумался: не совершает ли он непоправимую ошибку? Ведь мистер Чаннинг понятия не имел, каково это – быть графом. Да, собственно, никогда и не желал этого знать.

Он хотел одного – сбросить с плеч тяжкий груз подозрений в убийстве и сделать все, чтобы его семья не влачила жалкое существование. А для этого ему необходимо было возложить на себя тягостное бремя графского титула…

Мистер Питерс тем временем разогнал по своим местам праздношатающихся любопытных слуг, приказав одной из служанок вытереть с пола лужу. Гости тоже начали расходиться, однако, судя по неодобрительным взглядам, которые многие бросали на мистера Чаннинга и его супругу, Патрик мог только догадываться, что у них на уме. Ну и ладно – Бог даст, завтра большинство уедут в Лондон. Родственнички, как и обычно, загостились…

Когда холл наконец опустел, Патрик почувствовал, что вновь может свободно дышать. Остались лишь его мать, Джулиана и лорд Эйвери. Глаза вдовствующей графини влажно поблескивали – однако это были вовсе не те слезы, что она проливала в день смерти Эрика. Патрику стало мучительно стыдно – ведь причиной материнских слез был он.

– Мне так жаль, что тебе пришлось в одиночестве пережить отцовскую кончину, – нежно произнес Чаннинг.

– Меня утешали твои письма. Но я счастлива, что ты наконец вернулся домой!

Патрик заморгал:

– Мои… письма?

Он ни разу не написал матери, считая это излишним в печальных обстоятельствах. Он полагал, что она знать его не желает!

– Твой отец читал мне вслух эти письма. Я храню их все до единого. – Губы ее задрожали. – На тот случай, если они понадобятся твоему защитнику в суде, в качестве доказательства того, где ты был все эти месяцы.

– Так ты знала, что отец все это время состоял со мной в переписке? – с изумлением спросил Патрик.

– Я понимала, что, покуда дело не улажено, нужно соблюдать предельную осторожность. Слава богу, я знала, что ты в безопасности, а не сидишь в темнице с веревкой на шее. – Рука матери стиснула его ладонь. – Мэри и Элинор будут счастливы увидеть тебя целым и невредимым. Когда ты уехал, они несколько недель кряду проплакали.

От мысли, что десятилетние сестрички-близняшки так горько переживали его отъезд, Патрику стало совсем худо. Он-то воображал, будто родные все еще винят его в гибели брата, что на этой почве в семье случился серьезный разлад… А оказалось, что его исчезновение опечалило домашних почти так же, как смерть Эрика.

Лорд Эйвери гневно указал рукой в сторону лестницы:

– Нам лучше продолжить разговор в кабинете, Хавершем.

Джулиана сделала шаг вперед, но отец жестом остановил дочь:

– Я хочу побеседовать с ним наедине. А ты пойдешь наверх и не станешь нам мешать, служанка покажет тебе твою комнату.

Джулиана вспыхнула до корней волос:

– Но, папа…

– Иди, Джулиана! – Тон отца не допускал возражений.

На лице Джулианы появилась уже такая знакомая Патрику улыбка, и он засомневался, что она покорится. Впрочем, требование лорда Эйвери он считал вполне справедливым. Если отец Джулианы пылает праведным – воистину праведным – гневом и желает излить его, то лишние уши ему не надобны.

– Пожалуй, так будет лучше, Джулиана, – кивнул Патрик. – Боюсь, разговор нам предстоит малоприятный. Ни к чему тебе очередное унижение.

– Но я желаю присутствовать при вашем разговоре! – Голос Джулианы зазвучал громче и требовательней.

Патрик испытал сильное искушение последовать примеру лорда Эйвери и строго приказать Джулиане идти к себе – ведь он ее супруг, то есть человек, которому она поклялась повиноваться. Впрочем, мистер Чаннинг всерьез подозревал, что слова брачной клятвы Джулиана считала сентиментальным бредом. И хотя его жена все еще оставалась для Патрика загадкой, одно он уже усвоил твердо: никто не в силах принудить Джулиану сделать то, чего она не желает.

Джулиана еще крепче обняла собачку, которую по-прежнему держала на руках:

– Но я вовсе не менее виновна, чем ты, и…

– Ты заметила, что твоя собака поранена? – прервал ее Патрик, разглядев небольшое пятнышко крови на нежно-лавандовом корсаже супруги.

