Зона поражения - Александр Бородыня

В сторону Припяти по шоссе пронеслась машина. Максим Данилович замер. За первой машиной последовало еще две.

— Быстро! — скомандовала Зинаида. — Если они нас здесь застукают, может очень глупо получиться!

Она растворила задние дверцы кузова и забралась внутрь.

Максим Данилович стянул с кабины сырую тряпку и открыл дверцу. Ключи торчали в замке зажигания. Он услышал, как Зинаида громко и судорожно всхлипнула.

— Что?

Он подбежал и заглянул в темную глубину кузова.

— Принимай! — прозвенел из темноты голос Зинаиды. — Я буду подавать!

— Случилось что? — Он всматривался внутрь кузова, но, кроме бледного лица женщины, ничего разглядеть не мог.

Он протянул руки, предполагая взять коробку, и вдруг ощутил на пальцах что-то теплое. Тело студента, повернутое Зинаидой, свесилось вниз. Желтые круглые стекла отражали небо, в котором плавали черные ветви деревьев.

Выпущенная по машине автоматная очередь прошила кузов, в металле осталось восемь дыр. В Тихона попали только две пули, одна в коленную чашечку, другая прямо в сердце.

— Закопать бы его надо! — сказал Максим, загружая последнюю коробку в кузов запасного грузовика. — Не тащить же его с собой в Киев.

Зинаида кивнула.

— Не тащить! — Она распахнула дверцу. — Садись за руль. Сама все сделаю!

Разместившись в кабине, Максим Данилович наблюдал, как женщина подошла к машине, из кузова которой продолжало свешиваться мертвое тело. Как она медленно вынула большую металлическую канистру, сняла крышку и, широко размахнувшись, плеснула бензином внутрь кузова. Потом на мертвое тело. Обошла вокруг. Завинтила на канистре крышечку, швырнула ее в раскрытую дверцу кабины. В контрастном неярком свете отчетливо было видно, как примялась вечно задранная, веселая борода и как с запрокинутого мертвого лица скатываются мутные бензиновые капли.

Несколько минут Зинаида стояла неподвижно с опущенной головой. С серого низкого неба, с ветвей будто сочился, застревая, мелкий, еле различимый дождь. На шоссе было совсем тихо. Максим Данилович не выдержал и повернул ключ в замке зажигания. Зинаида от звука мотора вздрогнула, проснулась. Она вынула коробок спичек, чиркнула несколько раз.

Машина вспыхнула. Через две секунды Зина уже была на своем месте рядом с Максимом Даниловичем.

— Гони!

Колеса тяжело перевалились через край проселка и встали на скользкий асфальт, когда позади в лесу громыхнул взрыв. Рванула полупустая канистра в кабине. Звук взорвавшегося бензобака показался Максиму Даниловичу уже далеким. Разогнавшись на приличном покрытии, машина успела проскочить несколько километров.

Глава пятая

Припять в полдень

1

Зажужжал факс, но Макар Иванович даже не повернул головы. Устало облокотившись в теплом кресле, он не отрываясь смотрел на экран монитора. На экране, высвеченная синим, стояла надпись: «Подождите. Информация поступает». На столе рядом с клавиатурой поверх разбросанной веером свежей верстки лежала грязная фотография. Когда факс перестал звенеть, Макар Иванович взял авторучку и, прицелившись золотым пером в снимок, поискал немного. Но крестика, отмечающего единственного оставшегося в живых полевого командира по имени Ибрагим, найти не смог. Лица на загибающемся темном картоне были почти не различимы. Только пятна какие-то. Погибли в бою с «Москвой», снимок 88-го года, спортивная команда ДСО «Труд», настольный теннис.

— Не сумеем напечатать! — сказал он, не поворачивая головы. Паша сидел за своим столом рядом, только что он лихорадочно стучал по клавишам, а теперь задумался, перестал.

— Может быть, в лаборатории как-то вытянут? — предположил он. Макар не впервые сталкивался с безразличным, отстраненным голосом своего подчиненного. Мысли Паши явно уже были заняты чем-то другим.

— Отказались, — сказал Дмитриев. — Так что не светит тебе облагодетельствовать фонд.

— Какой фонд, Макар Иванович?

Пальцы Паши опять быстро забегали по клавиатуре. Даже не видя его, можно было представить дрожащий острый подбородок и полуприкрытые в возбуждении глаза, он всегда так работал, с упоением, рождая зависть.

— Фонд погибших журналистов. Ты же хотел.

— Все равно бы не вышло, — сказал Паша. — Ибрагим сдался федеральным властям. Все-таки я его переубедил. — Щелканье клавиш опять прекратилось. — Макар Иванович, у меня тут потрясающий материал по искусству. — Он повернулся в своем кресле и громко прочел название статьи: — «Медленная смерть в музее. Картина-убийца».

