Наследник императора - Александр Старшинов

Приск сидел на полу рядом с кроватью и смотрел на неподвижное лицо легата. Никакого чуда в освещении комнатки не было: сквозь косо летящий снег на миг ярко проступил диск Селены.

Приск очнулся от недолгого оцепенения, закрыл одеялом лицо умершего, взял сумку Лонгина, положил туда письмо легата к Траяну, снял с пальца умершего перстень с печатью, подумал и прихватил одно из одеял. Луна спряталась, но за месяцы плена центурион изучил узилище и ориентировался уверенно, как слепец в своей вечной темноте. Собравшись, он надел кроме обычных двух туник еще третью – Лонгину она все равно не понадобится, выбил ножку из своего ложа и высадил одним коротким и точным ударом державшиеся на одном честном слове камни. Прислушался. Если храп в соседней комнатушке и прервался на миг, то тут же возобновился с прежней силой. Даки были уверены, что пленникам попросту некуда бежать, учитывая состояние Лонгина. То, что один из них может уйти за Стикс, им, видимо, в головы не приходило.

Прежде чем нырнуть в окно-лаз, Приск наклонился и, на миг откинув одеяло, прижался губами к остывающему лбу легата. Убив себя, тот не только развязал руки императору, но и даровал Приску шанс на спасение.

Выбравшись наружу, центурион нырнул в снег под окном, обжегся холодом, вынырнул и устремился, как было условлено, вниз по склону. Брехавший всю ночь пес облаял его, но даже не побежал следом, и никто не обратил на брехуна внимания. Лунный свет, едва пробивавшийся сквозь летящий снег, давал возможность видеть лишь на несколько шагов впереди себя – в такую погоду караульные с башни разглядеть беглеца не могли.

Приск пересек дорогу, за несколько часов почти полностью занесенную снегом, пробежал мимо двух домов, миновал плавильные мастерские и остановился у дома, что указал ему Марк.

Скрипнула дверь.

– Сюда… – услышал центурион шепот фабра и заскочил внутрь.

«Как в тенеты», – мелькнула мысль. Но выбора не было.

Единственная комнатка домика слабо освещалась масляной лампой. Вещи, увязанные в две дорожные римские сумки, стояли на скамье на видном месте. На углях кипела в ковшике вода. Марк выставил на стол две глиняные чаши, разлил горячую воду, добавил вина и меда.

– Шагать будем долго, – пояснил. – Главное – не сбиться с дороги. В первые часы нас не поймают: снег заметет следы. Но потом они наверняка отыщут какие-то знаки. Они умеют это делать, как самые настоящие волки.

– Лонгин умер. – Приск взял чашу.

– Знаю. Иначе ты бы не пришел.

– Если выберемся, получишь награду от самого императора.

– Награда… – Марк снисходительно фыркнул, разбрызгивая вино с водой. Потом залпом осушил свою чашу и спросил: – Какой выберешь клинок – прямой римский или кривой фракийский?

– Фракийский.

– Не выбор для легионера. Но мне все равно. Держи! – Он протянул Приску перевязь с фракийским клинком, следом подал кинжал. – А я привык к старому доброму гладиусу.

Надевая перевязь, Приск невольно вздохнул, вспомнив о собственном утраченном оружии. Особенно было жаль посеребренную лорику центуриона – он даже не представлял теперь, как сумеет раздобыть деньги, чтобы восстановить доспех. Вместо нарядной лорики сейчас ему пришлось накинуть на плечи плащ из грубой некрашеной шерсти. Фабр набросил на плечи такой же.

– Три шага пройдешь – снег нас так засыплет, что самый глазастый дак не заметит ни со сторожевой башни, ни со стены.

Он налил горячей воды с вином себе во флягу, потом наполнил флягу Приску и приказал спрятать на груди. Глоток теплого питья может спасти им жизнь в эту ночь.

– Главное – не вздумай лечь. Нет сил – все равно иди, – предупредил Марк.

Марк загасил светильник, и они вышли в ночь и вьюгу.

Тучи ошалело неслись над Сармизегетузой. Ветер гнал их, как обезумевший пастух безропотные стада. Луна то выскакивала из рваного сине-розового покрова, то снова ныряла, слабый ее свет не исчезал до конца – вблизи можно было кое-что различить. Но издалека снег все скрывал – слепил глаза, сек щеки и губы.

Марк шел впереди, Приск за ним вплотную, не отставая.

– Смотрящие только наверху. Стоят через сто шагов, я считал, – шепнул Марк, когда они остановились возле лестницы, ведущей на стену. – Одного придется снять. Тебе придется. Неслышно. Сможешь?

Приск кивнул. Потом понял, что в сумраке Марк не различил его жест, и сказал:

– Смогу.

