Сын - Филипп Майер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда я позабочусь, чтобы твой скальп остался при тебе.
— Какое счастье. — Эскуте печально качнул головой.
— У тебя есть отец, — сказал Неекару. — Уже за это можно быть благодарным судьбе.
— Твой отец умер достойно, он не потерял скальп. А сейчас он в счастливых охотничьих землях.
— Спасибо за добрые слова, Эскуте, и где же эти благословенные земли, интересно? Говорят, где-то на западе, там, где заходит солнце. Ты удивишься, но, знаешь, иногда мне очень хочется спросить совета у отца, почувствовать его ладонь на своем плече, но все вокруг уверяют, что отец ушел вслед за солнцем. А вот Тиэтети, который не знает наших обычаев, говорит, что если идти вслед за солнцем, то далеко на западе остановишься перед бескрайним озером соленой воды. И нет там никаких табунов резвых мустангов, которые скачут так быстро, что взмывают в небо; нет никаких земель, где не бывает ни жарко, ни холодно, где дичь сама надевается на твое копье и сама волшебным образом зажаривается и даже поливается жирным соусом из костного мозга.
— Прости, — опустил голову Эскуте. — Я не должен жаловаться.
— Вот — в кои-то веки твои губы произнесли правду.
— Ладно вам, — встрял я. — Скажите лучше, смогу я еще раз встретиться с Жуткой Лентяйкой?
— Насколько я знаю своего братца — нет.
— Трудно сказать, — проговорил Неекару. — Но вообще-то мечтать о ней — это очень плохая мысль, Жирному Волку это может не понравиться. Он поступил очень благородно и, наверное, просто хотел достойно выглядеть в глазах людей.
— Ей тоже понравилось, я точно знаю.
— Будь осторожен, мальчик, — предостерег Эскуте.
— Ей понравилось, потому что муж дал на это разрешение. Если что-то подобное случится без его позволения или если даже он просто заподозрит что-то, он отрежет ей нос и уши, изуродует лицо. Ну и с тобой произойдет что-нибудь подобное.
— В твоих интересах, — назидательно продолжал Эскуте, — чтобы он продолжал считать тебя юнцом, не представляющим угрозы. Это, в общем, так и есть.
— Лучше погляди на ее сестру, Цветок Прерий. Она пока не замужем.
— И не такая лентяйка. И, по правде говоря, не такая красотка.
— Но все равно хорошенькая. И умная.
— И за ней увиваются мужчины поважнее тебя, убившие не одного врага и угнавшие множество лошадей.
— Не говоря о том, что Эскуте трахал ее, так что почти наверняка уже кое-чем заразил.
— А еще лучше всерьез заняться стрельбой и верховой ездой, а все случившееся считать просто подарком Великого Духа.
— Скальпы и лошади, сын мой.
Я угрюмо молчал.
— Но если какая-нибудь другая девушка захочет навестить тебя ночью, по собственной воле, и умудрится пробраться мимо Неекару и меня, что маловероятно, тогда ты, конечно, можешь поиметь ее. Но вот наоборот — скажем, ты пообщался с девушкой и она тебе дала ясный знак, ну, к примеру, разрешила тебе засунуть в нее палец, пока она собирала дрова, то есть ты уверен, что нравишься ей, и тебе жутко хочется найти местечко, где бы перепихнуться с ней, и ты решишь навестить ее в типи…
— Ее отец убьет тебя на месте, — закончил Неекару. — Или кто-нибудь из родственников.
— И потом просто отдаст Тошавею лошадь в уплату за твою смерть.
— Короче, — подвел итог Неекару, — женщина, пока она не вышла замуж, может миловаться с кем пожелает и сама выбирает любовника. Но если она будет вести себя так же, выйдя замуж, ей отрежут нос.
— Так что мне теперь делать?
— Нет, только послушайте этого бледнолицего, — покачал головой Эскуте. — А он ведь потерял невинность только восемь часов назад.
— Мустанги и скальпы, — повторил Неекару. — Мустанги и скальпы.
Четырнадцать
Джинни Маккаллоу
В 1937 году ей исполнилось двенадцать, и в этом же году с фермы, расположенной неподалеку от ранчо МакКаллоу пропал человек по имени Уильям Блаунт, вместе с двумя сыновьями. Засуха разорила их, семья жила на серой муке и кроличьем мясе. Жена Блаунта сказала, что ее муж и мальчики ушли на участок МакКаллоу — там оставалось вдоволь воды и травы — охотиться на оленя, потому что есть нечего. Ни сам фермер, ни его сыновья не вернулись домой, а жена утверждала, что слышала выстрелы со стороны ранчо.