— Чечня тебя больше не интересует?

— Вы же сами велели заняться культурой. Вот я и занялся. Чудесная история. Кто-то вывез мимо таможни холстик, в общем, ничего особенного, масло, семьдесят на пятьдесят, Поленов. Я уточнил, этот Поленов с черт знает каких времен висел в директорском кабинете приборостроительного завода. Директора часто менялись, а Поленов по наследству переходил, как портрет Ленина, — неотъемлемая часть интерьера. Потом у них конверсионный процесс пошел, Ленин так и остался в кабинете, а Поленова вывезли. Продали каким-то шведам. Но те не дураки, вероятно, проверили, в чем дело, разобрались — и в дар на Родину художника. Полгода в запаснике подержали, потом вывесили. Представляете, тридцать рентген в час?! Если бы не японцы, так ведь и висело бы в зале…

— И куда, любопытно, Поленов пошел? — Запищал неприятно внутренний телефон, и Дмитрий Иванович снял трубку: — Слушаю!

— В запасник убрали, идиоты. Он же денег стоит.

— Макар Иванович? — послышался в трубке голос главного. — Зайди ко мне, будь любезен.

Надпись на экране монитора пропала, прозвучал сигнал, и в окошке появился текст. Документ, полученный из Центрального архива Академии медицинских наук, был небольшим, но он требовал внимания.

— Запиши в файл, — попросил Дмитриев, поднимаясь из своего кресла и указывая на экран. — Меня главный что-то вызывает.

В полутьме редакционного коридора Макар Иванович остановился. Было почти тихо вокруг. Плотно закрытые коричневые двери комнат имели хорошую звукоизоляцию. В воздухе висел запах свежего набора, он смешивался с запахом женских духов. Дмитриев потянул за отворот своего пиджака, прислушался, счетчик молчал.

Секретарша ничего не объяснила, только указала тоненьким пальчиком на дверь, это был плохой знак. Когда Дмитриев вошел в обширный кабинет, Михаил Львович не поднялся навстречу из-за своего стола, не протянул руки. Только поднял голову и улыбнулся дежурной улыбкой.

— Вы прочли? — спросил Дмитриев, заметив в полных белых ручках главного редактора листки со своей безумной статьей.

— Прочел! Но не понимаю, зачем это? Или ты считаешь, что вся эта ахинея заслуживает внимания? — Он бросил листки на стол, и они рассыпались по зеленому сукну. — Здесь же нет для читателя никаких фактов. — Главный не кричал, но его ровный доброжелательный голос был хуже крика. — Случаи эвтаназии не доказаны… Ты прости, но, если мы дадим материал о твоем радиоактивном покойнике с якорем на запястье, мы автоматически теряем всякое доверие. Мы все же не «Скандалы»… — И вдруг, резко переменив тему, он спросил, взяв Дмитриева ласково за руку и заглянув в глаза: — Мама-то твоя как? Согласна переехать в Москву? — Дмитриев не ответил, он хорошо знал своего главного редактора и догадался, что у того уже созрел вполне определенный план. — Ну хорошо, извини, — сказал Михаил Львович, отпуская его руку. — Зря я тебя оттуда раньше времени выдернул. Поезжай, если очень нужно. Выпишу тебе командировку. Но только два условия.

— Какие? — спросил Макар Иванович и отвел глаза.

— Командировку я тебе выпишу на три дня, извини, больше не получается, ты мне здесь нужен. Я без тебя, сам понимаешь, как без рук. И возьми с собой Пашу. Мы от него устали. Действительно, пусть проверит случаи эвтаназии в раковом корпусе. Ему понравится. Полетите на самолете.

Вернувшись к себе в кабинет, Дмитриев даже не взглянул на экран монитора. Более всего в своей работе он не терпел волокиты, связанной с заказом билетов и оформлением командировки. Предложили бронь на 20.00. Он посмотрел на часы. Следующий рейс только утром. Не годится. Лететь придется сейчас. Чтобы успеть на регистрацию в аэропорту, нужно выйти из редакции не позже чем через полчаса. Иначе не успеть.

— В Киев опять полетите? — спросил Паша, вынимая из принтера один за другим листочки с распечаткой.

— Вместе полетим! Ты, надеюсь, не против?

— Что-то интересное?

— Главный просил тебя взять, ты их утомил.

Паша скривил кислую рожу и сказал:

— Между прочим, я вывел на принтер ваш файл. Читать будете?

Он положил перед Дмитриевым на стол выплюнутые принтером листки. Распечатки накрыли мутное чеченское фото.