Он стал карабкаться наверх первым. У лестницы никто не караулил: все-таки не осада, и даже не война. Луна в очередной раз подсветила картинку. Крепостная стена, опоясывавшая Сармизегетузу, была изрядной ширины, как все дакийские стены, только заново восстановленную, южную, сделали много у́же. Зубцы, идущие поверху, были довольно высокие, за каждым вполне мог укрыться лучник. Сейчас эти зубцы венчали пышные шапки снега.

Дак, закутанный в плащ, медленно двигался по тропинке, протоптанной в наметенном снегу. Приск скользнул в сторону и притаился за зубцом. Ледяной ветер тут же пробил до костей, пригвоздив к камню. Справа пропастью обрывалась стена, слева двигался караульный. Вот идущий уже рядом… Дак наконец показался – на плечах маленькие белые сугробы, голова укутана в толстую шерсть капюшона. Добраться до горла будет не так уж просто. Приск метнулся вперед, левой рукой нащупывая горло, правой – ударил в шею. Караульный успел коротко всхрапнуть – но порыв ветра и стоны деревьев на склонах заглушили звук. В следующий миг Приск столкнул тело со стены, следом полетел щит караульного. Центурион двинулся дальше.

– Регал! – окликнул сосед-караульщик исчезнувшего за стеной дака. – Что там у тебя!

– Поскользнулся и упал… – кашляя, отозвался Приск на дакийском диалекте. – Ветер так и толкает вниз…

– Осторожнее… – посоветовал напарник. – Видишь, как Бендис[55] зло пялится сквозь снег – метель три дня будет…

Сам напарник Регала почти не двигался, стоял, прислонившись к зубцу.

Приск тоже остановился, присел. Накинул петлю веревки на выступ, подождал. Позвать или сделать какой-то знак Марку было невозможно. Но тот и сам уже догадался: путь свободен, и очутился рядом. Облепленный снегом фабр был неразличим уже с десяти шагов. Дождавшись, пока луна вновь скроется за тучами, Марк первым соскользнул со стены вниз. Через несколько мгновений Приск к нему присоединился. Веревку на зубце пришлось оставить, лишний след, но об этом некогда было думать. Приску повезло, он сразу отыскал в снегу щит убитого караульного.

– Собираешься тащить с собой? – неодобрительно спросил Марк.

– Легионеру не привыкать…

– Да ты и тысячи шагов не пройдешь по такому снегу со щитом…

– Пройду. А щит пригодится.

Не мешкая, беглецы двинулись в путь. Снежная буря понемногу утихала, но снег все еще шел – невидимая рука вытряхивала из облачного подола пригоршни белого пуха.

Когда даки обнаружат веревку, то сразу поймут, что центурион и его спутник ушли на запад. Но тут и гадать было особо нечего: с востока к крепости примыкала сакральная зона, где, как заметил Приск, жило с полтысячи воинов. Чтобы бежать по северной стене, надо миновать казармы царских телохранителей, к тому же – в этом случае беглецов проще заметить с караульной башни. Спору нет, за крепостной оградой на севере меньше всего жилых террас, но и склон самый крутой. Оставались два пути – на запад и на юг. С юга больше всего жилищ. Марк выбрал западный – как менее населенный, к тому же он знал его лучше прочих. А по такой погоде и снегу – даже тысяча лишних шагов могла стоить жизни. Теперь главное было – добраться до римского лагеря на Бистре, прежде чем беглецов настигнет погоня.

Проводником Марк оказался отменным, он вел Приска, не останавливаясь ни на миг, и центурион даже не пытался запоминать дорогу – в темноте, в сплетении ветвей на крутых и опасных склонах это было делом немыслимым. Приск беспокоился лишь об одном: как не сорваться вниз и не переломать себе ноги.

– Держись ближе ко мне, говори тихо, – посоветовал Марк. – Это только кажется, что в этих горах никто не живет, – от одного поселения до другого не больше римской мили, а зачастую и меньше.

Приск хорошо знал, как обманчиво здешнее безлюдье. Это с другой стороны гор на равнине от одного поселка до другого может быть мили три, а тут варвары возникают неведомо откуда – будто из-под земли выскакивают, а зимой – из-под снега. Пустынность эту создавала привычка здешних жителей селиться на склонах гор в лесу и куда реже – близ ручьев и речек. А римляне обычно передвигались именно по дну долин – так они и проходили мимо друг друга, как будто сквозь.

Ветер дул то в бок, то в спину, предательски забирался колючими лапами под плащ, впивался ледяными когтями в разгоряченное тело. К тому же он то и дело менял направление, с холодным азартом кидал в лицо комья колючего снега, слепя глаза. Метель и холод быстро выпивали силы. Больше всего Приск боялся потерять в снежной круговерти спину идущего впереди Марка – тогда все, конец, заблудится и уснет в этих горах навсегда. А проводник, как будто не замечая ни холода, ни снежной круговерти, упрямо торил дорогу в снегу, так что Приску идти за ним было не в пример легче.