Письма (1857) - Федор Достоевский

Ф. Достоевский.

Р. S. Поблагодарите Василия за письмо. Мой поклон ему. Что сталось с Нововейскими? На днях напишу Михаилу Александровичу.

165. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ

29 октября 1859. Тверь

Тверь, 29 октября 59.

Спешу написать тебе только два слова, голубчик мой. Буквально нет времени. Здесь С. Д. Яновский, и я иду теперь к нему, в гостиницу; да на почту еще надо зайти деньги получить. Благодарю тебя за деньги. Но к делу: не топите меня живого! Нет возможности (я убедился в этом) кончить раньше 1-ю часть, то есть не на 12-й главе. Ради Христа, спаси меня. Проси, умоляй. Покажи мое письмо Анд<рею> Александровичу. Некрасов и тот сразу решил, что остановиться не на 12-й главе значит сразу манкировать весь эффект. Если остановиться на другой главе, то, значит, не иначе как заключить главою " Ваше превосходительство", так что глава "Мизинчиков" будет начинать 2-ю часть. Но вспомни, посуди сам: возможно ли это? 12-я глава - единственная, где можно кончить. Эффект пропадает. Можно ли до такой степени идти против себя, быть себе же врагом, портить то, что у себя же в журнале печатано? Проси, умоляй, настаивай, ради бога! Да отвечай скорее, как решилось. До твоего ответа я буду в лихорадке.

Ах, голубчик, как бы ты разодолжил меня, если б в корректуре своею рукою повычеркал вон в 1-й главе хоть половину того, что я приписал туда, когда ты был в Москве. Плохо я сделал этой переправкой. Глава невыносимо скучна и длинна, да еще 1-я.

Прощай. Я немного хвораю (не беспокойся, геморроем). Яновский сегодня уезжает. Когда будешь читать письмо это, он уже будет в Петербурге.

Твой Д<остоевский>.

Р. S. О моей просьбе ничего не слышно. Нет ответа. Получил письмо от Врангеля.

166. А. Е. ВРАНГЕЛЮ

31 октября 1859. Тверь

Тверь 31 октября 59.

Благодарю Вас от всей души, добрый друг мой, за все Ваши старания об мне. Поблагодарите за меня тоже Эдуарда Ивановича. Я бы ему сам написал; но всё думаю, что, может быть, скоро буду в Петербурге и тогда уж лично буду у него. А между тем, несмотря на мои надежды, я не знаю, что и придумать. Решительно, как повешенный между небом и землею. Вы знаете, что я написал прямо к государю и что письмо мое отослано здешним губернатором гр. Барановым Адлербергу, который передаст его государю императору лично. Вот уж 12 дней как пошло письмо. Не знаю и не слыхал ничего: было ли оно показано государю императору? Если б было показано, то, может быть, сейчас же был бы и ответ; по крайней мере, гр. Адлерберг мне написал бы что-нибудь о результате подачи письма гр. Баранову, нашему губернатору; а гр. Баранов мне бы сейчас сообщил. Но ничего нет покамест. Теряюсь в догадках. Думаю (что, впрочем, очень вероятно), не отослал ли его император<ское> величество мое письмо князю Долгорукому, чтоб спросить его: не существует ли против моей просьбы каких-нибудь особенных препятствий? (Так, мне кажется, и должно идти дело; это формальный ход.) Но так как против меня решительно не может быть никаких особых препятствий (это я знаю наверно) и так как князь уже обещал Эд<уарду> Ив<анови>чу обратить внимание на мое дело, - то, мне кажется, он бы не мог задержать его. Неужели станут делать у гр. Баранова как у губернатора г. Твери обо мне справки, то есть о моем поведении? Не думаю. Ведь гр. Адлерберг подаст письмо от имени гр. Баранова. Чего же больше? (значит, гр. Баранов находит меня достойным, если сам за меня хлопочет). К тому же, если б были официальные справки, гр. Бар<анов>, я думаю, уведомил бы меня об этом и я бы знал. Друг мой, я знаю, Вы меня любите и мне не откажете. Попросил бы я Вас, но не знаю, о чем и просить. Вот в чем дело: хорошо было бы справиться, но у кого? Беспокоить Эд<уарда> Ив<ановича>? Спросить через кого-нибудь (не слишком оглашая дела) у Адлерберга? справиться у Долгорукова? - Решительно не знаю, как и придумать. Если услышите что-нибудь, сообщите, ради бога, умоляю Вас, добрейший Александр Егорович. Жду не дождусь. Живу точно на станции. Даром теряю время и проигрываю по делам. А у меня дела по продаже моих сочинений, то есть денежные; следовательно, для меня важные. Я ведь этим только и живу. Но, впрочем, еще не теряю надежды. Бог и государь милостивы...

