Письма (1857) - Федор Достоевский

Достоевский Федор Михайлович

Письма (1857)

1857

120. А. Е. ВРАНГЕЛЮ

25 января 1857. Семипалатинск

Семипалатинск. 25 февраля (1) 1857.

На письмо Ваше, бесценный друг, бесценный брат мой, отвечаю этим коротеньким письмецом. Прошу Вас, не считайте мое письмо ответом на Ваше, а только предисловием к ответу. Писать я Вам буду очень скоро, именно 10-го февраля, а если удастся, то и раньше, 3-го февраля. Да, друг мой незабвенный, судьба моя приходит к концу. Я Вам писал последний раз, что Мар<ья> Дм<итриев>на согласилась быть моею женою. Всё это время я был в ужаснейших хлопотах, как не потерял голову. Надо было устроить возможность свадьбы. Надо было занять денег. Я крепко надеюсь, что мне в этом же году что-нибудь позволят напечатать и тогда я отдам. В ожиданье же надо было занять во что бы ни стало. У меня был только один человек, у которого я мог просить - Ковригин. Но он всё время был в Омске, наконец воротился и по первому моему слову дал мне 600 руб. серебром, помог мне как брат родной. Я взял с условием воротить не ранее как через год. Он просил не беспокоить себя. Это благороднейший человек! Только 3 дня тому, как я получил деньги, и в воскресенье 27-го еду в Кузнецк на 15 дней. Не знаю, успею ли в такой короткий срок доехать и сделать свадьбу. Она может быть больна, она может быть не готова или н<а><прим>ер, не станут венчать в такой короткий срок (ибо нужно много обрядов) - одним словом, я рискую донельзя, но никак не могу не рисковать, то есть отложить до после святой. Нет никакой возможности откладывать по некоторым обстоятельствам, и потому надо сделать одно из решительных дел. Как-то надеюсь, что удастся. Во всех моих решительных случаях мне сходило с рук и удавалось. Но тысячи хлопот в виду. Уж одно то, что из 600 руб. у меня почти ничего не останется по возвращении в Семипалатинск: так много и так дорого всё это стоит! А между тем я едва мог купить несколько стульев для мебели - так всё бедно. Обмундировка, долги, (2) плата и необходимые обряды и 1500 верст езды, наконец, всё, что мог стоить ее подъем с места, - вот куда ушли все деньги. Ведь нам обоим пришлось начинать чуть не с рубашек - ничего-то не было, всё надо было завести. Писал в Москву к родственнику и просил 600 руб. Если не пришлет, я погиб, по крайней мере месяцев 8 буду жить как нищий, то есть до того времени, когда, по расчетам, могу что-нибудь напечатать. Теперь я хлопочу, как угорелый, дела бездна и письмо это пишу к Вам, друг милый, в три часа ночи, а завтра в 7 надо уже быть на ногах. Много что через 2 недели буду отвечать Вам на всё подробно и ничего не скрывая. А теперь несколько слов, и то отвечу на главнейшее.

Во-первых, об X. Об ней теперь не скажу ни слова положительно. Я скоро буду иметь случай ее еще раз увидеть. Я так много имел бы и теперь рассказать! Но хочу рассказывать не догадками, а что сам увижу! Скажу только, что Вы правы. Гернгросс возбужден против Вас, но кем? Это другой вопрос. Еще скажу: утешьтесь, милый, бесценный друг, незабвенный мой ангел! После сами скажете: "Это счастье, что я расстался с нею!" Но довольно! До следующего письма об X.

Вы пишете (и совета просите) насчет брака с m-lle К. Но, друг мой, за глаза советов давать невозможно. Одно скажу: если Вы сами называете ее ангелом, то не упускайте случая быть счастливым на всю жизнь. Нет возможности не полюбить чистое, праведное создание, которое назовете своею женою и полюбите хоть не страстью, но святее и выше и прочнее, чем кого-нибудь, - будьте уверены. Это так мне кажется! Еще: Ваше положенье в семействе требует фактической независимости, иначе Вы будете несчастны, Вы не выдержите и, по крайней мере, будете неспособны хоть что-нибудь начать в жизни. Если отец Ваш готов обеспечить Вас и дать Вам 5000 руб. в год, то не упускайте этого из виду, но сделайте так, чтоб эти 5000 были верные и не зависели от того, как подует ветер, от расположения отца. Это необходимо. Вот Вам два слова об этом. В следующем письме буду писать об этом и выскажу всё, как я смотрю на это.

Благодарю Вас без конца за письмо Ваше, но ради бога пишите чаще, отвечайте мне тотчас же на это письмо, не дожидаясь второго. Адрес мой другие пишут прямо на мое имя. Но Вас попрошу писать на имя Ламота, с передачею Ф. М., то есть мне. Вы пишете о брате: мне жаль, что Вы с ним не сходитесь. (3) Я об нем бог знает с какого времени ни слуху, ни духу не имею. Он дает мне в 8 месяцев по 2 строчки, как милостыню, и никогда не пишет о нужном, а всё бог знает что. Чего он боится? Есть столько о чем надо написать и что можно написать. А я нуждаюсь в известиях. Он мне ни слова не пишет о литературе, а ведь это мой хлеб, моя надежда. Хоть бы он отвечал мне только на мои вопросы. Н<а><прим>ер, я крайне нуждаюсь знать, что нынче антрепренеры литературные? Это для меня капитально. Боится, что ли, он? Не понимаю, не понимаю его, несмотря ни на какие его объяснения. Я знаю одно: это превосходнейший человек! Но что же с ним делается? Вы пишете, что я ленюсь писать; нет, друг мой, но отношения с М<арией> Д<митриевной> занимали всего меня в последние 2 года. По крайней мере жил, хоть страдал, да жил!