Привычными движениями он обследовал болонку и обнаружил небольшую ранку на ее правом плече. «Отлично сработано, Джемми…» Наверное, эта мысль была совсем негуманной, однако учитывая, что болонка вцепилась бедняжке Джемми прямо в глотку, Патрик невольно порадовался тому, что его пес не окончательно покрыл себя позором…

– Как? О-о-о, Констанс… – Личико Джулианы побелело, почти сравнявшись по цвету с шерстью собачки. – О боже! – ахнула она. – Ты и вправду в крови!

Когда Патрик принялся осматривать рану более тщательно, Констанс оскалилась на него и зарычала. Похоже, нрав у белоснежной болонки был похуже, чем у иной дворняжки, и заставлял предположить, что в число ее предков неведомым образом затесалась канализационная крыса.

Ранка оказалась маленькой и неопасной, однако кровоточила, и Патрик воспользовался этим обстоятельством.

– Ну, рана неглубокая, на первый взгляд… однако если ее не промыть, то она может воспалиться. Тебе следует позаботиться о Констанс как можно скорей.

Джулиана прижалась щекой к мордочке любимицы:

– Неужели все так серьезно? Может быть прислуга промоет ранку?

– Мне не хочется, чтобы кто-то из слуг получил смертельные увечья, – многозначительно произнес Патрик.

Джулиана, сощурившись, внимательно на него поглядела:

– Да, Констанс временами бывает совершенно несносна…

– И, полагаю, Джемми теперь вполне в курсе дела. Так что промыть рану может лишь тот, кого собачка хорошо знает, – то есть ты.

Улыбка исчезла с лица Джулианы, что Патрик истолковал как доброе предзнаменование. Она явно взвешивала все «за» и «против» – и вот наконец кивнула:

– Разумеется, ты совершенно прав. – Подавшись к мужу и понизив голос до шепота, Джулиана прибавила: – К тому же мне самое время попрактиковаться в навыках медсестры – подозреваю, после беседы с моим батюшкой они могут тебе потребоваться!

– Я провожу тебя наверх, в комнату Патрика, – вмешалась вдовствующая графиня. – Там все осталось так, как было при нем: лекарства, бинты – все аккуратно сложено. Уверена, ты найдешь там все необходимое.

– Буду вам очень признательна… – Взгляд Джулианы вновь устремился на отца: – Но… прошу тебя, будь помягче с Патриком. Последние несколько дней у него выдались весьма трудные.

Эйвери вновь рассвирепел:

– Что ж, тогда еще один непростой час погоды не сделает!

Глава 14

Когда Патрик сел за отцовский письменный стол, напротив виконта Эйвери, солнце уже садилось. Он невольно вспомнил, какое тяжелое чувство испытывал в этом кабинете без малого год назад, видя отцовское горе. Сидеть сейчас, перед отцом Джулианы, словно какой-нибудь проштрафившийся ученик, было просто унизительно.

– Черт вас возьми, Хавершем! – Лорд Эйвери со всего размаху стукнул кулаком по столу – так что подпрыгнула чернильница. – Я полагал, что заслужил по крайней мере, чтобы у меня попросили руки моей дочери!

Вдыхая такой знакомый аромат сигар, бренди и кожаных книжных переплетов, Патрик уносился мыслями в прошлое. Это был запах его отца… Боже праведный, неужели у него так никогда и не будет возможности оплакать отца как положено?…

Но лорд Эйвери ожидал ответа, и Патрик сосредоточил все внимание на седовласом джентльмене, ближайшем друге покойного графа. Сидящий в кресле напротив лорд Эйвери пребывал в настроении, весьма далеком от благодушного. Впрочем, Патрик его не винил. Соблазнение единственной дочери он, вполне возможно, приравнивал к убийству… Хотя в этом прегрешении Патрик всецело чувствовал себя виновным.

– Объясните мне, ради господа бога, как она вообще очутилась в Шотландии! – бушевал отец Джулианы. – И почему мои лондонские слуги молчали как рыбы о том, что она исчезла?

Невзирая на крутой нрав, лорд Эйвери обожал единственную дочь – это всем было ясно – и вполне заслуживал заверений в том, что может быть спокоен за будущее Джулианы. И все же Патрик решительно не видел повода для пространных словоизлияний о великой любви. К тому же, учитывая обстоятельства, Эйвери вряд ли в такое поверит.

– А разве ее ожидали в Лондоне? – спросил Патрик. – Она сказала мне, что отправилась в Шотландию сразу после похорон моего отца.