Всем было известно, что случится, если ступишь на земли МакКаллоу. Обе дороги в город вели через их участок в четверть миллиона акров, и если машина сломается, уж лучше пройти лишний десяток миль по дороге, чем срезать путь через пастбища — вас запросто могут принять за вора. После истории с Гарсия ранчо объявили охотничьим заказником, и теперь на МакКаллоу работали не только вакерос, но и егеря — теоретически государственные служащие — в качестве собственной службы безопасности. Поговаривали, что за год они хоронят втихомолку не меньше дюжины случайных нарушителей, бродяг-мексиканцев и браконьеров. Впрочем, кое-кто толкует и про две дюжины. Мало ли что люди болтают, отвечал на это отец. Но она-то видела, что ее братьям, для которых вакерос были почти членами семьи, в компании объездчиков неуютно.
На следующий день после исчезновения Блаунтов в парадную дверь позвонили. На пороге стоял шериф, один. Родом он был откуда-то с севера; по виду наполовину индеец, высокий и худой, выдубленная солнцем кожа, орлиный нос. Новый шериф сменил Бергера, ставленника ее отца, только потому, что потакал мексиканцам. Бергер охотился на землях МакКаллоу, одалживал их лошадей, а новый шериф Ван Зандт появлялся только в случае неприятностей. Или, как говорил отец, когда ему нужны были деньги.
На лестнице, как раз на площадке под огромным витражным окном от Тиффани, стояла кушетка, где удобно было валяться с книжкой. А еще оттуда можно было незаметно подслушивать, о чем говорят внизу. Она лежала там, в солнечных лучах, и разглядывала портреты членов семьи, развешенные вдоль всей лестницы: Полковник в форме Конфедерации, опирающийся на меч; покойная жена Полковника с тремя сыновьями. Ее и одного из мальчиков (Эверетта, это она знала) окружало неземное сияние, а вот Питер (опозоренный) и Финеас (его Джинни любила) выглядели вполне обыкновенно. Лестницу украшали также мраморные бюсты и херувимы.
Джинни прислушалась. Голос Ван Зандта:
— Я не хотел звонить.
Ответа отца она не разобрала.
— Люди говорят, мы должны поискать Блаунтов.
— Эван, если мы будем позволять шариться по нашей земле толпам народа всякий раз, как потеряется очередной грязный мексиканец…
— Это белый, и с ним были два подростка, люди очень возмущены, даже мексиканцы. Я никогда еще такого не видел.
— Ну, в этом как раз ничего нового, — фыркнул отец. — В округе полно тех, кто терпеть меня не может, если им не удается надуть меня, продавая лошадей.
Отношения между МакКаллоу и горожанами не так давно обострились. Треть города сидела без работы, а несколько месяцев назад выяснилось, что отец запретил строительство нового шоссе через свои земли, дорога же могла на тридцать миль сократить путь между Ларедо и Карризо-Спрингс. «Сан-Антонио экспресс» смаковал эту историю. То же самое они говорили про Кеннеди и Кинг Ранчо: Королевство-Крепость. Чернь неблагодарна.
— Чертов Рузвельт, — пробормотал отец. — Попомните мои слова, это были последние свободные выборы в стране. Мы на пороге диктатуры.
Наутро у главных ворот собралась толпа. И не расходилась весь день. Отец не пожелал выйти к людям поговорить; вместо этого он раздал полдюжины винтовок Томпсона тем из прислуги, кто умел с ними обращаться.
— Не выходи сегодня вечером на террасу, — предупредил ее отец. — Держись подальше от окон и не включай свет.
— А что с нами будет? — испугалась Джинни.
— Ничего. Это все мы видали уже много раз прежде.
Спать она отправилась рано, в восточное крыло, где располагались детские. При каждой детской была небольшая собственная терраса, где можно спать в жару. Джинни выключила свет и, поколебавшись минутку, выбралась на свежий воздух, нарушив приказ отца. Она устроилась на скамье и долго лежала, разглядывая звездное небо, прислушиваясь к ночным звукам: стрекот сверчков, уханье совы, коровье мычание, козодой, койоты. На скрип насоса, наполнявшего домашний резервуар с водой, она не обращала внимания. Заурчали древесные лягушки — к дождю. С соседней террасы донесся шорох — братец Пол.
— Это ты? — прошептала она.
— Ага.
— Как думаешь, чего будет?
— Не знаю.
— Это ведь ерунда, что они говорят про Блаунтов, да?
Тишина.
— Правда же?
— Не уверен, — пробормотал он в ответ.
— А Джонас и Клинт спят?
— Они с папой.
— Тебе видно, что там у ворот?
— Не приставай. — И после паузы добавил: — Не-а, ничего не видно.
— А что будет, если они сломают ворота?