Хочу просить торжественно о позволенье печатать. Помогите, помогите мне, когда настанет время! Похлопочите о позволенье, по крайней мере, не оставляйте меня известиями. Поймите мое положение и будьте хоть Вы моим во всем хранителем, как до сих пор были!

До сих пор не знал наверно, где Ваши вещи и книги. Вы так положительно писали, что у Гернгросса, что я и сам это думал. Теперь оказывается, что они у Остермейера. Еду через Змиев, спрошу о них! Но не понимаю, как отошлю их Вам, ибо все уже отправились в Ирбит. Теперь поздно.

Р. S. Прилагаю мерку с головы для кивера. Бесценнейший Ал<ександр> Егор<ович>! Мне крайне нужны эти вещи. У нас нет ни за какие деньги, и даже мы не знаем хорошо настоящей формы. Надо: кивер, шарф, погоны, пуговицы, вот и все! Но где достать, коли нет. Вышлите, ради бога, поскорее.

Простите же, бесценнейший друг, что пишу так наскоро. Скоро напишу обо всем, а теперь до свиданья близкого. Обнимаю вас! Ради бога, пишите подробнее обо всем, особенно о себе.

(1) ошибка, следует: января

(2) было: должишки

(3) было: не сойдетесь

121. В. М. КАРЕПИНОЙ

23 февраля 1857. Семипалатинск

Голубчик мой, Варечка, прости ради бога, что пишу тебе наскоро. Но вот в чем дело: я ездил в Кузнецк на 15 дней, женился (6-го февраля), привез обратно жену, дорогой был очень болен (заболел в Барнауле, тем припадком, который имею постоянно и о котором писал тебе), несмотря на болезнь, продолжал путь и приехал домой в Семипалатинск 20-го числа февраля, больной и измученный от всей этой тревоги, от болезни и от дурных дорог. Жена больна от чрезмерной усталости, хоть и не опасно. Суди же, есть ли хоть минутка описать тебе всё подробно? Жена, несмотря на все свое желание, тоже не в состоянии писать тебе, тем более, что несмотря на хворость, хлопочет хоть как-нибудь устроиться на новом месте. И потому пишу тебе всего только несколько строк; но в самом скором времени напишу тебе еще письмо, вместе с женой, подробное и длинное. Теперь же жена обнимает, целует тебя и просит, чтоб ты ее полюбила. А она тебя любит давным-давно. Всех вас она уже знает от меня с самого 54-го года. Все письма твои я читал ей, и она, женщина с душой и сердцем, была всегда в восхищении от них. Уведомляю тебя, ангел мой, что дядюшке и тетушке я пишу с этой же почтой. Да благословит их бог! Признаюсь тебе, Варенька, искренно, что я, несмотря на их доброту и на всё, что они для нас сделали, не ожидал, что просьба моя к ним будет исполнена, и тем более я тронут этим! Ты пишешь, что тетушка сначала посердилась на меня. Я приписываю это ее же любви родственной и христианской ко мне; ибо как не озаботиться, как не покачать головой, как не сказать того, что она говорила: "Сам только что вышел из несчастья беспримерного, не обеспечен и тянет в свое горе другое существо, да и себя связывает вдвое, втрое". То же самое сказала и ты, мой ангел, в письме ко мне. Я понимаю, что нельзя было ответить иначе, и приписываю всё это вашему искреннему чувству ко мне. Дело же у вас за глазами, отдаленное; как тут судить! Но отвечу тебе: всё в руках божиих, а я, надеясь на бога, не задремлю и сам. Правда, хлопот в жизни больше. Есть обязанности строгие и, может быть, тяжелые. Но есть и выгоды для меня самого беспримерные. Не пишу их подробно, но они для меня очевидны. К тому же я не боюсь долга и обязанностей в одном отношении. Иногда долг и обязанности полезны в иной жизни, и полезно даже связать себя ими. Если человек честен, то явится и энергия к исполнению долга. А не терять энергию, не упадать духом - это главная потребность моя. Но довольно; будущее в руках божиих. Благодарю тебя и Верочку за старания ваши обо мне и за любовь вашу. В скорости напишу вам всем и брату Мише, тот, кажется, дал себе честное слово мне писать по одному письму в год, ни больше ни меньше. Если б ты знала, как мне горько это! Помог мне здесь один благороднейший человек, (1) очень добрый, с которым я всегда был в хороших отношениях. Он дал мне денег, почти без срока. Тем не менее надобно отдать как можно скорее. Прощай, голубчик мой, целую тебя и твоих деток и всех вас. Верочке то же. До скорого письма еще. Тогда напишу кое-что подробнее. Если б не легкая хворость, еще оставшаяся во мне, то я вполне был бы спокоен и счастлив. Прощай до свидания.