Порнограф - Сергей Валяев

— А что мы имеем? — вмешался Сосо. — Один труп и много убытков.

— Лишите его слова, — потребовал у друзей, — он мешает мне думать.

— Вах, он думает. Только вот чем?..

— Сам такой, — находчиво отвечал я.

После такой неоригинальной пикировки мы обсудили план наших дальнейших действия. Я и Александра разрабатываем версию о том, что банкир Берековский жулик и подлец, а, следовательно, занимается темными делишками, о которых желательно бы знать нам. Для будущей доверительной беседы с директором «Дельта» — банком, широко известному нашему вкладчику своими крупными процентными ставками.

Остальные же начинают проверять на благонадежность господина Лиськина, популярного шоу-бизнесмена, любителя проводить грандиозные эстрадные представления на стадионах страны (для быдла) и в ночных столичных клубах (для рафинированных сексуальных меньшинств).

— А у него алиби, — вспомнил объективный Мойша.

— Алиби только у покойников, — строго заметил и позволил себе развить мысль о том, что впредь никакого доверия. Никому, даже самому себе.

— Ну это ты, брат, зарапортовался, — ответили мои товарищи. — Имей совесть, сукин ты кот. Как жить, если не верить самому себе?

Я повинился, мол, знаете мою слабость говорить красиво, однако убедительная просьба действовать без накладок и, по возможности, удачно. Меня подняли на смех — без накладок, говоришь, да ты, Ёхан Палыч, первый закрутишь такую спираль, что после с ней всем миром не совладать; лучше уж помолчи и подумай о душе, порнограф скверный, из-за которого, кстати, нет никому удобной жизни. На этом мы закончили наши разговоры и трезво пообедали жареной картошечкой с овощным салатом, выпили разжиженного молочка, и поспешили выполнять планы народа по выявлению паразитирующих кровопийцев на его трудовом теле.

Эх, Лопухин, будь проще, слышу голоса, бери «Калаш» и вперед на приступ банковских цитаделей, накромсай гадов кучу. Увы, не могу. Сначала врага надо узнать в лицо, а уже потом… Такова правда жизни, господа. От неё никуда. А правда у нас, как известно, уныла и безрадостна, и похожа на бухгалтерскую отчетность, где дебет сходится с кредитом. Вот никто не хочет заниматься честным расчетом, а все время норовит приукрасить действительность. Этим занимается весь наш современный, извините, истеблишмент: от политиков до деятелей, понимааешь, искусства. Вроде дали право говорить свободно, ан нет — или гордое антарктическое безмолвие, или неприкрытая ложь. А чтобы народ знал, что не так все ху… во в обновленной республике, буквально каждый день проводятся фестивали, презентации и легкие фур-фур-фуршетики. Для общепитовского жора.

О, какой бомонд?! Какие люди?! Какие знакомые и выразительные рожи?! Кто это, граждане? Ах, это наша гребаная (читать слово без двух первых буковок) интеллигенция. Да-да, политика, наука, театр, кино! На любой вкус и выбор, хотя все одном зловонном флаконе «Красная Москва».

На окраинах империи войны, а высокосветская статс-дама, похожая габаритами на боцмана со шхуны «Star», вякает в микрофон о мире. И вся светская параша ей аплодирует, чтобы затем с чувством выполненного долга пожирать паюсную икру и салат, блядь, оливье. В неограниченном количестве. Уверенно считая, что смысл жизни заключается именно в приеме этого дармового харча.

Жрите-жрите, господа, давитесь, услаждайте себя иллюзиями, все равно ваша конечная остановка — выгребная яма вечности. И поэтому прежде, чем загнать в свой пломбированный хавальник кусок территории золотого прииска или нефтегазового месторождений, или лесных угодий, подумайте о своем пищеварительном тракте. Умирать от заворота кишок не страшно. Страшно жить. В постоянном страхе.

А то, что господин Берековский опасался за свою шкуру было заметно невооруженным глазом. За двое суток, которые мы с Александрой посвятили этому субъекту, следя за каждым его шагом, убедили нас: мы на правильном пути. И наши подозрения верны.

Господин Берековский был малый упитанный, небольшого росточка, да неукротимой энергии. Как и все недомерки, он постоянно доказывал миру свою состоятельность. С помощью своего верного друга «Nikon» я отщелкал пленку и мы имели возможность на фото подробно видеть рыль противника. Трапецивидная челюсть была, точно у опереточного щелкунчика, а маленькие глаза блистали злостью, как у взбесившейся цацы — это, напомню, такая порода собак.

— Типичный расхититель социалистической собственности, — заявил Мойша Могилевский, — у такого вырвать кусок будет непросто.