Прочел с крайним участием Ваше письмо. Что это Вы мне пишете, дорогой мой, о своем сердце, что оно уже не может жить по-прежнему? И когда же? В 26 лет. Но разве это возможно? Просто Вы сами не знаете Ваших сил. Выдержав два раза сердечную горячку, Вы думаете, что истощили всё. А впрочем, это естественно думать. Когда нет нового, так и кажется, что совсем уже умер. Так и все думают. Но сердце человеческое живет и требует жизни. Ваше тоже требует жизни, - и это-то и есть признак его свежести и силы. Оно ждет и тоскует. Но подождите. Жизнь возьмет свое, я уверен. Много еще впереди... Как, впрочем, желал бы я видеться и поговорить с Вами! О Полонском я слышал много хорошего. (1) Вашего Дм<итрия> Болховского я здесь встречал. Но о Львове не имею понятия. Что за история в Бадене? Решительно в первый раз слышу. Фу, боже мой! Сколько прошло с тех пор, как мы не видались! И Вы и я пожили и много прожили. (2)

В Твери мне решительно скучно, хотя тут и есть 2-3 человека. Книги Ваши некоторые спасены, хотя и поистерлись немного дорогой. А из минеральной коллекции был у меня только список (теперь затерянный) и не более 3 или четырех штук минералов. Я их оставил в Семипалатинске. Куда девалась (3) вся коллекция - не знаю. Ягдташ же Ваш и маленький кинжал (как лежавший в чемодане) я почел своею собственностью, так как Вы мне всё подарили, и, уезжая, подарил в свою очередь между прочим кинжалик Валиханову. Уж за это простите. Валиханов премилый и презамечательный человек. Он, кажется, в Петербурге? Писал я Вам об нем? Он член Географического общества. Справьтесь там о Валиханове, если будет время. Я его очень люблю и очень им интересуюсь. Прощайте, друг мой. Обнимаю Вас. Хотел было написать больше; но спешу. Авось увидимся. Дай-то бог.

М<ария> Дмитрие<вна> Вам кланяется.

Ваш весь Достоевский.

(1) в подлиннике: хорошо

(2) далее было начато: Как

(3) было: делась

167. Э. И. ТОТЛЕБЕНУ

2 ноября 1859. Тверь

Ваше превосходительство,

милостивый государь Эдуард Иванович,

Не знаю, как и благодарить Вас за письмо Ваше и за всё, что Вы для меня делаете. Да вознаградит Вас бог. Но я перед Вами виноват, хотя и неумышленно. После письма моего к Вам я, по совету некоторых лиц, берущих во мне участие, написал письмо к государю. В письме моем я просил о дозволении жить в Петербурге, а вместе с тем и о помещении моего двенадцатилетнего пасынка в одну из петербургских гимназий; а если невозможно в гимназию, то в один из петербургских кадетских корпусов. Вот сущность письма моего. Здешний тверской губернатор граф Баранов, который берет во мне искреннее участие, взялся переслать письмо мое от своего имени родственнику своему г<енерал>-ад<ъютанту> графу Адлербергу, для вручения его императорскому величеству. Уже две недели как пошло это письмо, но от графа Адлерберга до сих пор еще нет никакого известия. Вина моя перед Вами в том, что я, прося Вас быть ходатаем за меня у князя Долгорукого, не уведомил Вас до сих пор о письме моем к государю-императору. Но Вы простите мне, благороднейший Эдуард Иванович! Вина моя неумышленная. Я ждал ответа от Александра Егоровича Врангеля. Но он был в деревне и уведомил меня о передаче Вам письма моего почти неделю спустя, как я послал мое письмо государю. В ответ на его письмо я просил его известить Вас о новых мерах, принятых мною. Главное же: отослав письмо мое к государю-императору, я очень надеялся, что получу скоро ответ от графа Баранова через г<рафа> Адлерберга. Тогда я, в ту же минуту, был бы в Петербурге и благодарил бы Вас уже лично. Если кто искренно, со всею теплотою благородного сердца жалел меня и помогал мне, так это Вы. Я это знаю, чувствую, а сердце мое умеет быть благодарным.

Вы сделали для меня более всех и особенно теперь, получив обещание от князя Долгорукого и согласие его на жизнь мою в Петербурге. Государь-император, прочитав письмо мое, непременно спросит у князя сведений обо мне, то есть не существует ли насчет меня особенных замечаний? Я уверен, что таких замечаний против меня нет. Но за справками дело бы могло затянуться. Теперь же, по Вашей просьбе, князь обратит особенное внимание на мое дело. По наставлению Вашему я сегодня же отсылаю письмо к князю, а вместе с тем и к генерал-адъютанту Тимашеву. Я благодарю их обоих, объясняю в подробности мою просьбу, прошу их содействия и каждого из них уведомляю о письме моем к государю-императору. Граф Баранов, с своей стороны, немедленно хочет написать обо мне князю Долгорукому.

Надеюсь на великодушного нашего царя. Дай ему бог видеть успех своих великих начинаний. Как Вы счастливы, Эдуард Иванович, что так близко к лицу его можете служить ему!