— А мы не ищем легких путей, — отвечал я, и мы с Сашей уезжали продолжать изучения современных нравов, меняя «Победу» на «Вольво» и наоборот, чтобы никто не догадался. Из охраны стоянки огромного монстровидного здания из стекла, бетона и мрамора, простершегося на целый городской квартал. В одном из его этажей и находился офис банка «Дельта» с рабочим кабинетом директора.

На кладбище мы не торопились и поэтому вели аккуратное наружное наблюдение. Господин банкир передвигался по городу на трех автомобилях — на «Мерседесе» и двух джипах с телохранителями. Зрелище было дивным для случайных прохожих: появляется гражданин росточком метр с кепкой, а вокруг него квадратные люди с такими суровыми взглядами, что возникает единственное желание уступить им место на общественном клозете.

Уважал и любил себя господин Берековский, теша себя надеждой, что возможная пуля снайпера первым делом уткнется в его биологических защитников. Умник, он не знал, что, когда цвиркает смерть, то в такой ситуации все равны и даже хранителям его тела хочется жить. Думаю, он прекрасно это понимал, да был вынужден жить по законам времени, когда количество головорезов соответствовало статусу охраняемой ими персоны.

На третий день мы все-таки отправились на кладбище. На своей старушке «Победе». Нет, поначалу мы покатили вслед за чужими авто, рассчитывая, что поездка будет, как и прежде, недолгой и в центре города. Но — проклятье, когда кортеж направился в сторону области, я обнаружил, что бензобак пуст, как и моя беспамятная жопа. По этому поводу Александра заметила, что мне нельзя доверить ровным счетом ничего, даже кормление рыбок пираний.

— А при чем тут пираньи?! — взбеленился, выруливая на станцию техобслуживания, — у меня кот и они его сожрут!..

— Стоп! — закричала девушка, и вовремя: наш танк накатывал на «Вольво», заглатывающей бензиновую порцию.

— Ба! — завопил, узнав редакционную машину и её водителя. — Вася! Какими судьбами?

— О! Ванёк! — он тоже обрадовался, держа «пистолет» у горловины бензобака. — Хороша зверюга, — кивнул на «Победу», заговорщически подмигнув. — Частным извозом промышляешь?

— Вася, это любовь, — отвечал. — А ты какими судьбами?

— Да, на кладбище Кунцевское тяну. Щусь приказал, — пожал плечами. Какого-то депутягу замочили… Ты чего, Ванюха? Во, гулена-шалена!..

Взвизгнув от радости, прыгнул на три вершка; от чувств облазал родного шоферюгу и кинулся платить за нефтепродукт. Как сам не догадался господину Берековскому по статусу полагается присутствовать на похоронах товарища по общему делу. И любви. Вот почему он так был опечален сегодня поутру. Но с букетом алых роз. А мы-то решили, что направляется на день рождения к юному любовнику Ермакову, о котором мы узнали из аналитической справочке, предоставленной нам честным гражданином О. Трахбергом. Ан нет совсем даже наоборот. Ну и хорошо; в том смысле, конечно, что благодаря случаю мы не потеряли объект.

Прибыв к месту горького события, я и моя спутница обнаружили, что депутат пользовался большой любовью и уважением со стороны оставшихся жить коллег и друзей. Стоянка была забита современными колымагами и создавалось впечатление, что мы прибыли на загородный авторынок. Властолюбивая публика в темных костюмах от Валентино тянулась вдоль кирпичной стены к воротам. В глубине кладбищенского парка фальшивил оркестр радио и телевидения. Хлопотали бригады ТВ и как бы независимые журналисты. Многих я знал и многие знали меня. С постными лицами, соответствующим печальному событию, мы приветствовали друг друга.

Я познакомил Александру с журналюгами, известными своими криминальными расследованиями, и это произвело на неё должное впечатление. Более того, меня любовно обхлопывали, как старое стеганное одеяло, извлеченное из комода летним деньком, и спрашивали о делах. Я отвечал, что помаленьку папараццию. Меня не понимали, а после вникали и добродушно посмеивались.

Повстречался мне и Костька Славич, примерный мальчик нашего «потока», мы с ним когда-то дружили и любили пить пиво у памятника первому журналисту России Михайло Ломоносову, потом наши пути-дорожки разошлись. У моего приятеля был папа, занимающий высокий пост в Агенстве печати и новости, куда он и пристроил чадо. На хлебное местечко. С поездками в страны дальнего, как сейчас говорят, зарубежья. А я остался, чтобы быть свидетелем всех наших исторических катаклизмов. Каждому, как говорится, свой гардероб. И что теперь?